— Йерикка, — позвал он. Рыжий горец, жевавший кусок леваша с ягодами, поднялся и подошёл. — Вот, видишь ли гриву? Тут версты две, сядем на неё?

— Может, начнём с того, что осмотримся? — без особого энтузиазма предложил Йерикка.

— За гребнем — Длинная долина, — палец Гоймира чертил по карте. — Они ей-пра там уже. Ведомцев вышлют, вот мы их и вытропим — и с почином.

— Дар убеждения отличает истинного вождя от прочих смертных, — с еле заметной иронией заявил Йерикка.

— То «да» или «нет»? — уточнил Гоймир.

— «Да», — поднял руки Йерикка.

Вдвоём, они вернулись к отдыхающей после первого пешего перехода чете. На Гоймира уставились восемнадцать пар глаз.

— Довольно пучиться, — отмахнулся он. — Передых был? Был. Так что вас, на те камни рыбьим клеем присадили? Поднимаемся!

Кто-то засмеялся.

Кто-то издал губами неприличный звук.

Кто-то лязгнул затвором.

Потом все дружно начали подниматься, затягивая ремни чуней и забрасывая за спины крошны.

…Тропа вела вдоль ручья, за которым росли берёзки. Ветер уныло и однообразно подвывал среди камней, как злое маленькое животное. Пустынно и спокойно было вокруг. Чета лезла по тропе на перевал через горы — как раз туда, где шёл дождь…

Олег чувствовал, что ему тяжело. Воздух был сырым и одновременно редким, всё время хотелось прокашляться непонятно почему. «Неужели так высоко поднялись, что кислорода не хватает?! — удивлённо и с тревогой думал он. — Как же я воевать буду, если тут везде так?!»

Однако, жалеть себя дальше у него не получилось. Впереди застрекотала сорока, условный сигнал передового дозора — и, раньше чем Гоймир взмахнул рукой, тропа опустела. Раскинутые плащи надёжно скрывали залёгших горцев. Олег ещё успел удивиться, что встреча с врагами произошла так быстро и вполне обыкновенно — но оказалось, что чутьё не подвело Гоймира.

По склону зацокали, покатились камешки. Олег повёл глазами — и едва не сказал вслух, но подумал — точно: «Вдруг откуда ни возьмись появился, в рот…» — и дальше неприличная рифма.

Двое в серо-зелёном, придерживая на груди длинные автоматические винтовки с дырчатыми кожухами на стволах, спускались по камням, как здесь говорят, в тридцати саженях от засады. Для Олега, чей мозг никак не мог смириться с неметрической, системой, это было метров семьдесят. Он различал выражение лиц — сосредоточенное, внимательное, напряжённое. Не было сомнения, что разведка горных стрелков высматривает врага. Выше, на самом гребне перевала, среди камней что-то поблёскивало — оттуда прикрывали своих. При подняв губу, Олег издал мышиный писк и указал обернувшемуся Йерикке глазами на этот блеск. Тот успокаивающе моргнул.

Один из разведчиков, повернувшись лицом прямо к засаде, указал вниз — второй, легко прыгая с камня на камень, двинулся туда. Видно было, как он шагов тридцать прошёл вдоль ручейка и поднял руку. Первый повторил его жест.

И тут же вниз к ручью, отскакивая от склонов брошенными камешками, покатилось звонкое эхо уже не осторожничающих шагов. Очевидно, стрелки только и ждали сигнала о том, что опасный склон чист. Их было не меньше четырёх десятков, и они несли на себе детали то ли миномётов, то ли ракетных установок, то ли ещё какого-то серьёзного оружия, двигаясь если и не очень быстро, то уверенно, точным размашистым шагом.

Единственное, что Олег ощутил при виде их — резкое, какое-то недоумённое нежелание их убивать. С какой стати, за что?! Лица этих людей — не нападавших на него, Олега, как раньше, когда приходилось защищаться, находящихся слишком близко, чтобы воспринимать их, как мишени, ничуть не напоминали лица хангаров. Обычные. Славянские, человеческие… Да это и были славяне, такие же, как слева и оправа… Где данваны, где выжлоки-хангары?! Почему под стволом у него — русского мальчишки, славянина! — тоже славяне, что за несчастная судьба такая?!

Очевидно, больше никого такие сомнения не терзали. Непонятно чей страшный вопль пронёсся над склоном:

— Рысь! Лупи!!!

