– У меня есть для тебя свободная комната, если захочешь. Я не шучу. Места у меня много.

На минуту я почувствовал искушение, но потом вспомнил, почему это неосуществимо.

– Если вам сходят с рук ваши телефонные переговоры, это ещё не значит, что они будут смотреть, как мы создаём клуб ветеранов.

– С меня было бы довольно, если бы ты был где-то на расстоянии автомобильной поездки. Ирландия всё-таки немножко далековато… И представь себе, что будет, если кто-то из нас пойдёт в аэропорту через металлодетектор! Они все выпадут в осадок.

– Не только они.

До чего же приятно было снова говорить с ним. Говорить с человеком, знающим ситуацию. Действительно понимающим, каково тебе приходится.

– Эй, – сказал он с явным воодушевлением. – Только между нами: ко мне тут приезжал узкоглазый Гомес. Года два-три назад. Однажды утром вдруг звонит у двери. Было действительно здорово, почти как в старые времена. Вот чего действительно нам ощутимо не хватало, так это пива. Он сейчас живёт в Техасе. С некоторых пор у него начались проблемы с искусственными суставами. Машины у него уже нет, и они говорят, что он должен вернуться в клинику. Я собираюсь как-нибудь наведаться к нему. Плевать на предписания.

– Передай ему привет от меня.

– Ты сам можешь ему позвонить, всё-таки товарищ по спорту. – Он назвал мне телефонный номер, и я ввёл его себе в банк данных. Какое-никакое преимущество в быту: мне не нужна записная книжка.

– У меня всё ещё такое чувство, что в первую очередь я должен звонить подполковнику Рейли, – признался я.

Габриель тяжело вздохнул.

– Ну и вымуштровали они тебя, парень. Папаша Рейли? У тебя есть причины для тревоги, и ты приходишь к мысли непременно поговорить с этой образиной?

– Начнём с того, что я пришёл к мысли позвонить вначале тебе.

– Ну, браво. Значит, ты небезнадёжен. Я как только подумаю о том, что он явится и усядется своим широким задом на мой диван, мне становится дурно. Никогда заранее не знаешь, то ли он скажет тебе «сынок», то ли раскроет хайло.

– Да брось ты. Не так уж он и страшен.

– Ты видишь его не так часто, как мы. Вот преимущество проживания за границей, если подумать. Итак, поверь измученному человеку, что подполковник Джордж М.Рейли не собеседник в разговоре по душам, а старый пыльный мешок.

– Если от него ушла жена, это ещё не значит, что он…

– Только одна история. Одна-единственная. Она, на мой взгляд, говорит о многом. Помнишь, что Рейли был повёрнут на блюзе? На тоскливых старых неграх с их расстроенными гитарами, верно? Чёрт возьми, летом 86-го он проехал сотню миль ради пластинки Мэнса Липскомба; я бы даже сказал, этот человек любит блюз. Но никогда не признается в этом, трусливая собака. Он закрывает дома все окна и надевает наушники, если хочет послушать Мэдди Уотерса. Он мне говорил тогда, что его коллеги и начальство ничего не должны об этом знать, потому что они все сплошь белые южане, которые могут допустить только Хэнка Уильямса.

– Ну что ж, это убедительно.

– Да, тогда мне тоже так казалось; в конце концов, с этими типами всё было ясно. Но что теперь: теперь начальником над Рейли поставлен чёрный. Ты его знаешь, я думаю, – Лютер Торренс?

– Ух ты! Крутая карьера.

– Ну, это было ясно давно. Генерал-лейтенант, и это ещё не конец. Но что мне рассказывает Рейли, посетив меня не так давно? Если он сейчас вылезет со своей любовью к блюзу, говорит он, это будет выглядеть как подхалимаж! Что ты на это скажешь? Человек весь насквозь двуликий и двусмысленный. При каждом чихе он раскидывает умом, какие последствия это будет иметь для его карьеры. Такому человеку нельзя верить.

– Хм-м. – Писк в трубке показал мне, что карточка уже исчерпана. Я прервал разговор, чтобы вставить новую карточку, и снова перезвонил.

