«А ну и нечего стесняться, – мелькнула тут же другая. – От обратного если смотреть, то так и получается, что надо звонить и интересоваться. Это нормально. Не интересуются только шифрующиеся революционеры – там, где надо, тоже это понимают».

«Если что – симку сожгу, – явилась третья и окончательная. – Она всё равно левая».

И вроде как она, эта третья, меня окончательно успокоила, хотя глупой была до безобразия. Вычислить местонахождение человека можно было и по одному-единственному звонку, а возможно, что и вовсе без звонка, только по факту владения сим-картой или даже телефоном. Технологии всё позволяют. Всё и любому школьнику.

Набрал заветный номер.

Женский голос. Вполне дружелюбный.

Говорю!

– Здравствуйте, насчёт эмиграции хотел узнать. Ну, типа, как и сколько стоит.

– Очень хорошо. Вам надо подъехать к нам в офис…

– Подъехать?

– Да, мы по телефону информации не даём.

– А вы вообще что за контора? То есть, именно вы отправку совершаете, или ещё кто-то над вами?

– Мы – посредническая фирма, – после лёгкой паузы объяснила девушка. – На коммерческих условиях даём адрес эмиграционного центра. Вы туда едете и обсуждаете условия эмиграции.

– А если я его без вас узнаю?

– Не узнаете. А если узнаете, то без нашего направления вас туда всё равно не пустят.

Ну правильно! Где я живу? В продажной России!

– И сколько стоят ваши услуги?

– Расценки сообщаем на месте.

Ой ты блин!..

– Вас ещё интересует наша помощь?

Мать с полюбовником продолжали выдавать за дверью горячие философские сентенции.

– Ладно, ладно, – сдался я, – говорите адрес.

Контора располагалась где-то в районе Павелецкого вокзала. Не так далеко, но дело не в этом. Что если они передадут меня сейчас другой посреднической конторе, а та третьей и так до бесконечности? Я ничему не удивлюсь, от этих изуверов-капиталюг можно ожидать чего угодно.

Захватил ствол. А то мало ли. Сейчас, в кобуре, удобнее. Болтается на боку и успокаивает. Кобуру на рынке взял, там их полно оказалось.

– Ты куда? – недоумевающе взирала на меня мать, пока я торопливо одевался в прихожей.

– Он прогуляться, – поглаживая по плечу, вроде как успокаивал её Эдя. – Пусть, пусть. Это полезно.

– Я и так тебя неделями не вижу, – попыталась всплакнуть матуха, в мгновение ока войдя в роль борющейся за семейное счастье и будущее сына-оболтуса женщины. – Где тебя искать если что? Потеплее одевайся, там холодно.

Посредническая фирма располагалась в полуподвальном помещении обыкновенного жилого дома, вход с торца. От одного вида замызганной двери, к которой вели кривые и грязные ступеньки, эмигрировать уже не тянуло. Не то чтобы сама по себе эмиграция окрасилась в унылые цвета, просто в глубине моментально возникло ощущение, что вся эта эмиграция – дешёвая лажа и лоховской развод. Неужели серьёзный научный центр, занимающийся искривлением пространства, мог иметь таких убогих партнёров?

Однако я спустился. Коридор, открывшийся за входной металлической дверью, почти сразу упёрся в не менее замызганную, что и снаружи, кожаную дверь без опознавательных знаков. За ней появилась деваха секретарского формата – с ней я разговаривал по телефону, не с ней? – и почти обрадовано принялась знакомить меня с условиями предоставления информации. Кроме меня из посетителей в конторе не было никого. Условия, собственно говоря, уложились в три слова:

– Десять тысяч рублей.

– Ничего себе, – буркнул я. – И это за адрес?

– За адрес и направление,

– Неплохо устроились, я погляжу.

– Выбирайте, – отразила она мой скепсис заученной фразой, позой и выражением лица, – счастливая жизнь в Советском Союзе, либо вот это всё вокруг.

Вот это всё, а именно унылое убранство так называемого офиса, состоявшего из стола, стула и шкафа с несколькими пустыми папками, действительно навевало тоску. Достаточная сумма при себе имелась – всё же недавно кассу взяли.

– Ну хорошо, – полез я в карман, – уговорили.

