Поэты всегда знали о недостатках рационального мышления и поэтому склонялись к медленным и туманным путям познания. Философы от Спинозы и Лейбница до Мартина Хайдеггера и Сюзанны Лангер писали о мышлении, которое находится за пределами сознания. Любой психотерапевт знает, что бессознательное – это не только источник личных проблем и что в качестве лекарства полезно пересмотреть отношения с бессознательным. Свободные мыслители и адепты различных религиозных учений также подтверждают существование спонтанной трансформации опыта, которая происходит, когда человек максимально принимает объективную тайну, лежащую в основе психической жизни, – и не важно, что это: «Божественное начало всего сущего», о котором говорил Майстер Экхарт, или «Нерожденное» мастера дзен Банкэя. Даже ученые – наиболее талантливые из них – говорят, что корни их гения тоже находятся на том уровне сознания, который контролируется менее всего или не контролируется вовсе, и некоторые из них даже признаются, что иногда им попросту неловко брать на себя личную ответственность за те выводы, которые сами к ним пришли{1}.
Однако только в последнее время ученые начали целенаправленно изучать замедленные, как бы менее осознанные способы познания. Совсем недавно возникла наука о мышлении, или когнитивная наука, объединившая в себе понятия о высшей нервной деятельности, искусственном интеллекте и включившая знания философии и экспериментальной психологии. Она демонстрирует, что бессознательная часть человеческого разума может успешно выполнить ряд нестандартных, интересных и важных задач, если дать ей на это время. Эта часть мышления способна распознать разные грани тонких и деликатных проблем, которые сфера сознательного даже не видит. Она способна помочь разобраться в ситуациях, которые слишком сложно анализировать. Она может основательно разобраться в проблемах, в которых целенаправленный поиск не увенчается успехом. Сфера бессознательного поможет найти смысл как в поэзии и искусстве, так и в отношениях, где что-то невозможно выразить словами.
Когда я начал писать эту книгу, одной из главных задач было продемонстрировать интересное исследование широкой публике, дать ей повод хорошенько задуматься о повседневном подходе к работе мозга. Подобные исследования, основанные на опыте, не просто интересны – они очень важны. Я собираюсь не только доказать всем, что медленный способ познания существует и приносит пользу, но и привлечь внимание к тому, что в нашей культуре его недооценивают или даже игнорируют. К такому способу познавать мир мы зачастую относимся как к второстепенному занятию или вовсе считаем некой блажью, тем самым лишая себя возможности использовать важный и необходимый психологический ресурс. Разум западного человека, наподобие компьютера, привык к одному-единственному способу мышления, который рассматривается как базовый. Это р-состояние, состояние рассудка или размышления. (Собственно, его вполне можно было бы переименовать в б-состояние, то есть базовое.)
Западное общество в целом, как и отдельные его представители, давно перестало ценить способность созерцать, продуктивным считается только активное, целенаправленное размышление. Если вы сидите в офисе или классе, уставившись на стену или рассеянно глядя в окно, значит, вы ничем не заняты. При этом многие, кем в нашем обществе принято восхищаться, кого мы считаем выдающимися людьми, проводили большую часть времени, не делая ничего. Говорят, что Эйнштейна часто видели сидящим в своем кабинете в Принстоне и глядящим в пространство. Далай-лама медитирует по несколько часов в день. Даже знаменитый образец проницательности (я имею в виду Шерлока Холмса), по словам автора, часто впадал в медитативное состояние «с мечтательным, отсутствующим выражением в глазах».
Есть несколько причин, почему люди перестали пользоваться медленным познанием. Отчасти это произошло, потому что изменилось отношение ко времени, его восприятие. В Европе до XVII века такой расслабленный подход к процессу мышления был намного более распространен, чем сейчас. При этом в других культурах он по-прежнему актуален. Например, у народа маори сход племени на мараэ[3] может длиться несколько дней, чтобы у всех было время вникнуть в суть проблемы, высказаться и прийти к согласию. Однако сейчас не принято считать, что времени полно, и в разных частях земного шара эта идея считается до смешного старомодной и даже эгоистичной.
Хелена Норберг-Ходж, антрополог из Швеции, провела исследование и показала, как западная культура повлияла на скорость жизни в традиционном обществе, взяв за пример индийскую провинцию Ладакх{2}. Еще десять лет назад[4] свадьбу в Ладакхе отмечали две недели. Но привнесенные изменения, позволяющие экономить силы, изменили уклад жизни. В хозяйстве появились плуг, новые виды злаков и домашнего скота, например молочные коровы. Плуг помогает быстрее обрабатывать землю. Коровы по сравнению с яками дают намного больше молока, чем нужно одной семье. Появился излишек, который можно пустить на сыр или продать. В том, чтобы как-то облегчать жизнь, нет ничего плохого, равно как и в том, что люди стали немного богаче. К сожалению, такая помощь изменила у жителей Ладакха понятие о времени. Они начали воспринимать его как ресурс, которого всегда не хватает. Вместо того чтобы пользоваться плугом, получать больше молока и тем самым увеличить свободное время, они на самом деле сократили его. Сегодня у людей гораздо больше дел, чем было раньше: мы создаем материальные блага, считаем, что экономим время, а на самом деле трясемся над каждой минутой. Сейчас свадьбу в Ладакхе празднуют один день, как и обычную английскую свадьбу. Согласно западному мировоззрению, время стало ценным ресурсом, и неизбежным последствием такого восприятия оказалось стремление думать быстрее, чтобы безотлагательно принимать решения и осуществлять задуманное.
Частично отказ от идеи медленного мышления связан с явлением, которое американский общественный деятель Нил Постман называл технополией. Существует распространенное мнение, что можно найти решение любой проблемы. И находится оно зачастую благодаря научно-техническому прогрессу. А прогресс, в свою очередь, достигается благодаря четкому, осознанному и целенаправленному обдумыванию задачи; и чем скорее она решится, тем лучше. Итак, теперь даже жители Ладакха разделяют нашу веру в то, что время – это враг, которого можно победить с помощью прогресса.
Постман считал, что технополия основана на следующих идеях:
1) – главная, если не единственная, цель, ради которой человек работает и думает, – это высокая продуктивность;
2) – формальные вычисления во всех отношениях стоят выше человеческих суждений;
3) – на самом деле суждениям нельзя доверять, потому что они слишком небрежны, двусмысленны и совершенно зря запутаны;
4) – субъективность – это преграда на пути ясных рассуждений;
5) – то, что нельзя измерить, либо не существует, либо не представляет ценности;
6) – нами управляют и нас контролируют «специалисты»{3}.
В таком обществе большие затраты времени на поиски ответа на вопрос оправданны только в том случае, если в итоге мы приходим к четкому решению задачи. Тратить время на обдумывание вопроса, который может натолкнуть на другие, более глубокие проблемы, считается неэффективным, эгоистичным или даже порочным.
Похоже, что в современном «западном» обществе (которое сейчас уже распространилось по всему земному шару) мы создали внутренний, психологический культ скорости, стресса и стопроцентного контроля, что отражает внешний культ точности и продуктивности, утратив, таким образом, способность созерцать и думать медленно. Люди спешат узнавать, находить ответы, планировать и решать. Нам незамедлительно нужны объяснения: так называемые теории всего – от решения проблем в семье до причины происхождения вселенной. Нам нужно больше данных, больше идей, причем как можно быстрее; и хотя мы этого и не осознаем в достаточной степени, нам нужен четкий ответ на вопрос «Что делать?».
