Следовательно, можно считать, что впервые о том, что на Западе ведутся работы над атомной бомбой, Сталин услышал в самые тревожные дни осени 1941 года.

Существует красивая романтическая легенда о том, что некий молодой лейтенант Флёров, находясь на фронте, обнаружил, что в иностранных научных журналах начиная с 1940 года исчезли статьи по атомной проблематике. Из этого он сделал вывод, что она засекречена и, следовательно, ведутся работы над атомной бомбой. Об этом он написал Сталину, и тот отдал приказ нашим ученым и разведчикам также заняться этой проблемой.

В этой легенде, как и всякой другой, доля правды есть. Действительно, Флёров, но не молодой лейтенант, а очень крупный ученый, во время войны был мобилизован и служил, правда, не на фронте, а в Воронеже, который до лета 1942 года находился далеко от фронта. И в библиотеке местного университета, который даже во время войны получал иностранную техническую литературу, он имел возможность ознакомиться с ней и прийти к указанному выше выводу. Он действительно в декабре 1941 года написал письмо в ГКО с призывом начать разработку собственного атомною оригинала, но ответа не получил.

Одновременно с этим, в декабре 1941 года, к немецкому эмигранту-коммунисту Юргену Кучински, проживавшему в Лондоне, обратился немецкий ученый-коммунист Клаус Фукс, работавший по проекту «Тьюб Эллойз». Он подготовил подробное сообщение о состоянии и результатах работ по атомной проблематике в Англии и США и из идейных соображений решил передать его Советскому Союзу. Кучински нашел способ сообщить о нем послу Майскому, который поручил работу с Фуксом не резиденту НКВД Горскому, а резиденту ГРУ Склярову. По заданию последнею, встречи с Фуксом проводила Урсула Кучински, сестра Юргена, известная советская разведчица, кавалер двух орденов Красного Знамени. Регулярно встречаясь с ним, Урсула передавала в резидентуру поистине бесценную информацию.

По мере накопления в научно-технической разведке информации по атомной проблематике, она была сконцентрирована в деле, получившем название «Энормоз» — по-латыни нечто громадное, страшное и чудовищное. Так стала называться и операция внешней разведки по добыче атомных секретов.

В феврале 1942 года фронтовые разведчики нашли в портфеле убитою немецкого офицера тетрадь с непонятными расчетами.

Сначала решили, что это какие-либо шпионские записи, но когда с ними ознакомился начальник инженерной службы, он понял, что дело обстоит сложнее. Тетрадь направили в адрес уполномоченного ГКО по науке Кафтанова. Было установлено, что в тетради находятся расчеты, подтверждающие, что немцы ищут способы применения атомной энергии для военных целей. Офицера посчитали молодым ученым, случайно попавшим на фронт, который даже в боевой обстановке не мог расстаться с любимой работой. Но Кафтанов высказал другое мнение: это скорее всего был офицер, специально прибывший на юг России для поиска урановых месторождений.

На основе сообщений Фукса, Маклейна и других полученных данных в марте 1942 года научно-техническая разведка (НТР) за подписью Берии подготовила докладную записку на имя Сталина. В ней, в частности, говорилось:

«В ряде капиталистических стран в связи с проводимыми работами по расщеплению атомного ядра с целью получения нового источника энергии было начато изучение вопроса использования атомной энергии урана для военных целей.

В 1939 году во Франции, Англии, США и Германии развернулась интенсивная научно-исследовательская работа по разработке метода применения урана для новых взрывчатых веществ. Эти работы ведутся в условиях большой секретности…

… Изучение материалов по разработке проблемы урана для военных целей в Англии приводит к следующим выводам:

Верховное военное командование Англии считает принципиально решенным вопрос практического использования атомной энергии урана-235 для военных целей.

Урановый комитет английского военного кабинета разработал предварительную теоретическую часть для проектирования и постройки завода по изготовлению урановых бомб.