Заполнив шариковой ручкой небольшой прямоугольный бланк, напоминавший открытку, и поставив на нём прямоугольную же печать, она передала его мне в обмен на необходимую сумму.

– Я тоже когда-нибудь в Союз смотаюсь, – деваха решила напоследок порадовать меня искренностью и пониманием. – Разве это жизнь тут у нас?

Я не ответил.

Накарябанный на открытке адрес отсылал меня на другой коней города. Эмиграционный центр, если верить наводке, располагался где-то на Большой грузинской улице. Шёл уже пятый час, стемнело и вроде как это обстоятельство недвусмысленно намекало на то, что поездку туда лучше отложить на другой день. Про срок действия направления секретарша ничего не сказала – но это-то и смущало меня. Вдруг только сегодня, подумалось. А завтра суббота, не будут работать. А в понедельник скажут, что просрочил. И придётся ещё десять штук отстёгивать. Возвращаться за уточнениями к этой скользкой девке, лживо мечтающей о Союзе, не хотелось.

В метро от щедрости душевной подарил целых пять баллов утрясчику, терпеливо выслушав его разводку про семь инкарнаций Жанны Д’Арк до и после её материализации непосредственно в теле Руанской девы.

– Пять баллов, – хлопнул его по плечу.

– Да ну брось! – поразился тот. – Серьёзно что ли?

– И не баллом меньше.

Утрясчик просиял.

Вот, а кое-кто думает, что я плохой. Разве может плохой человек столько счастья другому доставить? Радуйся, придурок, радуйся.

В здании, чей адрес был обозначен на открытке, никаких упоминаний про эмиграционный центр не значилось. Напоминало оно банк – я невольно напрягся – но без вывесок и табличек. Двери открыты – ну что же, это радует…

Внутри, в довольно большом помещении, было почти пустынно. Лишь у стены напротив стоял ряд аппаратов, напоминавших банкоматы. В следующее мгновение мне стало ясно, что банкоматы это и есть. Просто помещение, и всё. Ни дверей, ни кабинетов, ничего похожего на работающую организацию. Лишь в самом углу зала, за неким подобием стойки, на стуле, сложив руки на груди, кемарила пожилая тётка.

Развели, как пить дать развели. Убью на фиг суку! Прямо сейчас. Вернусь и замочу на месте. Блин, надо же так попасться!

Или адрес напутал?

Я всё же подвалил к тетёхе. Хрен, конечно, чего она знает. Уборщица, или типа того.

– Что у вас? – вскинула она глаза.

– Вы не в курсе, – я старался быть вежлив, уборщица не виновата, – где-то здесь должен быть эмиграционный центр. Или что-то вроде этого. Они там занимаются эмиграцией в Союз. В Советский Союз. А тут, я вижу, что-то совсем не то.

– Направление при себе? – спросила она строго и устало.

– А что… – я недоумевал. – То есть, типа, мне к вам что ли?

– Давайте направление.

Она взяла у меня открытку, пару секунд вглядывалась в закорючки и печать, потом ловко погрузила ноготь в тонкое открыточное ребро и тут же отодрала полосу бумаги, за которой взору открылась тёмная линия, напоминавшая магнитную полосу на банковских картах.

– Подходите вон к тому зелёному агрегату, который с самого края, – показала рукой тётка, – просовываете направление вот так, лицом вниз, в щель и ждёте. Когда вам ответят, объясняйте зачем пришли.

Я недоумённо повертел вернувшуюся ко мне открытку и хотел ещё спросить пожилую женщину о чём-то, но когда понял, что вопрос будет звучат примерно так: «Что тут вообще за хрень происходит?», мысленно плюнул и направился к банкомату. Тётка меж тем сложила руки на груди и снова погрузилась в сладкую дремоту.

Эх, плохо всё это кончится!

Аппарат принял открытку доброжелательно и даже с каким-то долгожданным урчанием. Зелёным светом загорелась панель, по ней ёлочкой слева направо побежали лихие чёрточки – типа пошло соединение. Чёрточки остановились наконец, но ничего не происходило. Ни звука, ни изображения. Я метнул в сторону невозмутимой хранительницы заведения яростный взгляд, но в то же мгновение банкомат издал человеческий выдох, а вслед за ним прозвучали слова: