“Так вас, …!” – злорадно подумал Пилот, и вдруг сзади полыхнуло.

Истерически завизжал рентгеновский датчик. Мигом ослепли камеры заднего обзора. Штур­мовик тряхнуло, подбросило, и несколько секунд вертело, как трусы в стиральной ма­ши­не, затем ящик справился с управлением и кое-как выровнял машину.

“Приближающийся объект!” – сзади.

“Расстояние 10”

“Самолет, вероятность 80%”.

“Истребитель, вероятность – 99%”

– Ну ты, умный,… ящик! А кто ж … твою мать, еще может гонять за мной с такой … скоростью?

“Тип двигателей – реактивный, вероятность 90%”.

– Ага, уже лучше.

“Тип окислителя – кислород…”

– Ну, не тяни…

“… атмосферный кислород”.

– Ххххууу…

Пилот вздохнул с облегчением, потянул было ручку на себя – стремясь уйти в стра­то­сфе­ру, а может и выше, затем взглянул на рентгеновский датчик, опомнился, и попробовал про­сто увеличить скорость.

Через несколько секунд объекты появились слева.

Затем – спереди.

Через минуту в глазах уже рябило от множества разноцветных точек, а на шести махах[11] ящик встревожился за целостность лобового стекла и попросил скорость немного убавить.

– Ты бы лучше о целостности корпуса позаботился, болван! – пробурчал Пилот. – Сей­час его так дырявить начнут…

Те перехватчики, которые оказались на курсе, самоубийственно бросились в лобовую ата­ку – Пилот с легкостью ослепил парочку самых наглых лазерами, с тоской провел пальцем по гашетке главного калибра – “эх, шарахнуть бы!” и, уйдя с линии огня левым скольжением, сни­зился до самой земли.

Пристровшиеся сзади оказались понастырнее, и лобовое стекло у них было явно прочнее – и вот уже по крайней мере четыре пары весьма устойчиво выражали намерение сесть ему на хвост, и не было ни малейших сомнений в том, что это им вот-вот удастся. Настал самый под­хо­дящий момент для переговоров.

В наушниках, разумеется, было тихо.

– Говорит пилот неопознанного летательного аппарата! Прошу разрешения на посадку! Не имею никаких враждебных намерений!

Повторять это непрерывно было необязательно – ящик и так отчаянно верещал что-то подобное во всех до­ступных диапазонах

Пилот вздохнул, прижался к спинке кресла, поерзал – осторожно потянул ручку назад.

“Птички с неизменяемым вектором тяги на такое не способны… – подумал он, про­ва­ли­ва­ясь в уже привычную красноту. – Будем надеяться…”

Впереди снова вспыхнуло пламя, что-то ударило сверху, самолет вздрогнул, просел на не­сколько метров и слегка зацепил брюхом вершину холма.

Сознание возвращалось.

Возвращалось медленно и неохотно, то и дело отступая обратно в красный туман бес­па­мятства, проваливаясь в черные дыры боли и ужаса – но возвращалось.

Уже само по себе это было удивительно – но сил удивляться не было, и Пилот просто от­­метил это.

Штурмовик оказался гораздо прочнее, чем казалось.

Впрочем, кроме красного тумана, перед глазами не появлялось абсолютно ничего, в ушах стоял мерный непрерывный рокот, как в океанской раковине, а от тела вообще не при­хо­ди­ло никаких ощущений.

Абсолютно никаких.

Молчок.

Потом пришла боль.

Спасительный красный туман подступил ближе, и Пилот понял, что если в него со­сколь­знуть – боль исчезнет, и исчезнет все остальное, вместе с сознанием, собственным “я” и все­ми воспоминаниями.

Затем появились и воспоминания.

Агонизирующий мозг слепил всю жизнь во что-то одно, неуклюжее и бесформенное, мыс­ли сбились в комок и только смутно знакомые образы по очереди вываливались из кро­ва­во­го беспорядка.

– Помнишь меня? – нежно шептало розовое эфирное облачко. – Я у тебя была первой. Нам было так хорошо вместе, правда?.. А сейчас ты меня убил…

Облачко медленно сменило цвет на кроваво-красный и так же медленно превратилось в лицо – смутно-знакомое и непонятное одновременно.

