— Так ты узнал меня, дядя Генри? — спросил сэр Рональд и, не дожидаясь ответа, шагнул к старику.

Тот встал, и они, не говоря более ни слова, заключили друг друга в объятия.

— Кто бы мог подумать! — воскликнул наконец Бэкли. — Кто бы мог подумать! До сих пор не верю…

— Придется поверить, дядя Генри. Прости, что пришлось позвать тебя таким необычным способом. Но ты ведь понимаешь…

— Ничего не понимаю, Рони! Совершенно ничего. Прежде всего чем я могу тебе помочь?

Капитан флибустьеров нахмурился и, чтобы снять охватившее его возбуждение, тоже с силой крутанул глобус.

— Ты ведь понимаешь, старина, за кем я охочусь?

— Еще бы не понимать! После твоего исчезновения говорили всякое, но я-то сразу подумал: вот уж чье сердце не успокоится, покуда не будут сведены счеты с Робертом Тичем. Клянусь, не будь я уже так стар, и сам бы попытался. Беда в том, что этот скот, которого считают таким отважным, на самом деле невероятно хитер и осторожен. Думаю, с твоей стороны это была верная мысль.

— То есть?

— Черная Борода очень умело скрывается от властей. Подобраться к нему может только другой пират.

— Да, мне сперва так казалось! — воскликнул сэр Рональд, и его губы искривились то ли от злости, то ли от презрения. — Но, видишь ли, дядя Генри, пиратов эта скотина тоже опасается — слишком многим он успел так напакостить, что эти люди дорого дадут за право проткнуть его шпагой или всадить в него пулю. Даже в пиратских кабаках на Ямайке Тич появляется только в окружении десятка своих приближенных, и они всегда готовы заслонить его грудью. Так уж он их натаскал — говорят, им выдается по две доли добычи вместо одной, которую получает каждый рядовой матрос, чтобы они оберегали своего предводителя. Конечно, может повезти, но на это трудно полагаться. Вот уже два года я гоняюсь за ним повсюду, но он неизменно уходит. За последнее время мой корабль в третий раз перехватывает у Черной Бороды верную добычу. Думаю: может, разъярится и нападет сам? Нет, пока не действует и эта ловушка — должно быть, обо мне идет слишком громкая молва.

Старый штурман усмехнулся в густую бороду:

— Да, молва громкая и грозная. Говорят, когда твой «Черный алмаз» взял на абордаж испанский корабль, на котором команды было вдвое больше, чем у тебя, вам хватило десяти минут, чтобы испанцы сдались.

— Сами виноваты! — зло бросил капитан. — Так яростно полезли в драку, что пришлось задать им перцу.

— И сэр Черный Алмаз один зарубил двадцать человек.

— Положим, четырнадцать. Терпеть этого не могу, но раз уж пришлось заняться таким ремеслом… Куда приятнее, когда команда сдается, как вот ваша.

— Просто не все еще уразумели, что ты не пускаешь людей в расход, если они ведут себя мирно. Я тоже был пиратом, Рони, и тоже всегда молился, чтобы команда сдалась. Не потому, что я трус.

— Я тоже не трус, дядя Генри. В основном мне не нравится, что после такой мясорубки приходится отстирывать одежду и мыться с ног до головы. На корабле, как ты сам понимаешь, это довольно затруднительно.

— Особенно тебе! — улыбнулся Бэкли.

— Да! — не смущаясь, воскликнул Черный Алмаз. — Особенно мне. Капитану не пристало раздеваться нагишом при всей команде и нырять в бочку из-под рома, как у нас тут некоторые делают. Держу бочку в каюте. Вон она, прикрыта старым парусом.

Старый штурман с некоторым сомнением посмотрел на молодого капитана, кашлянул и после небольшого колебания проговорил:

— Вообще-то у тебя все здорово. Я бы никогда не подумал… Но… твоя команда. Сколько ты уже с ними плаваешь?

— Два года. Если захочешь, после ужина посидим на баке, и я расскажу тебе, как у меня получилось стать их капитаном.

— Конечно, захочу, а то нет? Но они что же?.. Они не…

Черный Алмаз неожиданно расхохотался:

— Нет, дядя Генри! Представь себе, нет. Все время жду, когда же это произойдет. И надеюсь, что это уже ничего не изменит. Слишком многое связывает со мной всех этих людей, и большинство из них считают, что обязаны мне жизнью.

— А разве это не так?

