— Сыграем? — предложил Фрэнк. На столе перед ним были разложены карты. — Одному неинтересно.

Посреди нашей первой игры (я проиграла) Фрэнк спросил:

— Извините… Можно узнать — вы ведь мама из рекламы «Бэби Ботс», правда? Я вас по телику видел.

— Это я. Только ребенок не мой.

— В смысле — вы ничья не мама?

— Нет, — рассмеялась я. — Это все понарошку.

Мы еще раз сыграли, я опять проиграла, заказала кофе с булочкой и снова проиграла. А тут и отец Фрэнка закончил разговор.

— Вы за нами шпионите? — На этот раз он улыбнулся по-настоящему.

Этот гигант на «привет» не разменивался, но он был симпатичный, и глаза у него так и сияли — особенно когда наконец принесли их заказ. Фрэнк завтракал молочным коктейлем и вафлями с кленовым сиропом, а его отец — всем, что «У Тома» на кухне нашлось жареного, плюс черный кофе.

— Диета, как всегда, начнется завтра, — вздохнул он, пристраивая салфетку на коленях.

Кажется, он собирался поговорить со мной, но телефон снова зазвонил. Отец Фрэнка жевал с телефоном у уха.

А его сын смотрел на меня, вскинув брови.

— Мы почти каждый день после школы здесь перекусываем, потому что наша автобусная остановка рядом. — Он с шумом тянул через трубочку остатки коктейля.

— Еще хочешь?

— В другой раз, а то уже целый обед будет. Между прочим, автобус номер пятьдесят два.

Фрэнк определенно подсказывал мне, где и когда можно на них снова натолкнуться. А я не возражала. Его отец не мог не понравиться, и я едва не заказала вторую булочку, чтобы задержаться, но вовремя одумалась. Он ради меня даже телефонный разговор не прекратил, о каком интересе может идти речь?

— Ну, пока, — попрощалась я с Фрэнком, поднялась из-за стола и посмотрела на его отца. Тот виновато пожал плечами.

— Может, еще увидимся? — сказал Фрэнк.

При виде этого чудного ребенка невольно возникал вопрос, в каком возрасте мальчишеский энтузиазм сменяется безразличием.

— Надеюсь. Буду тебя выглядывать.

Я смотрела только на Фрэнка. Не хватало еще обещать мужчине, которому я не интересна, что буду его выглядывать. Я пошла к выходу, но у двери все же не справилась с собой и обернулась. Отец Фрэнка закрыл телефон и получил хороший пинок по ногам.

— Ты даже не попрощался, пап! — отчитал его сын.

После этого странного завтрака я ехала на верхнем этаже автобуса, думала о Фрэнке и о том, насколько он мне понравился. А отец? В магазине игрушек — очень понравился, но там он не висел на телефоне. С телефоном у него явные проблемы. И с едой. Кто вообще в наше время ест кровяную колбасу? Тренировки ему не помешают, да и диета… Я вздрогнула, сообразив, что строю планы на человека, которого совершенно не знаю. Сделав глубокий вдох, сосредоточилась на том, чтобы принять жизнь и всех окружающих такими, как есть. Всех — включая и себя, вместе со своим стремлением к совершенству.

Недалеко от Гайд-парка автобус затормозил на перекрестке. Я вытянула шею: Парк-лейн впереди стояла, и оставалось только надеяться, что пробка ненадолго. К часу дня меня ждал фотограф на съемку для рекламы мобильного телефона. Эта мысль вернула меня к отцу Фрэнка. Пока он говорил по мобильнику, я заметила, какие сильные у него руки и как мило вьются волоски на запястьях. Я думала об отце целых три остановки, а потом переключилась на сына. Интересно, где его мать. Быть может, родители разошлись, а то и развелись официально. Ничто с такой легкостью не убивает новые отношения, как прежние, не до конца завершенные, — и я все гадала, женат отец Фрэнка, одинок или с кем-нибудь встречается. Жизнь научила меня остерегаться мужчин, которые цепляются за прошлое, обгладывая косточки, а потом и скелет повсюду таскают за собой. За столиком в кафе отец Фрэнка почти не обращал на меня внимания. Скорее всего, у него есть женщина. Возможно даже, мать Фрэнка — наилучший вариант. Но нет, поведение Фрэнка заставляло усомниться в существовании матери: ребенок явно искал мать во мне. Да я и понравилась ему из-за рекламы; он думал, что у меня есть ребенок.

