— Лена, — поддержала мужа Валя Тарасова, — при чем здесь одежда?! Костя совсем о другом говорит. О том, что у них другая жизнь, волчьи законы. У них же в фильме ни одного положительного героя: или продажные, или бандиты, или пьяницы, или педики, прости господи! Откуда все это?!
— Откуда, откуда… Отсюда! Вы что же, антисоветчики, успели поверить, что из вас «нового человека» сделали?! — снова взял слово Николай. — Вы про рыбную мафию не слышали?! Или в советской торговле взяток не берут?! Или воры и бандиты перевелись?! Это все — бывшие советские люди, мы с вами! Кстати, звучит как тост. Давайте-ка за нас с вами, за советских людей, выпьем.
Предложение поддержали, налили по полной и выпили. Леночка поперхнулась, закашлялась и вдруг стала плакать.
— Ленусь, что случилось? — обняла ее Лариса.
— Я посчитала, сколько мне будет лет, когда эти-и-и… Я буду старая! Вся жизнь пройдет, пока долбаный социализм закончится! А я сейчас хочу, пока молодая, и за границу, и машину, и шубу, и все-е-е-е…
— Лаборантке больше не наливать, — скомандовала Вера Сергеевна, — а вы, Николай, исправляйте ситуацию. Вы нас всех в траур вогнали, вы и веселите, праздник как-никак на дворе!
— Николай, — обратился к нему Константин, — мне в фильме несколько песен понравилось. Возможно как-то ускоренно перемотать фильм до них, я бы переписал?..
— Идея!!! — просиял Николай. — Праздник, говорите? В 2000-е модно проводить дискотеки 80-х, где крутят старую музыку. А мы сейчас, в 80-х, устроим дискотеку 2000-х! Константин, ставь свою кассету на запись. У меня отличная подборка русского рока и попсы. С комсомольской юности не вел дискотек. Эх, тряхну стариной! Так, пока я составляю плэй-лист, быстро все закуски на кухню, стол убирайте, напитки и рюмки на стенку.
— Пока ты что будешь делать? — попытался уточнить услышанное Тарасов.
— Не важно. Ставь кассету и освобождай место для танцев, будет жарко! Свет гаси, оставь в коридоре и спальне.
— Есть цветомузыка…
— Отлично!
Минут через пятнадцать все было готово.
— Ну что, аборигены, готовы?! Поехали! Для начала задохнемся от нежности вместе с Земфирой…
Грянула музыка. Вера Сергеевна и Леночка первыми присоединились к пританцовывающему Николаю…
Дискотека удалась. И хотя рок и поп-музыка в 80-е уже давно существовали, аборигены, как назвал их Николай, впали в счастливый танцевальный транс. Им было все в новинку: качество звучания, насыщенный звук, непривычные аранжировки, незнакомые имена и голоса, неожиданные тексты и, конечно, русский язык. Модное и продвинутое непривычно было только по-русски! Музыкальные пристрастия Николая формировались примерно в одно время с остальными танцорами, поэтому его подборка легла на душу всем. Благодаря музыке молодые люди совсем растеряли свою «советскую» скованность: пели, кричали, свистели так же лихо, как это будут делать через четверть века их ровесники. Чемпионом вечера по числу повторов стал Валерий Меладзе. Николай в шутку анонсировал посвящение Вере Сергеевне песни «Салют, Вера!» и вдруг почувствовал, как незатейливый текст шлягера царапает сердце: мы можем быть только на расстоянии… Песню ставили раз пять.
* * *
Наступила ночь. Соседи уже несколько раз стучали в стены, пол и потолок. Музыку приглушили и перешли на медленные танцы. Николай, как свободный игрок, танцевал по очереди то с Татьяной, то с Леночкой, но чаще с Верой Сергеевной. Каждое прикосновение к ее стройному стану вызывало в Николае остро-сладкое томление… Он поймал себя на использовании высокого штиля в мысленном описании Веры Сергеевны и своих состояний. Во время очередного танца Вера Сергеевна, глядя ему глубоко в глаза, уже подернутые дымкой взаимной очарованности, сказала:
— Какие у вас мощные плечи… и руки. Так надежно за них держаться…
Он даже не подозревал, что такой силы восторг может обрушиться на него! Маленький щеночек, которым он стал пару часов назад, завертел хвостиком быстрее, чем вентилятор лопастями. И конечно же убеленный сединами подросток не придумал ничего остроумнее, чем заявить, что «у него все такое же мощное, а держаться за это все еще надежней». Во всех иных отношениях он счел бы такую реакцию вполне удачной, но сейчас он испугался, что его сочтут пошлым и неумным. Его смущение рассмешило Веру Сергеевну, но, сделавшись серьезной, она ответила:
— Даже не сомневаюсь… — и крепче прижалась к Николаю.
