Я разворачиваю маленькую инструкцию.
Естественные контуры — удовольствие быть женщиной
Благодарим Вас за то, что вы приобрели наш новый массажер «Естественные контуры». «Естественные контуры» — это совершенно новый, революционный подход к индивидуальной релаксации: эргономичный массажер, идеально повторяющий контуры женского тела. Наша задача — предложить Вам такие предметы для индивидуального пользования, в которых качество сочетается со вкусом и стилем, ведь именно этого достойна современная женщина.
Мы надеемся, что наш массажер удовлетворит все Ваши ожидания и откроет для Вас совершенно новый мир самопостижения и индивидуальной релаксации.
На другой стороне инструкции:
«Естественные контуры» — стильный массажер непревзойденного качества с мотором пониженной шумности, обеспечивающим возбуждающую вибрацию. Элегантный ударопрочный корпус разработан с учетом естественных особенностей женского тела.
ЧТОБЫ ВКЛЮЧИТЬ МАССАЖЕР, НАЖМИТЕ НА КНОПКУ «ВКЛ.»
Я следую инструкции и включаю прибор. Он подает сигналы. Все сидящие за столом перестают есть и глядят на меня.
Ты наклоняешься ко мне и шепчешь в ухо:
— Это вибратор. Его вставляют во влагалище.
Моя рука, которой я держу вибратор, трясется. Я выключаю его. Он меня пугает.
Все смеются.
— Мне кажется, у азиатов замечательное чувство юмора, — говоришь ты.
— Нет, это не так, — разъясняю я.
— Почему? Вы с Йоко все время всех смешите.
— Нет. Мы, китайцы, не понимаем юмор. Мы выглядим смешными просто из-за разницы культур и еще потому, что мы слишком откровенные, — говорю я.
— Да, когда ты говоришь откровенно, люди думают, что ты смешной. Но мы глупые, — добавляет Йоко.
— Да, я соглашаюсь, — вступает наконец корейская девушка Ким. Она почти не разговаривает, но когда все-таки говорит, впечатляет всех. Она делает серьезный комментарий: Юмор — это западное понятие.
Боже, какой английский! Я не знала, что Ким в последнее время так усовершенствовалась.
Твои друзья смотрят на нас, трех восточных девушек, словно на трех панд, сбежавших из бамбуковой рощи.
Я смотрю на вибратор. Мне тоже хочется сделать комментарий:
— Наслаждение сексом тоже западное понятие.
— Ерунда. Мужчины наслаждаются сексом везде, — говорит корейская девушка Ким.
Мужчины смотрят друг на друга.
— Но скажи мне, Йоко, ты подарила вибратор в шутку или серьезно?
— Конечно, серьезно, — отвечает Йоко. Я знаю, что Йоко серьезная. Все восточные люди серьезны, даже молодые панки.
— Ты когда-нибудь раньше видела вибратор? — спрашивает меня один из твоих друзей.
— Нет. Откуда?
— Но он сделан в Китае.
— Это не значит, что я его видела. На самом деле этими большими совместными фабриками управляют иностранцы. Менеджеры нанимают на работу дешевых рабочих — крестьян и их жен. И эти женщины не знают, зачем этот прибор, они просто собирают его из деталей. Так же они делают компьютеры, собирая детали, но никогда не пользуются компьютером.
Почему на коробке не сказано «фаллоимитатор» или «механический секс для женщин»? Может быть, потому, что сделано в Китае, там нельзя выражаться так явно. Может быть большой скандал, если кто-нибудь в деревне узнает, что соседка каждый день делает на фабрике пластмассовые члены. Или может быть эти фабрики тайно покровительствует правительство. Потому что китайское правительство говорит, что секс-индустрии в Китае нет.
Я кладу в горшок еще капусты и не могу отделаться от мысли об этих женщинах, которые каждое утро рано встают и идут делать вибраторы. Я представляю, как они покидают своих безработных раздражительных мужей и бедных детей, чтобы сидеть у конвейера и собирать вибраторы. Этим крестьянкам никогда не случится использовать вибратор. Все что они хотят знать — сколько они сегодня заработают и сколько денег смогут сберечь для семьи.
Я кладу пластмассовый огурец обратно в коробку. Когда я кладу ее на замасленный стол, замечаю предупреждение на боку: очищайте мочалкой из махровой ткани и мягким мылом.
