— Как зовут вашего друга?
— Антониа, Энтони… Нет, Эндрю. Может быть, Антониони… Видите ли, я из Китая и не умею правильно произносить имена вашей страны.
Мне ужасно стыдно.
— Чем занимается ваш друг?
— Он… Он импресарио актеров, — говорю я первое, что приходит в голову. Я его совсем не знаю, и мне не кажется, что он импресарио актеров.
Один из охранников воспринимает немного серьезнее и заходит внутрь, чтобы спросить кого-то. Через минуту он выходит.
— Извините, мы не можем вас впустить.
— Но он приглашает меня сюда. Мне нужно попасть внутрь! — Я в обломе.
— Сорри, синьорина, — бесстрастно произносит охранник. — Нет приглашения — нет входа. Баста.
Подъезжает шикарная машина, из нее выходят трое в странных костюмах и блестящих ботинках. Охранник говорит им «синьоры» и они направляются прямо в дверь. Из вечеринки доносится громкая музыка и смех. Никто не хочет провести меня туда или даже бросить на меня взгляд. Почему я не выгляжу, как азиатская актриса? Вот бы я сейчас была в юбке или в каком-нибудь дурацком старомодном традиционном китайском костюме!
Я брожу рядом с «Пачукой», словно дикая ночная собака, идти некуда. Затем я вижу, как к входу резко подъезжает очень большая и очень черная машина. Черт возьми, это кадиллак! Выходят восьмеро. Да: раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь молодых женщин. Все блондинки, с длинными сияющими золотыми волосами. Они одеты в одинаковые мини-юбки и одинаковые тугие серебристые топики, которые выглядят как бюстгальтеры. Мини-юбки такие короткие, что видно половину попы. Они чрезвычайно стройные и подтянутые, а на ногах у них длинные белые сапоги с высокими каблуками. Они выглядят как жирафы, рожденные одной мамой-жирафихой. Сексуальные машины, возглавляемые женщиной-менеджером. Их высокие каблуки цокают по песчаной земле: ча-ча-ча… Они выстраиваются в ряд и одна за другой проходят в дверь. Глаза охранников фиксируются на телах девушек, словно примерзают и не могут оторваться. Что эти секс-машины делают на «частной вечеринке»? Танцуют на столах? Среди них ни одной азиатки. Или они будут просто пить шампанское вместе с шикарными мужчинами?
Должно быть, я стояла у дверей не меньше часа, наблюдая за всеми этими восхитительными гостями — они все прибывали и прибывали. Потом я вижу: подъезжает такси, из него выходит человек. Это он, тот мужчина, с которым я разговаривала два часа назад! Почему он приехал так поздно? Или все итальянские мужчины такие?
— Антониа! — кричу я.
Похоже, это правильное имя, потому что он меня не поправил — а может быть, просто не понял, что я кричу его имя.
Он подходит ко мне и извиняется:
— Мне очень жаль, что так получилось. Мои друзья передумали. Решили поехать в другое место. Там, кстати, лучше, чем на этой вечеринке. Если позволите, я вас туда отвезу. — Его английский акцент почти невозможно разобрать.
— Хорошо.
Я не хочу говорить, что ждала здесь так долго. Поэтому я просто залезаю следом за ним в такси.
Внутри такси, оказавшись совсем вблизи, я разглядываю его лицо. В своем строгом костюме и черных кожаных итальянских ботинках он выглядит немного официально. Волос в середине головы немного. Выглядит он честным, но немного скучным, если мне позволительно судить.
— Чем вы занимаетесь? — спрашиваю я.
— Я авокадо, — отвечает он.
Авокадо? Я удивлена. Значит, это не только фрукт, но и работа?
— Объясните, пожалуйста, — прошу я.
— Если вам случится попасть в тюрьму, вы сможете обратиться ко мне, чтобы я помог вам в суде.
— А… Это вроде юриста?
— Да-да! Авокадо — это юрист, — он рад, что я поняла. — А вы?
— Я? Я просто туристка. На самом деле я изучаю английский.
— В Венеции? — в нем возникает интерес.
— Нет, нет. Я изучаю английский в Англии.
— О, вы очень хорошо говорите по-английски.
— Спасибо. Но какое у вас отношение с этим фестивалем азиатской культуры?