Ближе к двум часам гости стали сворачиваться. Захмелевшей Леночке до Косино было явно не доехать, ее оставили у Тарасовых. Малюты пошли домой, на соседнюю улицу, пешком. Дальше всех — на Октябрьское поле — было Вере Сергеевне, поэтому Николай предложил ехать с ними через Ордынку, где они с Татьяной выйдут, а Володя довезет ее до дома. В машине Николай сел рядом с водителем, а дамы расположились сзади. Николай с отчаянием понимал, что это неправильно, что нужно сесть рядом с Верой, оставить Татьяну на Ордынке, а самому ехать дальше — без разрешения брать свое… Но им овладели робость и смущение (а он-то думал, они давно забыты)… В салоне автомобиля витала неловкость.
У дома он помог Татьяне выйти из машины и, заглянув в салон, вымучил формальность о приятном знакомстве и хорошем вечере. Попрощался. Теперь нужно было решить: захлопнуть дверь или сесть на сиденье рядом… Николай мучительно тянул паузу и наконец ляпнул:
— Вы не против, если я вам позвоню?
— Звоните, — сухо ответила Вера Сергеевна и отвернулась.
* * *
— Ну ты дурак! — возмущалась Татьяна, пока они поднимались в квартиру. — Ты зачем ее отпустил?! Ты что, ничего не видишь?! Сам ведь тоже запал — за километр видно! Коля, объясни, что с тобой?!!!
— Не знаю! Я как в ступоре: знаю, как должен поступить, но не могу. Боюсь.
— Чего?! Ты же видел, что она ждет твоих ухаживаний. Ну, нормально! Познакомила подругу с олухом! Думала, вот хоть один нормальный мужик, а мужик оказался ни рыба ни мясо…
— Тань, дай номер ее мобильного. Ах да… Домашний у нее есть?
— Есть, только она дома будет через полчаса, не раньше.
Он понимал, что это бессмысленно, но позвонил Вере, как только вошел в квартиру. Долго ждал ответа. Повесил трубку. Снова набрал номер. Снова слушал гудки… Одетый он стоял в коридоре у телефона и трепетно ждал ее голос. Прозвучали уже тысячи гудков, когда на том конце Вера Сергеевна ответила: «Алло».
— Это Николай…
— Слушаю.
— Вера, я хочу вас увидеть…
— Вам что-то мешает это сделать?
— Мне? Нет… Я… Я еду!
В лихорадке, сделав множество лишних движений, мечась по квартире, он нашел листок бумаги и ручку, дрожащим почерком записал адрес и вылетел из квартиры.
— Как маленький, ей-богу! — напутствовала его Татьяна, с улыбкой запирая дверь.
* * *
Поймать такси в Москве 1983 года в три часа ночи — тема отдельного рассказа. Тем не менее уже около 4-х Николай отрывисто позвонил в дверь. Вера открыла, Николай вошел. Она была одета по-прежнему, курила. Она была заметно взволнована. Она его ждала.
— Вера, я… — начал Николай и, замолчав, взял ее лицо в ладони и поцеловал. Она обвила его руками и начался полет… или свободное парение… Николай чувствовал себя пушинкой, которую мощный ураган поднял с земли, закинул ввысь, бросил оттуда на землю, протащил по земле, опять поднял, закружил в вышине, прижал к высокой стене, дал сползти, снова поднял и так без конца. Но пушинка была не одна. Она была не одинока. Ураган бушевал не только снаружи, гораздо более — внутри обоих, и для обоих это был один и тот же ураган, и оба это чувствовали.
Наконец это чудо случилось с ним! Оно было ярче и сильнее даже чуда перемещения во времени, оно было важнее всего, что было с ним раньше. Его счастье было так велико, что включило в себя все: и злость на неуловимые такси, и нервную дрожь ожидания конца дороги, и страстное желание ее тела, и нежное касание ее души. Ее лицо, ее голос, ее тепло стали его неутоляемым желанием, горячо осязая ее плоть, он ощущал чистоту и неприкосновенность идеала…