При тусклом свете с трудом можно было разглядеть группу орудий, расположенных в два ряда у восточной стены. Орудия верхнего ряда по внешнему виду мало чем отличались от крупнокалиберных станковых пулеметов. В нижнем ряду стояли орудия, похожие на пушки корпусной артиллерии. Щитки со спусковыми механизмами орудий и прицельные приспособления соединялись электрическими проводами с фотоэлементами, установленными в небольших амбразурах. По всей вероятности, фотоэлементы находились и еще где-то вне самой башни, так как Гроздев вскоре обнаружил провода, идущие к орудиям сквозь щели бронированных щитов.

Привыкнув к полумраку башни, инженер заметил лесенку, которая вела на второй этаж. Осторожно поднявшись по ней, Михаил увидел наверху человека в мундире немецкого офицера. Судя по нашивкам, это был лейтенант. Он сидел в вращающемся кресле под группой зенитных орудий. В руках у него была газета, которую он читал с видимым интересом.

— Серьезно, мне это нравится, Людвиг! — вдруг громко воскликнул он.

— Что там такое? — спросил хриплый, заспанный голос.

— Фюрер отказывается от союзничества Польши и объявляет ее территорию законной территорией Великой Германии. Что ты на это скажешь, Людвиг?

Тот, кого лейтенант называл Людвигом, оглушительно расхохотался.

Гроздев осторожно спустился с лестницы, но, выходя из башни, слегка задел ручку входной двери. Тотчас же раздался пронзительный звон, и, едва успел Михаил отскочить в сторону, как сверху спустилась тяжелая металлическая решетка, которая преградила вход в башню.

Инженер бросился на землю. По железной лесенке застучали сапоги, и у решетки показался лейтенант, читавший газету; из бетонированного здания выскочили три рослых офицера с ружьями.

Гроздев пополз к соседней башне и спрятался за щитом.

Лейтенант, ругаясь, поднял решетку.

— Что тут у вас такое? — спросили офицеры.

— Решетка сорвалась, — ответил лейтенант.

— Сама не могла сорваться, очевидно, кто-то нажал рычаг замка.

— Уверяю вас, господа, что сама сорвалась, был уже такой случай. Да ведь и не видно никого, кто бы мог дотронуться до замка.

Офицеры осмотрели кусты вблизи башни и ушли.

«Нужно быть поосторожнее», подумал Михаил и, забравшись в густой кустарник, стал настраивать свой ультраприемник. Минут через пять он связался с Бахтадзе. Посланная радиограмма была лаконична:

Мимо прошли два офицера. Один из них бросил в кусты недокуренную папиросу, она больно обожгла плечо Михаила. Наблюдая за офицерами, Гроздев заметил, что они через замаскированный вход спустились под землю.

Кругом никого не было. Михаил подполз к подземному входу и заглянул вниз. Освещенная электрическим светом, массивная бетонированная лестница почти отвесно шла на глубину десяти-двенадцати метров. Михаил быстро спустился по лестнице и, прислушиваясь, пошел вдоль длинного, слабо освещенного коридора. За одной из дверей раздавались громкие голоса. Гроздев заглянул в щель двери.

В наполненной дымом комнате за длинным столом сидело человек десять офицеров. Они что-то ели из алюминиевых солдатских мисок. Высокий рыжий майор говорил возбужденно:

— Знаете ли вы, что такое Советская Украина, господа? Украина — это страна изобилия, честное слово! Памятна мне украинская пшеница еще с 1918 года. Я тогда служил лейтенантом в штабе полковника Пеггендорфа, нынешнего командующего особым корпусом. Видел кто-нибудь из вас, господа, картинную галлерею нашего генерала? Ну, так знайте, что вывез он ее из Украины, не затратив на приобретение картин ни одной марки.

— Что картины, господин майор! — засмеялся толстяк с нашивками капитана. — Говорят, что на Украине есть шикарные девушки. В них я больше понимаю толк, чем в картинах. Впрочем, господа, с практической стороны меня больше всего интересуют не девушки, а сахар. От своего отца, сахарозаводчика, я знаю о высоких качествах украинского сахара.