— А разве наши жизнь и смерть не в руках Господа Бога?

Некоторое время оба молчали. С палубы доносились голоса матросов, занятых каждый своим делом. К дележу добычи пока не приступали — это запрещалось делать без капитана, а капитан не спешил. Свободные от вахты пираты занялись кто ловлей рыбы, кто чисткой оружия, кто стрельбой в цель. Для этого возле одного из бортов установили вертикально доску, прибили к ней другой кусок доски и намалевали на нем мишень. Запас пороха и пуль на «Алмазе» был вполне достаточный, так что предаваться любимому развлечению разрешалось. Выстрелы следовали один за другим, и после каждого раздавались одобрительные возгласы, если стрелявший попадал в центр мишени, и язвительные шутки в адрес промазавших.

— Послушай, дядя Генри! — Сэр Рональд прошелся по каюте и вновь принялся крутить свой любимый глобус. — Ты ведь знаешь предание о кладе Моргана?

Старый моряк удивленно поднял брови:

— Так кто ж не знает этого предания? Другое дело, что самого клада никто не видел!

— А ты веришь, что он существует?

Бэкли на минуту задумался.

— Пожалуй что, верю. Мой любезный тезка любил покутить, но при этом еще сильнее любил золотишко, а уж сколько он его добыл, даже не берусь подсчитывать. Поэтому очень возможно, где-то и лежит этот самый клад.

— И ты мог бы предположить… повторяю, просто предположить, в каком именно месте Генри Морган его запрятал?

— Хм! — Штурман наконец начал понимать, куда клонит его собеседник. — Ты что же… ты думаешь изловить акулу на несуществующую приманку? Так ведь на нее кинутся не только все пираты Карибского моря, но и все добропорядочные господа, которым будет на что снарядить хоть самый завалящий корабль!

— Конечно! — Сэр Рональд широко улыбнулся, показав прекрасные, ослепительно-белые зубы. — Поэтому ни другие пираты, ни добропорядочные господа не должны знать об этой приманке. Никто, кроме Тича. Вот для этого-то мне и нужен ты, дядя Генри. Именно тебе поверят, скажи ты, что знаешь, где Морган запрятал свои сокровища.

На лице штурмана явилась вдруг загадочная улыбка. Он огляделся, будто опасался, что кто-нибудь может их подслушать, и даже опасливо покосился на дверь. Но сэр Рональд не купился на эту уловку: старый шутник и прежде любил разыгрывать простаков, делая вид, что хочет сообщить нечто важное, а после этого сообщая какой-нибудь ничего не значащий пустяк. Однако в этот раз он, возможно, и не шутил…

— А если, — сильно понизив голос спросил Бэкли, — если я и вправду это знаю?

К чести капитана, он не вздрогнул, услыхав такую новость. Его глаза не вспыхнули алчным огнем, даже румянец на щеках не стал ярче.

— Это правда? — спросил сэр Рональд. — Почему же тогда ты в семьдесят лет по-прежнему служишь во флоте, а не блаженствуешь в каком-нибудь роскошном уголке Старого Света?

Старик вздохнул:

— Часто задаю себе вопрос: найди я золотишко покойного Моргана, захотелось бы мне и в самом деле такого блаженства или оно превратило б мою жизнь в кисель? Нет, Рони, я, конечно, не могу уверенно сказать: да, это место мне известно. Но действительно знаю больше, чем многие другие. Так что, имея деньги и уж очень большое желание, возможно, нашел бы этот клад.

Сэр Рональд пожал плечами:

— Это становится интересно. Стало бы интересно, дядя Генри, если б мне было важно разбогатеть, а не вернуть долги Роберту Тичу. Поэтому, если предполагаешь, что тебе когда-нибудь все же захочется стать обладателем сокровищ, то лучше не говори мне, в каком месте они могут быть спрятаны. Я, конечно, не заберу их втайне от тебя, но что, если заберет кто-то другой? Или, возможно, уже забрал? А ты потом возьмешь и погрешишь на меня?

— Я не зря живу на свете так долго! — обиделся старик. — И в людях-то уж разбираться научился не хуже, чем в кораблях и морских картах. Таких мыслей у меня нет и не может быть. Да и прикинь-ка, дружок: неужто в мои годы я стану строить планы на какое-то далекое будущее. Напротив, наша встреча — счастливый случай. Именно тебе мне хотелось бы оставить богатство, окажись мои предположения верными.