— Мой друг, тоже авокадо, оказывает юридические услуги организации, проводящей фестиваль. Он и говорит мне: «Андреа, поехали со мной».
— Понятно.
Боже, хватит с меня авокадов. Хорошо хоть я теперь знаю его правильное имя.
Такси останавливается перед дискотекой. За ней — настоящее открытое море. Словно большой пруд черных чернил. Я чувствую опасность — в этот черный пруд, думаю я, очень легко упасть.
Это открытая дискотека, не «частная вечеринка». Уже половина третьего, какая бесконечная ночь. Музыка грохочет. Американская дискотека — для меня это чересчур. Внутри танцует множество тинэйджеров. Мне хочется немедленно уйти. Но Андреа тянет мою руку, и я вижу его друзей — они все здесь, трясут плечами и дергают головами. И вот мы танцуем прямо посредине, все задевают мой рюкзак, а дикая музыка каждую секунду бьет по голове. Боже, я не могу так танцевать, это не моя культура. Движения у меня, должно быть, получаются ужасно уродливые. Это сражение между неистовой музыкой и моим костлявым телом. А Андреа выглядит неплохо. Похоже, ему нравится эта музыка. Танцует он в несколько слишком серьезном стиле, но я не сомневаюсь, что лучше меня.
Мне становится очень скучно. Мне всегда скучно, когда много народу. Я могу заснуть прямо здесь, стоя, как лошадь.
— Все в порядке? — Андреа подтанцовывает ко мне. Его танец — прямо как медленная походка.
— Я немного устала. На самом деле я хочу уйти.
— В самом деле? А где вы остановились?
— Пока еще нигде.
— Вот как? Куда же вы теперь пойдете? — проявляет Андреа разговорчивость под ужасно громкую музыку.
— Не знаю.
— Знаете что, если вы не против, можете остановиться в моем отеле. В моем номере две кровати.
— В самом деле?
— Да, никаких проблем.
Такси доставляет нас в настоящее никуда. Окраина, безусловная окраина. Перед нами — очень просто выглядящий отель.
— Смотрите, море совсем рядом.
Я смотрю туда, куда указывает Андреа, но там только чернильная темнота.
— Видишь?
— Вроде бы.
Он нажимает звонок. Боже, мне не по себе. Уже половина пятого — что подумает персонал отеля, когда увидит, что постоялец привел с собой китайскую девушку?
Он снова нажимает звонок и объясняет:
— У человека, который там сидит, знаете ли, не очень хороший слух.
— Хорошо, — успокаиваю я его.
Наконец дверь открывает очень старый человек. Он даже не утруждает себя поднять глаза и посмотреть, кто пришел. Говорит «buona sera» и сразу назад в свою комнату, спать.
Номер Андреа на первом этаже, рядом с входной дверью. Я думаю, что утром портье легко обнаружит меня и будет стыдить.
Он открывает дверь и включает свет. Потом вдруг кричит что-то — похоже, итальянское ругательство. Он перепуган.
— Что такое? — спрашиваю я.
— Тут какие-то маленькие животные! — кричит он.
— Где? — Я ничего не вижу.
— Здесь! Посмотри на пол!
По полу муравьи, большие муравьи. Ползают туда-сюда.
— О, да это просто муравьи, — успокаиваю я его и начинаю топотать муравьев, уничтожая их своими туфлями.
Андреа выглядит глубоко потрясенным. Бежит в туалет и возвращается с туалетной бумагой. Этой бумагой он убивает остальных муравьев и спускает в унитаз.
В номере две односпальные кровати, Андреа меня не обманул. Я раздеваюсь, оставляю только нижнее белье. Моя пижама лежит на дне рюкзака, а мне не хочется его распаковывать. Пока Андреа чистит зубы и моется, я плотно укрываюсь одеялом. Через две минуты он приходит и несколько секунд смотрит по сторонам. Должно быть, он удивлен, увидев, что я так быстро забралась под одеяло. Потом он спрашивает:
— Выключить свет?
— Да. До завтра.
В темноте он быстро начинает храпеть. Это честный храп, несомненно. Я думаю, что он довольно-таки добросердечный человек, но какой-то не очень интересный. Или, может быть, просто обычный. Считаю часы до утра. Через два часа будет солнечное утро, я покину этот чертов остров Лидо и уеду в Венецию…