мигрень
migraine (сущ.) — сильная головная боль, часто сопровождающаяся тошнотой и нарушением зрения.
Еще один жаркий день. Утром ты уехал на своем белом фургоне. Я иду в школу сдавать экзамен по лексике. Экзамен проходит хорошо. Я думаю, что стала узнавать больше английских слов с тех пор, как живу с тобой. Миссис Маргарет хвалит меня и говорит, что я быстро учусь. Она не знает, что я живу с английским мужчином каждый день и ночь. Скоро школа закроется на летние каникулы. Мои родители не ожидали, что здесь будет столько каникулов, когда платили за эту школу.
Я прихожу домой вечером и включаю радио Би-Би-Си 4. Я знаю, что еще плохо воспринимаю на слух. Я слушаю шести-часовые новости, потом «Партийная линия: комедия о разочарованном члене парламента». Я не понимаю английскую комедию.
Я жду, когда ты вернешься.
Ты приходишь домой в почти десять. Ты обнимаешь меня, с тобой в дверь входит холодный ветер. Ты выглядишь очень слабо, очень болезненно. Ты говоришь, что тебя сегодня дважды оштрафовали за неправильную парковку, один раз на сорок фунтов, другой раз на шестьдесят. Ты говоришь, что повздорил с дорожным полицейским, черным. Ты говоришь, почему черные люди такие добрые и дружелюбные в Африке, но такие грубые, если живут в Лондоне. Ты говоришь, что Лондон — паршивое место, что Лондон делает всех агрессивными.
Ты говоришь, что у тебя опять сильно болит голова и все тело тоже.
Я завариваю чай, твой любимый мятный. (На чайном пакетике написано: произведено в Египте. Я думала, что англичане сами делают свой чай.) Наливаю кипяток в чайник. Это старый чайник коричневого цвета. Он уродлив. Ты говоришь, что этот чайник у тебя почти десять лет. Десять лет, и ты его ни разу не разбил. Невероятно.
Ты пьешь чай и смотришь на пар из чашки.
Я даю тебе обезболивающую таблетку. Ты глотаешь ее. Но кажется, тебе хуже. Ты перемещаешь свое тело к ванной. Тебя рвет.
Это невыносимо. Я слышу твои мучения сквозь закрытую дверь. Кажется, что ты извергаешь всю грязь из своего тела, всю грязь больного мира.
Вода из крана останавливается. Ты выходишь очень бледный.
— У меня никогда не болела голова, пока я не приехал в Лондон. Я был совершенно здоров, когда жил в деревне, пас коз и сажал картошку. С тех пор, как я переехал сюда, я все время борюсь неизвестно за что. Здоровье ни к черту. Вот почему я ненавижу Лондон. Не только Лондон, все большие города. Большие города — словно огромные международные аэропорты. Здесь ни на миг нельзя расслабиться и побыть в покое, здесь нельзя найти любовь и сохранить ее.
Но как же наша любовь? Она случилась в большом городе, очень большом городе, в Лондоне, очень международном, как аэропорт. Сможешь ты сохранить эту любовь? Сможем мы ее сохранить? Я задаю себе эти вопросы, гладя твои волосы. Внутри меня что-то дрожит.
Ты ложишься на кровать, твое тело скрыто под одеялом. Твое одеяло очень тяжелое, и грубое на ощупь. Не правильное одеяло для такой жары. Должно быть, оно у тебя много лет, и должно быть, осталось от кого-то другого — ты никогда не покупаешь постельные принадлежности. Как только я впервые увидела твое одеяло и простыни, я сразу поняла, что ты долго живешь один без женщины. В доме с женщиной обязательно будут мягкие и уютные постельные принадлежности.
Я чувствую, как твое тело дрожит от боли, и не могу тебя покинуть. Я раздеваюсь и ложусь рядом.
— Займемся сексом? — спрашиваешь ты слабым голосом.
— Зачем? Ты этого хочешь? — я очень удивлена.
— Гмм…
Твоя рука по прежнему на лбу, там, откуда боль.
— Если я кончу, это поможет мне забыть о боли и уснуть.
— Но что если рядом с тобой никого нет или у тебя нет любимого человека, когда тебе очень плохо? — я поражена.