Хорошо, допустим, матери нет, — но это вовсе не значит, что отец Фрэнка не связан с женщиной, недостижимость которой превращает ее в идеал. Сам он достаточно оригинален, чтобы заполнить собой грезы любой женщины, но в нем чувствуется прямота. Не исключено, что он отец-одиночка с постоянной подружкой, которую навещает дважды в неделю. Я была не прочь удовлетворить любопытство и благодаря информации Фрэнка получила такой шанс. Можно заглянуть в кафе в понедельник, завести разговор…

Мои мысли прервал телефонный звонок. На экране высветилось: «Нет номера».

— Алло?

— Это я.

От звуков этого голоса у меня застучало в висках и кровь прилила к щекам.

— Да… — выдохнула я, поражаясь власти, которую надо мной до сих пор имел Миллиардер.

— Я сегодня вечером в Лондоне.

— Да…

— Поужинаешь со мной?

Ответ мог быть только один — «нет», но я колебалась, в глубине души мечтая вернуться в жизнь Миллиардера хотя бы на одну роскошную ночь. Мне хотелось, чтобы он оценил мои успехи. Чтобы он гордился мной.

— Итак? Вечером «У Аннабель»? Я за тобой заезжаю?

Этот клуб давно перестал внушать мне благоговейный ужас. И платье превосходное ждало подходящего случая. Как это романтично — отправиться туда с Миллиардером, словно мы только что познакомились… Я представляла, как увижу его после долгой разлуки, а мой голос уже произносил:

— Извини. Я бы с удовольствием, но сегодняшний вечер занят.

— Что ж. Как-нибудь в другой раз. — И после вежливого прощания он отключился.

Желание сбежать от реальности, как прежде, накрыло меня с головой. Но я устояла. Я была в автобусе и ехала на встречу с фотографом. Я не предала свою собственную жизнь.

Нужный адрес я нашла с опозданием на четверть часа, в панике нажала звонок — и глазам не поверила, когда дверь открыл отец Фрэнка.

— Я был прав. Вы за нами шпионите, — сказал он.

— У меня договоренность с Гэвином. — Я боялась взглянуть ему в лицо.

— Гэв не успевает — какие-то дела задержали.

— А кто будет снимать?

— Я. Если не возражаете. В любом случае, это только проба.

— Да, конечно. Как скажете, — отозвалась я рассеянно, если не холодно. Кажется, я боялась, что он прочтет мои мысли. Или же до сих пор страдала из-за отказа Миллиардеру.

— Как скажете? И что это значит, позвольте узнать?

Я опустила на пол свою сумку и вынуждена была встретиться взглядом с отцом Фрэнка.

— Это значит — я рада, что снимать меня будете именно вы. Если, конечно, вы действительно фотограф.

Довольно жалкая попытка флирта, но по крайней мере мы оба улыбнулись. Лишь теперь я смогла оглядеться: он провел меня в подобие кухни с фотографией Фрэнка на стене.

— Вы здесь живете?

— Да. Гэв — мой приятель. Он снимает студию, но все мы живем здесь.

Все? Кто это — все? Он с Фрэнком? Или с Гэвином? Мне вдруг так захотелось, чтобы у него не было женщины — и мужчины, если уж на то пошло.

— Кто живет? — поинтересовалась я по возможности небрежнее.

— Мы с Фрэнком.

Вздох облегчения я поспешила замаскировать очередным вопросом:

— Сколько Фрэнку лет?

— Десять. А у вас есть дети?

— Нет. Я живу одна.

Он усадил меня на стул, начал возиться с освещением. Наконец, опустившись на колено, взглянул в объектив.

— И давно одна живете?

— Слишком давно.

— Эй, выше нос! Готовы?

— Как вам кажется?

— По-моему, готовы.

— Значит, готова.

— Три, два, один. — Щелчок, жужжание аппарата — и сексуальный смешок фотографа. — «Поспешишь — людей насмешишь»; «Лучше поздно, чем никогда». А я так предпочитаю другую поговорку: «Или сейчас — или никогда». Хотя изредка не возражал бы против одиночества.

— И все же жить с тем, кого любишь, куда лучше.

Я замолчала: он поправлял мне воротничок блузки, и от прикосновения его пальцев к шее меня будто током пронизало.

— Любовь — религия двадцать первого века. В нее теперь все верят. — Он поменял свет.