Феодосия 12-го ноября 1913 г.
Але 1 г. 2 мес. неделя
Сейчас она сидит у меня на коленях и дает бумажку со спичечной коробки: «на!».
Вчера вечером, когда я заходила к Редлихам за чаем для Сережи и Аси, Эрнест Моритцович сказал мне: «Хотите, я Вам расскажу новость?» – «Какую?». – «Ваша дочка танцует. Ее сегодня приносила к нам на минутку Аннетта – и представьте себе: она танцевала! Прямо по-настоящему танцовала! Это было так трогательно!»
(Сейчас она изо всех сил кричит за дверью: «Мама! Мама! Мама!»)
С виду ей можно дать полтора года и больше. У нее бледное личико с не совсем еще сошедшим загаром. Глаза – огромные, светло-голубые. Брови темнеют. – «У нее будут соболиные брови!» сказала Пра, когда увидела ее после 2 мес. разлуки. Ресницы очень длинные, густые и темные. Рот – небольшой, узкий, изогнутый – мой. Hoc – «обыкновенный» (как пишут в газетах, разыскивая преступника.) Волосы – по выражению Аси – «пегие»: на затылке русые, спереди льняные, но у корня – русые везде. Подстриженная чолка не отделяется цветом от лба. Сзади волосы длиннее, в общем они до вольно твердые и очень густые.
Дней пять тому назад мы гуляли с ней вечером при луне. Нужно было видеть, как жадно она на нее смотрела. Какой великолепной игрушкой она ей должно быть казалась! Я нарочно повертывала ее колясочку «лицом» к луне.
О ее глазах: когда мы жили в Ялте, наша соседка по комнатам – опереточная певица часто повторяла, глядя на Алю: «Сколько народу погибнет из-за этих глаз!»
И здесь, в Феодосии, – один художник – анархист – безумец – очаровательный, самовлюблённый, самоупоенный, резкий, невозможный Prevost – француз, родившийся в Алжире – сказал мне, только что познакомившись: «Вчера я видел Вашу дочь. Какой прелестный ребенок! И какие у ней глаза! Сколько я ни смотрел, я никак не мог охватить их взглядом!» —
На левом поле, поперек страницы, напротив последнего абзаца ремарка, сделанная позднее:
Этот самый Prevost оказался прохвостом, проклинающим нас с Асей. 11-го марта 1914 г.
* * *
«Какая ручка миляля»
Воскресение.
* * *
Понед<ельник>:
у мамы гаски, нос, мода
* * *
розочка упала, розочка гадость
Дверь кусается
Тушить – будет (т. е. дуть на ушибленное место)
Дай, паята, купаться!
* * *
Среда
Дождь пи сделал
Кусака будет мыть ручку.
Бежит курица. Дрожит
* * *
Аля 2-го июня 1914 г. (день С. и Л. А.)
Пенье
– «Мама-чка-чка» и т. д.
– «Это замечательный реб<енок>. Когда она сегодня слушала…»
«Меня»(поцелов<ать>)
– «Татарин, бери Алю»
Напудр<енное> лицо
«Картинку посм<отрим>?
* * *
– «Огонь».
– «Да, огонь загорелся!»
– «Котин дом. Загорелся котин дом.»
(во время купания)
Поцелуй ручку, другую ручку поцелуй; поцелуй Алю, хочу;
поцелуй чувяку, поцелуй меня
* * *
Бяка такая!
* * *
Анд<рюша>: Луны нет
Аля: Луна есть!
* * *
Морда плачет.
* * *
23-го июня утром
Разглядывая портсигар – «Посмотри, мама, – море!»
* * *
Глядя на ракушку
– «Платьице, посмотри, красивое!»
Фраза: «Гулять пойдем скоро, – пальто наденем?»
24-го июня 1914 г.
Я кашляла.
Теточек кашляет.
Хлеб – красивый!
Мозно одеть кольцо?
Кусака, друг милый.
25-го июня
Кусака, милый друг, проситься надо!
(На лисицу)
Няня, пойди сюда, минутку!
(за дверью)
Сделай так!
Море дома
* * *
Ай, какие косточки!
Ай, какой красивый камешек!
На, камешки красивые
Мама не хочет…
– Чего мама не хочет?
– Кутать камешки.
– Горшок, иди сюда?
– Обезьяна, до свидания. Обезьяна, ручку давай!
* * *
Андрюша, забери гром!
Андрюша, татар бери!
* * *
Андрюшу поставили угол.
* * *
страх грома
* * *
Мама, на хлеб (спичка)
Мама, осушай пи.
«Ханя!»
– «Что такое за «ханя»
* * *
4-го июля
Марина!
Барыня!
Кира, не пать, дорогая, вот так сиди!
* * *
Кира без сапотьки, нету сапотьки.
* * *
Мама, кушай карандаш!
* * *
На Венеру: «Тетя! Тетенька! Поди сюда! На руки!»
* * *
Марина, поди сюда!
– «Мама, не пать!»
(Я делаю вид, что плачу.)
– Еще, пожалуйста, – потом!
* * *
– «Марина, прицеси Альке волосы!»
* * *
Ветер, иди сюда!
Ветер гадкий, забери ветер.
* * *
Мама, садись тимодан!
* * *
5-го июля 1914 г.
– «Больно!»
– «Где?»
– «Фантази!!»
* * *
– «Мама, слушай!»
– «Что?»
– «Музыку!»
– «Где?»
– «По дорожке ушла».
1-го июня 1918 г.
Аля:
«В твоей душе тишина, грустность, строгость, смелость. Ты уме-ешь лазить по таким вершинам, по которым не может пройти ни один человек. В твоей душе – еще ты. Ты иногда в душе наклоняешь голову».
– Ты сожженная какая-то.
– Я никак не могу выдумать тебе подходящего ласкательного слова. Ты на небе была и в другое тело перешла.
* * *
Аля: «У меня тоже есть книга – Толстого Льва: как лев от любви задохся».
* * *
– Вы любите детей? – Нет. – Могла бы прибавить: «не всех, так же, как людей, таких, которые» и т. д. Могла бы – думая об 11-летнем мальчике Османе в Гурзуфе, о «Сердце Аnnе» Бромлей и о себе в детстве – сказать «да». Но зная, как другие говорят это «да» – определенно говорю: «нет».
* * *
Куда пропадает Алина прекрасная душа, когда она бегает по двору с палкой, крича: Ва-ва-ва-ва-ва!
* * *
Почему я люблю веселящихся собак и НЕ ЛЮБЛЮ (не выношу) веселящихся детей?
* * *
Детское веселье – не звериное. Душа у животного – подарок, от ребенка (человека) я ее требую и, когда не получаю, ненавижу ребенка.
* * *
Люблю (выношу) зверя в ребенке – в прыжках, движениях, криках, но когда этот зверь переходит в область слова (что уже нелепо, ибо зверь бессловесен) – получается глупость, идиотизм, отвращение.
* * *
Когда Аля с детьми, она глупа, бездарна, бездушна, и я страдаю, чувствуя отвращение, чуждость, никак не могу любить.
* * *
Аля принесла цветы Лиле. Узнаю случайно. – С 10 ч. утра до 2 ч. Аля обратилась ко мне всего один раз: «Мама, можно» и т. д. Когда она с детьми, она меня определенно забывает. Только к вечеру, когда закат: «Марина! Какое красивое небо!».
* * *
Дети глупы, как птицы. Душа в ребенке постоянно присутствует, очевидно, только с пробуждением пола.
Птички, цветочки, росинки, соринки, – я оглушена этой невинностью.
* * *
«Взрослые не понимают детей». Да, но как дети не понимают взрослых! И зачем они вместе?!
* * *