Гроздев направился к следующей двери. Она была чуть приоткрыта. В комнате на походных кроватях лежали два молоденьких лейтенанта. Один читал вслух патриотические стихи, другой молча курил, ежеминутно сплевывая на пол.

Две соседние двери были плотно закрыты. В конце коридора была прибита медная дощечка с надписью:

Нагнувшись, Михаил заглянул в замочную скважину. В штабе стояло несколько столов. За одним из них сидел полковник с длинными седыми усами и нервно перелистывал какую-то папку.

Позади Гроздева раздался шум. Скрипела лестница под тяжестью чьего-то тела. Михаил спрятался в темную нишу стены. С лестницы спустился тучный, высокий человек в плаще и направился к штабу.

Гроздев затаил дыхание.

«Неужели заметит...» — пронеслась тревожная мысль.

Человек шел прямо на Михаила. Лицо у него было злое, морщинистое, маленькие холодные глаза почти в упор смотрели на инженера. Вот он дошел до двери. Михаил замер в своей нише. Человек на мгновенье остановился и распахнул дверь штаба.

Михаил облегченно вздохнул и вытер вспотевший лоб. Ему казалось, что этот немец непременно его заметит, — он так зло и внимательно смотрел в его сторону. Но краска не подвела.

Дверь штаба теперь была полуоткрыта. Выбрав момент, когда полковник и вошедший человек (полковник назвал его господином Ланг) не смотрели в сторону двери, Михаил быстро проскочил в комнату и стал за шкафом.

— Ну, разговаривали вы со Шлотгеймом? — спросил полковник вошедшего.

— Разговаривал, но безуспешно. Инженера Мейгана они сюда прислать не могут. Говорят, он серьезно болен, ходят даже слухи, что Мейган сошел с ума. Но мне думается, что генерал Пеггендорф умышленно убрал Мейгана, так же, как убрал он всех офицеров, работавших на монтаже орудий первой зоны.

— С вами нельзя не согласиться, господин Ланг. Но что же предлагает Шлотгейм вместо инженера?

— Инструкцию, — раздраженно сказал Ланг и принялся нервно ходить по комнате.

— Закройте дверь и не нервничайте, господин Ланг, — раздраженно сказал полковник. Набив трубку и закурив, он спросил: — Объяснили вы Шлотгейму, что собой представляет офицерский состав нашей зоны?

— Конечно. Я сказал ему, что из двухсот наших офицеров, только сто человек артиллеристы, а все остальные — пехотные лейтенанты. Но командованию сейчас не до нас, господин полковник. Они заняты установкой атомных батарей и готовятся через день обстрелять советскую территорию. Говорят, что эти атомные батареи — дьявольская штука.

— Удобна ли предлагаемая инструкция для практического пользования?

— Вполне, господин полковник, но не слишком ли наше командование полагается на технику, на машины...

— Э, бросьте вы эту философию, господин Ланг, — недовольно поморщился полковник. — Ни к чему хорошему она не приведет. Я не знаю, на что полагается наше командование, но для меня ясно одно: лучше иметь дело с машиной, чем с людьми с сомнительной расовой принадлежностью. Советую и вам руководствоваться этой простой истиной.

Резко прозвучал телефонный звонок. Полковник снял трубку.

— Начальник штаба первой зоны, — сказал он. — В чем дело, господин Гофман? Что? Орудия тринадцатой башни принялись палить в воздух? Без всякой причины, говорите? А фотоэлементы? Что? Испортились?.. Мы будем у вас через пять минут.

Полковник бросил трубку на аппарат и снял со стены плащ.

— Пойдемте, господин Ланг, в тринадцатую башню. Там снова приключилась какая-то чертовщина.

Они поспешно вышли из штаба, закрыв за собой дверь на ключ.

В первую минуту Гроздев не подумал о том, как трудно ему будет выбраться из комнаты. Он сразу же бросился к столу и, выдвинув ящики, стал рыться в бумагах. Немецкий язык он знал отлично и чтение документов его не затрудняло. Он перебрал уже несколько папок, но ничего интересного не обнаружил. Наконец, в нижних ящиках стола он нашел чертежи башни. К чертежам были приложены схемы распределения фотоэлементов и коротковолновых радиоустановок, которые, по всей вероятности, выполняли ночью функции фотоэлементов.