И загрохотал «дегтярь», а потом стрелять начали до всей линии засады, изо всего, что было.

Часть горных стрелков бросилась назад, на гребень, часть к берёзкам, за ручей. Но большинство упали — и лишь немногие для того, чтобы отстреливаться.

Секунду-другую Олег пытался честно начать стрелять с автоматом, поставленным на предохранитель. Потом — опустил его вниз, ссадив об острую кромку флажка палец, выпустил несколько пуль гоняться за облаками — и начал бить прицельно, короткими очередями по два-три патрона. На склоне от внезапного шквального огня деться было некуда. Вверх, на гребень, добежали не больше полудесятка — их безликие фигуры чёрными силуэтами обрисовались на фоне неба в шаге от спасения — и это был приговор. Олег застрелил двоих в спины, остальных сняла длинная пулемётная очередь, непонятно чья. Дольше прожили те, кто не бежал, а отстреливался из-за камней. Но в отряде было пять подствольников — и гранаты «костров» довольно быстро достали всех, одного за другим. Дым выстрелов и разрывов почти мгновенно рассеялся в сыром ветре, и снова стало тихо. Раненые — если они и были — не стонали, на что-то надеясь.

Первое — с ходу — столкновение с противником закончилось полной победой горцев.

— Никого не ожгло? — спросил Гоймир, поднимаясь на колено. Его ППШ смотрел стволом в сторону лежащих бесформенными кучками врагов. Похоже было — что никого. Четверо горцев быстро поднялись на гребень и залегли там, обезопасив отряд от внезапного нападения. — Раненых — прирезать скоро!

Большинство горцев перебросили мечи ещё в начале перехода в заплечные крепления, чтобы не мешали. И сейчас с азартными лицами рысили по склону, словно волки, разыскивая и докалывая раненых, врагов.

Олег стоял, наблюдая за происходящим довольно равнодушно, но и не изъявляя, конечно, желания в нём участвовать. Он давно понял, что здешние обычаи не очень похожи на рыцарские, а кодекс чести несколько иной, чем у Айвенго и Горца. К нему подошёл, неся пулемёт на плече, Йерикка:

— С почином… Что стоишь? По-прежнему в такие игры не играешь?

— Не играю, — подтвердил Олег. — Надеюсь, ты не решишь, что я трус? Хотя только что я запутался в устройстве собственного автомата.

— Бывает… А насчёт трусости — я уже убедился в обратном, — рыжий горец посмотрел на небо, втянул воздух так, что что ноздри раздулись и отвердели — Через полчаса, будет дождь… Гоймир! — повысил он голос: — Небо протекать начинает!

— Вижу! — Гоймир помахал рукой снизу: — Кончаем, нам заново шагать! — прокричал он остальным.

— Вельботы, Гоймир! — закричали с гребня. — Два, версты за четыре, змейкой идут!

— Уходим! — Гоймир вскинул руки. — Споро, споро, споро!

На бегу выстраиваясь цепочкой, горцы начали втягиваться на поросший сосняком склон, прыгая через ручей и пробираясь между берёзок. Гоймир пропустил мимо себя последних, окинул взглядам небо — и побежал следом.

Полуразрушенная хижина, сложенная из серого камня, словно вросла в склон. Двери не было, ставни с окон давно сорвал то ли ветер, то ли людская рука.

Когда мальчишки добрались до этого приюта, дождь хлестал уже вовсю — совсем не летний, а какой-то осатанелый, ледяной. К счастью, в хижине кем-то были запасены хворост и сухие, звонкие берёзовые дрова. Вскоре все окна и дверь оказались завешены плащами, и вокруг большого костра, горящего в круге из закопченых камней, толклись, фыркая и отжимая волосы и одежду, все — места хватило. Но Гоймир быстро навёл порядок. Троих выгнал на дождь в часовые, пообещав смену через два часа. Остальные наконец-то успокоились, развесили наиболее мокрую одежду на шестах под крышей и разлеглись на плащах возле огня. Гоймир опять-таки в приказном порядке заставил всех вычистить оружие, после чего несколько человек занялись наконец-то ужином. Остальные частично заснули, частично принялись негромко разговаривать. Ревок погромче включил было плейер, где оказались записаны какие-то вполне внятные песни, но Йерикка потребовал, чтобы он вырубил прибор.