Усилия и возможности наиболее крупных ученых научно-исследовательских организаций и крупных фирм Англии объединены и направлены на разработку проблемы урана-235, которая особо засекречена.

Английский военный кабинет занимается вопросом принципиального решения об организации производства урановых бомб.

Исходя из важности и актуальности проблемы практического применения атомной энергии урана-235 для военных целей Советского Союза, было бы целесообразно:

проработать вопрос о создании научно-совещательного органа при Государственном комитете обороны СССР из авторитетных лиц для координирования, изучения и направления работ всех ученых, научно-исследовательских организаций СССР, занимающихся атомной энергией урана;

обеспечить секретное ознакомление с материалами НКВД СССР по урану видных специалистов с целью дачи оценки и соответствующего использования.

Примечание: вопросами расщепления атомного ядра в СССР занимались академик Капица — в АН СССР, академик Скобельцин — Ленинградский физический институт и профессор Слуцкий — Харьковский физико-технический институт.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л. Берия».

Однако Берия все время сомневался в необходимости направления этого документа Сталину, руководствуясь не только своим мнением о возможности дезинформации, но и тем, что у Сталина, как он полагал, весной и летом 1942 года были другие заботы: немцы наступали на Кавказ и Сталинград.

Тем временем Флёров оказался более «настырным». Он направил пять телеграмм, а в мае 1942 года в ГКО на имя Сталина поступило его второе письмо с убедительным призывом немедленно начать работы по созданию отечественного атомного оружия. Он писал:

«Дорогой Иосиф Виссарионович!

Вот уже 10 месяцев прошло с начала войны, и все это время я чувствую себя в положении человека, пытающегося головой прошибить стену…

…Знаете ли Вы, Иосиф Виссарионович, какой главный довод выставляется против урана? — «Слишком здорово было бы».

…Если в отдельных областях ядерной физики нам удалось подняться до уровня иностранных ученых и кое-где их даже опередить, то сейчас мы совершаем большую ошибку… На первое письмо и пять телеграмм ответа я не получил.

Это письмо последнее, после которого я складываю оружие и жду, когда удастся решить задачу в Германии, Англии или США.

Результаты будут настолько огромны, что будет не до того, кто виноват в том, что у нас в Союзе забросили эту работу…».

Письмо опять попало к Кафтанову, и на этот раз он решил, что настало время доложить его Сталину. Но непосредственно сам делать это не стал, а направил на рассмотрение Берии, как члену ГКО. Тот адресовал его начальнику разведки:

«Т. Фитину П. М.

Прошу проанализировать предложение ученого-фронтовика в совокупности с теми материалами, которые у нас имеются по делу «Энормоз», и доложить к 25.05.42 г.».

Материалы дела были проанализированы Квасниковым и Овакимяном. В выводах составленной ими справки говорилось:

«Письмо физика Флёрова может стать дополнительным импульсом к решению вопроса о начале работ в Советском Союзе. Но само по себе оно вряд ли возымеет действие на руководство страны, потому что фамилию ученого-фронтовика мало кто знает. Письмо сыграет свою роль, если доложить его т. Сталину вместе с другими разведывательными материалами: в первую очередь это агентурные донесения из Англии Листа и Чарльза, шифровка о поездке в Англию американских ученых по урановой проблеме и радиограмма.

Учитывая, что в нашей стране крупные ученые не очень-то верят, что в ближайшем будущем можно создать атомное оружие, полагали бы целесообразным вышеперечисленные документы направить для оценки не светилам отечественной науки, а сравнительно молодому, честному и уже довольно известному в ядерной физике ученому».

На роль такого ученого был выбран Курчатов.

В сентябре 1942 года у Сталина по этому вопросу состоялось совещание. В воспоминаниях Кафтанова об этом совещании говорилось: «Докладывая вопрос на ГКО, я отстаивал наше предложение. После некоторого раздумья Сталин сказал: «Надо делать».