– Знаешь, что бы я сделал на твоём месте? – сказал Габриель, выбитый из колеи перерывом в разговоре. – Молчал бы про это дело или сам бы вывел его на чистую воду. Ну что этот тип может сделать, если ты его поймаешь и вытрясешь из него, кто он такой? Что вообще хоть кто-нибудь может сделать?

– Да, – кивнул я. – Это верно.

– Можешь не сомневаться. Иначе для чего же дядя Сэм вложил в нас такую кучу денег, спрашивается?

– Я сам об этом часто думаю.

– Говорю же тебе, это всего лишь журналист, охочий до броских заголовков. Ты его раскрошишь одной левой, если на то пошло.

– Да уж раскрошу. – Я глубоко вздохнул, и мне показалось, что я чувствую каждое мышечное волокно своей грудной клетки и уже снова могу быть хозяином положения. – Только что мне потом делать с его крошками?

– Скормишь их рыбам.

Мой телефон опять запищал.

– Что, так много жрёт эта ненасытная заокеанская связь? – удивился Габриель. – К сожалению, я не могу сам тебе перезвонить отсюда. Не говоря уже о счетах за чужой разговор, твой номер на веки вечные записался бы в здешних телефонных анналах… – Его голос вдруг приобрел печальные интонации. – Но всё же позванивай, поговорим о старых временах, о'кей? Четырнадцать лет – это очень большой срок.

– Позвоню, – пообещал я.

– И не сдавайся, Дуэйн, слышишь?

– Обещаю. – Это всё, что я успел сказать перед тем, как связь оборвалась.

Я извлёк из аппарата использованную карточку и разрезал её, как и все остальные, на мелкие кусочки для мусора. Завтра на бензоколонке я куплю две новые карточки, всё равно мне идти в супермаркет за покупками.

После разговора с Габриелем мне стало легче. Я почувствовал себя увереннее и расслабился, даже строптиво раздвинул занавески. Всё небо было в тучах, похожих на скомканные серые простыни, они нависли тяжело и низко. Переулок был пуст, насколько хватало глаз.

Мой преследователь, казалось, вдруг разом исчез. Выйдя в понедельник в город, я пристально высматривал его, но нигде так и не обнаружил. Могло показаться, что его никогда и не было на самом деле, что это была лишь моя фантазия.

К вечеру вторника, ближе к закрытию библиотеки, я отправился туда сдать книги, которым вышел срок. Одному из романов я давал уже второй шанс, главным образом потому, что действие там происходило в старой Ирландии, и роман этот шанс использовал: под конец я забыл обо всём на свете и, лишь захлопнув книгу, заметил, который час. Превосходно.

Библиотека – небольшое серое строение на Грин-стрит, чуть ниже церкви св. Мэри. Муниципалитет графства Керри – Библиотека Дингла – было обозначено на вывеске, а рядом по-гэльски: Leabharlann an Daingin – слова, в которые я всякий раз зачарованно вглядывался. Время работы – со вторника по субботу с половины одиннадцатого до половины второго и с половины третьего до пяти. Для меня особенно важны последние часы, потому что в те дни, когда приходит срок сдавать книги, я всякий раз не успеваю по причинам, которые и сам толком не могу объяснить.

Миссис Бренниган одарила меня благожелательной улыбкой, когда я вошёл со своей сумкой на ремне. Двое детей – белокурая девочка в линялом синем свитере и веснушчатый мальчик с наглой ухмылкой – осторожно извлекали из коробки чучело лисы, где оно было проложено скомканной бумагой для защиты от повреждений. Это был великолепный экземпляр. В библиотеке на полках под самым потолком стоял уже целый зверинец из чучел, начиная от мышей и зайцев и кончая охотничьими соколами; всё это были работы мистера Бреннигана; его хобби, которым он увлечённо занимался до того, как заболел. Эти чучела время от времени брали в библиотеке напрокат окрестные школы.

– Хорошо, что вы пришли, – сказала миссис Бренниган, договорившись с детьми, когда в течение недели они смогут забрать гуся, и дети ушли. – Принтер всё ещё глючит.

Я улыбнулся:

– Всё ясно. Сейчас я взгляну.

– Инструкции и справочные пособия я там уже приготовила.

Я выложил на стойку свои книги. Сверху лежал роман, который сегодня задержал меня до последней минуты. Она положила на него руку и спросила: