Общая тенденция последних лет такова, что в подавляющем большинстве любовных отношений между китайцами и иностранцами пару образуют иностранец-мужчина и китаянка, а не иностранка и китайский мужчина. Обычно этот факт объясняют так: мужчины-азиаты считают западных женщин более агрессивными, чем азиаток; в Азии живет и работает гораздо больше мужчин, чем женщин с Запада; западные женщины опасаются, что мужья-азиаты будут требовать от них подчинения и послушания. Похоже, наблюдается сложное взаимодействие целого ряда образов и представлений, но почти все составные части этой смешанной картины порождены опытом соприкосновения с колониальной державой, которая всегда заботилась об увеличении своего престижа и величия, а потому сознательно превозносила мужественность европейцев и преуменьшала мужественность азиатов.
Китай, в отличие от Индии или Индокитая, никогда не подвергался полной колонизации, но иностранные армии одержали над ним ряд постыдно легких побед, начиная с Опиумной войны 1839–1842 годов, когда Китай заставили открыть свою территорию для торговцев и миссионеров, которых он раньше не желал впускать. С середины XIX века во всех крупных городах – в Кантоне (сейчас Гуанчжоу), Шанхае, Циндао и других – основывались иностранные концессии, и города по сути становились наряду с Гонконгом и Макао мини-колониями вдоль побережья Китая. И, как сказала мне одна из редакторов новостной интернет-службы, даже сегодня, спустя столько лет, сексуальное покорение китаянок иностранцами ощущается солью на историческую рану. “Последние два века мы жили очень бедно, и западные мужчины выступают символом большой силы и богатства, – пояснила она. – Европейцы уже отобрали у нас многое – богатство и силу – и, отнимая у нас самых красивых девушек, отнимают гордость”.
Примерно в то же время, когда произошел инцидент с Китайским Прощелыгой, на некоторых веб-сайтах и форумах Китая анонимно публиковались сделанные скрытой камерой фотоснимки китаянок с бойфрендами-иностранцами, которые или шли по какой-нибудь шанхайской улице, или сидели в кафе, или обнимались на Бунде – широкой эспланаде, протянувшейся между бывшим европейским кварталом с банками и гостиницами и рекой Хуанпу. Была даже подборка, показывавшая китаянок, актрис кино и телевидения, с бойфрендами-иностранцами. До чего же это странно! Вы только вообразите, что кто-нибудь в Нью-Йорке стал бы фотографировать белых женщин с китайцами или другими иностранцами, а потом анонимно и без чьего-либо разрешения размещать снимки в интернете для всеобщего обозрения! Очень трудно себе это представить, и не потому, что мы на Западе придерживаемся более тактичных взглядов на подобные вещи, а просто потому, что никого данная тема не волнует. А вот в более болезненной, психоисторической атмосфере Китая охота за подобными кадрами и их публикация почему-то кажутся естественными.
Вывешенные в Сети фотографии отнюдь не были призваны рассказать о том, как это мило, романтично и трогательно, что мужчины из Европы и Америки приехали в Китай и встретили настоящую любовь среди очаровательных местных женщин. Смысл этих публикаций был иным: подобные сцены – иностранец вместе с модной ухоженной китаянкой, чаще всего стильно причесанной и в облегающих джинсах, – это постыдное зрелище и что китаянка, отдающаяся иностранцу, унижает страну, которая еще помнит (отчасти потому, что помнить об этом побуждает правительство) прошлые унижения, войны и вторжения, неравные договоры, прибрежные мини-колонии, финансовые дотации, нищету и подчиненное положение Китая. Я тоже становлюсь иностранцем, когда путешествую по Китаю, к тому же я женат на китаянке, и ни я, ни моя жена ни разу не замечали каких-либо признаков враждебности во время многочисленных поездок по стране, которые мы совершали вместе. Но жена признавалась, что некоторые ее китайские друзья-мужчины выражали вежливое недоумение по поводу ее решения выйти замуж за чужеземца. “Они говорят: “Ричард очень славный, но мы-то чем плохи?” – слышал я от нее.