– Я – человек, – беззвучно прошептало лицо. – Я все, кого ты любил и ненавидел, все, ко­го ты хоть мельком встречал когда-то, о ком ты слышал и кого ты случайно коснулся в обще­ственном транспорте. Я – Человек… а теперь ты убил меня…

 – А я – твоя совесть! – лицо плавно переросло в окровавленный пульсирующий ме­шо­чек из мяса. Через две разорванные трубки брызгала и исчезала в воздухе бурая густая жид­кость. – А ты – Убийца, убийца, убийца… ха-ха-ха-ха….

Сердце исчезло и появилось что-то невообразимое, огромное и вездесущее, затем ис­чез­ло и это, и из тумана показался бородатый старец в серой накидке. Суровым всепроникающим взгля­дом окинул он красные окрестности, вздохнул и неожиданно улыбнулся.

– Я должен был бы судить тебя, Пилот! – сказал он немного насмешливо. – Но не могу. Я, Все­могущий – и не могу. Потому что ты убил и меня, Пилот. Пусть адом твоим будет твой соб­ствен­ный разум. Прощай.

Воин в глухом конегривом шлеме появился так же неожиданно, как и все остальные.

– Радуйся[12], воин! Я –Арес-Эниалий[13]. Пилот, ты превзошел всех. Множество моих слуг уби­­вали сотнями, тысячами, миллионами, но ты, ты, гений убийства, разрушитель Миров, убил сот­ни миллиардов живых и мертвых, и нерожденных. Благодарю за службу, Пилот. Меня ты, кста­ти, тоже убил…

Красный туман наползал все ближе и ближе, собираясь поглотить последние проблески со­знания, но…

Проблески появились и в нем самом, синие вспышки – как от взмахов меча – рвали бес­па­мятство на части. Пилот мысленно застонал и попытался открыть глаза – но тут же за­жму­рил­ся снова.

Синие вспышки были реальностью.

Два гремящих, шипящих, воющих вертолета висели в десяти метрах над разорванными и смятыми остатками штурмовика и синими проблесковыми огоньками озаряли опаленную зем­лю.

– Ну, дайте хоть взглянуть на этого поганца! – послышался с другой стороны на­смеш­ли­вый голос.

Ему что-то возразили, в ответ на это прозвучал отборный мат, и в поле зрения Пилота пока­за­лись носилки, которые несли два мрачных типа в камуфляже.

– Да вырубите эти мигалки! – голос уже был не насмешливым, а слегка раздраженным, ми­галки блеснули еще пару раз и погасли, зато прямо в глаза ударили два слепящих про­жек­то­ра.

Человека на носилках Пилот узнал сразу – несмотря на свет, общую слабость, кровь, зали­вающую оба глаза, бесформенный пилотский комбинезон человека, забинтованную голову и командные интонации.

Потому что человеком этим был он сам.

– Значит, вы уже вступили в войну, – Пилот и Полковник сидели рядом, и кресла их бы­ли очень похожи – да и как не могли быть похожими серийные коконы для пострадавших от удар­ной перегрузки, и сидевшие в них были похожи, как серийные изделия – вот только у Пол­ков­ника был более жесткий взгляд, чуть больше морщин и чуть тверже голос.

– Мы не вступили! – Полковник насупился. – Нас втянули. И втянули так, что отступить не было никакой возможности. На нас просто напали! И продолжают нападать, мать их ..., ..., ... и ……………………….!

Казарменное воспитание явно отрицательно сказывалось на чистоте языка Полковника, тем не менее друг друга бывшие противники понимали с полуслова.

– Все началось с того, – продолжал Полковник, – что неизвестный Враг совершил под­лое нападение на две… то есть на обе наши орбитальные станции дальнего обнаружения, а за­тем подверг бомбардировке несколько крупных населенных пунктов. Два бомбера мы зава­ли­ли… из них один, кстати, гм… лично я…

Он щелкнул пальцами – шторы госпитальной палаты послушно затянулись, на стене вспых­нул экран, и Пилот снова почувствовал себя в кресле крылатой машины. Впрочем, крылья помогли бы здесь мало, поскольку сражение разворачивалось в космосе.

Десяток небольших куцекрылых иглообразных корабликов заходили снизу на черную гро­мадину округлой формы. Корабли стреляли ракетами – тарелка огрызалась свер­ка­ющи­ми лучами – вероятно, плазменными. Время от времени случались и попадания – и тогда ко­раб­лик исчезал в яркой бесшумной вспышке. Наконец одна из ракет прорвалась сквозь мер­ца­ющий плазменный заслон – и экран заполнила белая туманная мгла.