После всего пережитого пребывание в клубе Петр запомнил весьма приблизительно. Туман табака и новой жизни, сваи клубных ритмов, забиваемые глубоко в мозг, мысли, разведенные в алкогольном коктейле… Петр спрятался за бортом барной стойки, боясь, что его смоет в шторм клубной вечеринки, но спасательные рюмки не опускали на дно забытья, а лишь добавляли мути в муторную трезвость. Он бессильно улыбался другу, когда теперь уже Николай стал подводить к нему разных девиц. Николай утверждал, что проводит кастинг, а Петр был не в силах даже спросить, что это значит? Но, несмотря на все, он не мог не заметить, что секс и эротика — лучшие подруги и верные советчицы местных представительниц прекрасного пола. Такой стиль приятно тревожил его, хоть он и пытался убедить себя, что это не так. Немного смущал стиль «товар лицом», хотя было очевидно: здесь это в порядке вещей.

Может ли ангел быть сексуальным? Может. Часов около трех Николай привел к Петру двух таких — инь-ян, блондинку-брюнетку — и сказал:

— Все, берем этих и едем ко мне, — так, как будто речь шла о чем-то неодушевленном.

Ангелочков фраза ничуть не смутила. Зато Петр залепетал, сглаживая пассаж друга:

— Девушки, мой друг хотел сказать, что приглашает вас… например…

— Супер, — подхватила блондинка, — поехали ужинать!

— Ну, спасибо, браток, — укорил Петра бывший заворг, пока девушки посещали дамскую комнату, — выставил меня еще и на спонсирование ужина. Так бы через полчаса уже делом занялись, а из-за тебя еще и часа два, и тысяч десять впустую потратим.

— Неудобно же, ты так о них говорил, прямо как о товаре, как о тех, Толиных…

— Ну, а есть разница?

— Раньше ты не был таким циничным.

— Поживешь с мое в нашем долбанном светлом будущем, посмотрю, каким ты станешь?

Около семи утра Николай выставил девушек за дверь. Дав фальшивое обещание позвонить, Петр вернулся в кабинет к разложенному дивану, поправил смятую постель и лег спать. Но сон не шел, хотя Петр был совершенно измотан. Казалось, пропущенные им 26 лет пришлось пережить за несколько часов в режиме ускоренной перемотки. Предыдущая жизнь представилась никчемной и конченой, а дальнейшая ее перспектива простиралась только до предстоящего завтрака. Спасибо тебе, Баба, вот уж напугала так напугала!

Какая-то мысль скользнула краем сознания и скрылась. Петр попытался уцепиться за ее хвост, но не успел. Его думы вернулись к пережитому несколько часов назад.

За ночным ужином Петр с новой силой почувствовал, насколько этот мир чужд ему. Ресторанная жизнь в его время отличалась от теперешней как камера предварительного заключения от номера в Метрополе: отсутствие швейцара, берущего мзду за вход, вежливое и быстрое обслуживание, меню, обширное как советская книга о вкусной и здоровой пище и все в том же духе. Названия большей части блюд были Петру незнакомы, поэтому он, не забывая обращаться к официанту привычным словом «товарищ», что жутко веселило его компаньона, тщательно выяснял содержание, а главное — наличие блюд. К его удивлению, оказалось, что даже ночью все можно заказать.

Николай же все время развлекал девушек разговором, они смеялись, а Петр с трудом пытался вникнуть в суть беседы. Он поймал себя на мысли, что почти не понимает не только многих слов, но и предметов общения. Он не понимал, о чем говорят на его родном языке, а ведь времени прошло — всего ничего! Девушки постоянно кому-то звонили, кто-то звонил им, шел активный обмен письменными сообщениями. Казалось, у них разгар рабочего дня. Но все эти разговоры ни о чем, эти телефонные «приветики, ОКи, чмоки-чмоки» напомнили Петру слова из другой жизни, точнее из книги: «чушики, чушики». «Боже мой, — похолодело его сердце, — это же „Хищные вещи века“, это же здесь, со мной…»

Однако и ему захотелось принять участие в общении, он спросил, чем девушки занимаются. Выяснилось, что они «учатся в универе на вечернем и работают менеджерами в одной крутой фирме».

— Менеджерами? А что это значит? — озадачило Петра очередное малознакомое слово.

— По-русски это будет приказчик или столоначальник, — подоспел с переводом Николай, — сейчас, дружище, наша экономика и почти вся наша жизнь протекают в адаптированном переводе с американского английского. Раньше была секретарь в приемной, теперь — офис-менеджер; раньше разнорабочий в торговом зале раскладывал товар по полкам, теперь это — мерчендайзер; раньше был командир штаба ударной комсомольской стройки, теперь — менеджер проекта… Нужно написать тебе краткий советско-российский толковый словарь, иначе перестанешь меня понимать.

— Слушай, такое впечатление, что мы находимся под их оккупацией: цены в долларах, речь наполовину их, фильмы американские, телевидение американское, музыка американская… Они нас силой захватывали или мы сами сдались?

— Сами, конечно. Зачем нас захватывать, если вместо «ветра в лицо» и «вновь продолжается бой» они предложили нам «брать от жизни все». Мы спросили, где брать? Они говорят: у нас, у нас все есть. Мы и стали брать все. Вкусно, сытно, красиво, удобно…

— Мальчики, — напомнил о себе один из ангелов, — может, мы пойдем? Вы, похоже, справляетесь без нас.

Дома девушки тут же попросились в душ. Пока они его принимали вдвоем, Николай распределил, кто кому, и пары разошлись по комнатам. Петру эта ситуация была непривычной: никаких танцев в темноте, жарких поцелуев по углам дивана, никакой борьбы с руками, пробирающимися к застежке бюстгальтера, никаких вопросов «может, не надо?» и заявлений «уже поздно, мне нужно домой»…

Все по-деловому, ясно и честно: ты — моя женщина, я — твой мужчина. Такого гладко эпилированного тела, такого качественного по технике секса у Петра раньше не было, но что-то его смущало.

Он вспомнил своих лохматых комсомолок. В их страсти и страхах, стонах и смехе почти всегда был намек на возможность любви, а с сегодняшней гладкой девушкой она в принципе не подразумевалась. По сути, они занимался эротической физкультурой, где слово «любовь» так же неуместно, как татуировка с профилем Сталина на плече английской королевы. Так ему казалось. Может быть, он просто устал или еще не привык к новому миру и его нравам?

В конце концов Петр заснул.

Часов в 11 утра Николай растолкал Петра, предупредив, что ждет на кухне.

Николай держался серьезнее и суровее, чем накануне. После того как Петр взбодрился чашкой кофе, его друг начал разговор:

— Петя, хочу поговорить о твоем будущем. Ты уже думал, как будешь жить дальше?

— Думал, но пока никаких идей.

— В таком случае у меня есть предложение. Сегодня в ночь я уезжаю, предлагаю тебе ехать со мной. Решать нужно прямо сейчас.

— Куда едешь?

— Кто меньше знает, тот не только крепче спит, но и дольше живет.

— Почему так загадочно, не доверяешь?

— Доверяю, поэтому и зову с собой. Просто некоторые могут так спросить, что не сможешь не ответить. Абреки-коллекторы, например.

— Постой, ведь ты им обещал что-то на понедельник.

— Именно поэтому мне и нужно уезжать сегодня.

— Сбегаешь?!

— Молодец, догадался.

— А куда?

— Повторяю: меньше знаешь, тебе же спокойнее. К вечеру привезут документы, я еще вчера договорился, будешь гражданином нэзалэжной Украины, сразу и отчалим. Ты же сейчас как Паниковский — человек без паспорта.

— Точно, паспорт у меня всегда дома лежит…

— А хоть бы и с тобой был, все равно он давно недействительный.

— Коль, вообще-то я хотел к своим поехать, Васю увидеть, Таню. С Васей бы я наверняка сумел подружиться, хотя, получается, он теперь старше меня…

— Он не старше тебя, Петя, — сказал Николай таким голосом, что сердце Петра ухнуло в бездну. В ту бездну, где все черно и ничего уже не исправишь.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Вчера я не решился, но сегодня обязан…