Но шанхайские фотографии, множество комментариев к ним на веб-сайтах и яростный отклик на признания Китайского Прощелыги в 2006 году свидетельствуют о том, что тема сексуальных отношений между иностранцами и китаянками взрывоопасна, и отнюдь не все материалы, выставленные на всеобщее обозрение, являются снимками, сделанными исподтишка. Помимо блога уже знакомого нам преподавателя английского есть множество других блогов иностранцев, где изображается мир, который и символизирует картинка, где западный мужчина позирует в обнимку с китаянкой. Эти блоги тоже вызывают шквал гневных комментариев со стороны китайских мужчин вроде реакции на размещенную в Сети фотографию одного человека в Шэньчжэне – особой экономической зоне в провинции Гуандун вблизи Гонконга. На снимке был западный мужчина лет тридцати, с татуировкой, видневшейся на талии, с бритой головой, с пряжкой ремня, в которой прочитывалось слово PIMP (“сутенер”), обнимавший симпатичную смеющуюся молодую китаянку в джинсах и черной майке. Это была одна из пары десятков фотографий, выложенных на веб-сайте какой-то “Шэньчжэньской партии” – онлайнового дневника, описывавшего жизнь иностранцев в Шэньчжэне. На фотографиях фигурировали западные мужчины с подругами-китаянками, причем многие пары были засняты в игривых позах, будто на студенческих вечеринках. Ни на одной из фотографий не было ни одной западной женщины, и их отсутствие красноречиво говорило о том, что эта мужская компания, охочая до развлечений, осознанно ищет общества именно местных женщин. Эти парни в Китае совсем не для того, чтобы ходить на чинные свидания с белой девушкой, живущей по соседству.
“Меня это бесит!” – написал один блогер-китаец. И он на самом деле злился: “Неужели китайские девушки так бесстыдно держатся с иностранцами?”
“Может быть, дело в деньгах? – продолжал он, пытаясь понять, отчего китайские женщины так охотно вешаются на шею этим безнравственным иностранцам, гоняющимся за удовольствиями. – Но ведь у “белых воротничков” из числа китайцев тоже нет недостатка в деньгах. К тому же девушки, гуляющие с иностранцами, делают это бескорыстно. Может быть, дело в сексе? Но разве китайские мужчины не способны заниматься любовью ночь напролет и даже с двумя девушками сразу? Не знаю, что и сказать. Все это позор и для китайцев, и для китаянок”.
Профессор Чжан написал научное исследование о подобных болезненных реакциях – “Подробный доклад о психологических проблемах китайцев”. В нем он вскрывал тревожный феномен китайского “самоуничижения”. “Причина – недоразвитость Китая, появившаяся в последние сто лет, – писал он. – Нам приходится признать, что в современном мире главенствуют белые люди и что вклад в современную культуру, сделанный Китаем, практически ничтожен. К тому же известно, что ведущую роль в управлении современным обществом играют мужчины, а потому несостоятельность мужчин связана с отсталостью их страны. Хотя в последние годы экономика Китая переживает бум, китайцы по-прежнему проявляют недостаточную уверенность в себе при общении с иностранцами, поэтому они слишком склонны критиковать самих себя и хвалить других”.
Существует и беллетристическая иллюстрация мысли Чжана. Тинтин, подруга Китайского Прощелыги, стала реальным воплощением главного персонажа романа Чжоу Вэй Хуэй “Девушка из Шанхая” – романа, имевшего большой успех за рубежом и даже ставшего сюжетной основой для фильма. Роман рассказывает о девушке, у которой два бойфренда: китаец-импотент и иностранец – сама мужественность. Эти частные сексуальные отношения как будто символизируют историческую слабость Китая на протяжении пары последних веков, особенно во взаимодействии с западными колониальными державами и Японией. Неудивительно, что книга, отлично продававшаяся в Европе и Америке, была запрещена в Китае, хотя благодаря интернету и мощному потоку информации из-за границы многие китайцы о ней все-таки знают.
Таков фон, на котором появился Китайский Прощелыга и случился спровоцированный им всплеск гнева в растревоженной душе Китая на заре XXI века – в пору, когда Китай выступает одновременно в двух ролях – и силача на пляже, и мальчишки-слабака, которому швыряют песок в лицо. И хотя в своем блоге Китайский Прощелыга, казалось бы, сообщал в основном о том, какое чудесное место Шанхай для неженатого западного мужчины, он в то же время прекрасно сознавал, каким оскорбительным может оказаться описание его жизни для местных мужчин. Ведь невозможно рассказывать о том, что ты удовлетворяешь женщину, которую не способны удовлетворить другие мужчины, без определенной заносчивости, а в случае Китайского Прощелыги такая заносчивость несла еще и расово-культурную нагрузку, неизбежно чреватую оскорблением.
