— Мама! Мама! Я получила эти витрины! Получила! Мисс Фарланд позвонила, я уезжаю! У меня встреча в пять часов в ее кабинете в Лондоне.
Супер, гениально, офигительно, мегакруто, юпи-юпи-ай, I am a big boss!
— Ты уезжаешь в Лондон?! — хором спросили опешившие Ширли и Жозефина. — Но…
Они обе чуть не спросили: а как же Гэри? И вовремя удержались.
— Как-то ты больно поспешно уезжаешь! — сказала Жозефина.
— Мам! Меня ждут витрины! Видишь, я была права! Я была права! Я могу взять с собой остатки кролика в горчице на ужин? У меня не будет времени купить продукты, а ожидать, что парни оставят полный холодильник…
И она пошла в свою комнату — собрать вещи в тишине и покое.
— Навостри уши! Мы имеем право послушать сцену! — предупредила Ширли.
— Ни секунды на месте не усидит! В кого она такая? — посетовала Жозефина. — А ему-то сейчас каково, бедняге!
— Он знал, на что шел. И вполне понимал, что сделать из нее маленькую скромную домохозяйку не получится.
— Это мне приснилось или твой мобильник звонил? — спросил Гэри, приподнявшись в постели и опершись на локоть.
Гортензия посмотрела на него и подумала: «Как же он красив! Ну как же он красив!» Ей захотелось начать всю ночь сначала.
— А! Ты проснулся! — ответила она невинным голоском.
— Или я сплю с открытыми глазами, — усмехнулся Гэри.
Гортензия открыла платяной шкаф и начала запихивать вещи в сумку.
— Что это ты делаешь? — спросил он, усаживаясь на постели.
— Сумку собираю. Уезжаю в Лондон…
— Прямо сию минуту?
— У меня встреча ровно в пять с мисс Фарланд. Ох, пардон! Она велела мне отныне называть ее Паула.
— Ты выиграла конкурс?!
— Да!
— Мои поздравления, — сказал он мрачно, вновь принимая лежачее положение и поворачиваясь к ней спиной.
Гортензия обескураженно посмотрела на него.
— О нет! — тихо простонала она. — О нет! Только не обижайся, не дуйся! Мне и так тяжело от тебя уезжать. — Она присела на кровать и обратилась к его спине. — Постарайся меня понять. Это моя мечта, мечта, которая стала реальностью…
— Очень рад за тебя… Может, по мне не скажешь, но я весел, как зяблик! — пробормотал он, уткнувшись носом в подушку.
— Гэри… Ну пожалуйста! Я хочу совершить в жизни что-то великое, я хочу двигаться вперед, побеждать, стремиться все выше, это все для меня…
— Все? — иронически переспросил Гэри.
— Гэри… Сегодняшняя ночь была… потрясающая! Даже больше, чем потрясающая. Я никогда не думала, что… Я боялась, что с ума сойду от наслаждения, от счастья…
— Ну спасибо, дорогая, — перебил ее Гэри. — Я крайне польщен, что оказался на высоте.
— У меня никогда так не было, Гэри, никогда в жизни…
— Но при этом ты сваливаешь в Лондон и пытаешься собраться так, чтобы меня не разбудить.
Она по-прежнему разговаривала с его спиной. И его спина была в дурном расположении духа.
— Это невероятная удача, Гэри. И если я не поеду…
— Если ты не примчишься по первому свистку мисс Фарланд…
— Если я не поеду, другая или другой может украсть у меня это место!
— Ну тогда езжай, Гортензия, беги, лети, прыгай в «Евростар», простирайся у ног мисс Фарланд… Я тебя не держу. Я все отлично понимаю. Все логично… Вполне в твоем духе.
— Но я ведь не ухожу от тебя к другому!
— Променяла меня на две сраные витрины в «Харродсе»! Самый вульгарный магазин в Лондоне! Ну что ж, это моя ошибка. Обычно я с девушками более дальновиден…
Гортензия посмотрела на него, чувствуя, как отнимаются руки-ноги. Нет, он не мог так сказать! Сравнить ее с другими девушками! Он проводит такие ночи со всеми? Да никогда в жизни! Эта ночь была уникальной. Для нее. И для него, конечно, тоже. Невозможно, немыслимо, чтобы это было не так.
— Но это не значит, что я хочу зачеркнуть все, что мы пережили этой ночью, ты и я, мы оба…
— Что ты имеешь в виду под «оба»? — сказал он, внезапно обернувшись.
— У нас полно времени, Гэри, не будем торопиться…
Он посмотрел на нее и широко улыбнулся:
— Да я тебя не держу, дорогая Гортензия. Езжай. Я буду смотреть, как ты собираешь вещи, буду смотреть без стонов и зубовного скрежета, а если ты что-то забудешь, я тебе подскажу… Видишь, я даже готов помочь…
— Гэри, хватит! — возмущенно топнула ногой Гортензия. — Это моя жизнь, и я только-только начинаю ею управлять. Здесь и сейчас. Именно в этот момент. Моя мечта исполняется… И я сделаю это вопреки всему…
— Это как раз то, что я уже понял. Исполнение мечты. О, как красиво, я такого еще не видел! Рукоплещу.
Он несколько раз вяло хлопнул в ладоши, словно в насмешку.
— Я же не назло тебе это делаю, Гэри… Но мне нужно ехать! Поехали со мной…
— Таскать твои сумки и украшать твои витрины? Благодарю покорно! У меня есть чем заняться.
Гортензия призадумалась. Она не собиралась падать перед ним на колени. Не понимает? Тем хуже для него. Она уедет. Одна. Она привыкла быть одна. Не умрет. Ей двадцать лет, и вся жизнь впереди.
— Ну хорошо! Оставайся здесь. И дуйся себе на здоровье. Я завоюю «Харродс», я завоюю Лондон, завоюю Париж, завоюю Нью-Йорк, Милан, Токио… И сделаю это без тебя, раз ты не можешь не обижаться!
Он опять похлопал с выражением сарказма на лице.
— Ты великолепна, Гортензия, великолепна! Склоняюсь перед великим мастером…
Ей показалось, что он хочет ее унизить, что он смеется над ее желанием добиться успеха, сваливает ее в ту же кучу, что всяких конформистов, карьеристов, маленьких сучек, готовых на все, I want to be a star, I want to be a star, тех, кто мечтает о получасе славы, обжимаясь с потным ВИПом после презентации. Он отвел ей роль нищей простолюдинки в поисках работы и тем самым перенес себя в категорию творцов. Тех, кто прославляет Человека, всюду пихают эту самую большую букву и лезут туда, куда не просят. Он раздавил ее своим презрением. И все ее существо воспротивилось, такого она вынести не смогла.
— Ох, ну конечно… Легко тебе говорить, господин петух в белом вине! Господин королевский внучок! Господин мне-не-надо-зарабатывать-на-жизнь, бездумно бегающий пальцами по клавиатуре, вверх-вниз, туда-сюда, воображая себя Гленном Гульдом… Уж больно легко тебе живется!
— Гортензия! Не смей так говорить, это низко! Очень низко, — ответил Гэри. Он даже побледнел от такого обвинения.
— Я говорю что думаю! Тебе жизнь дается легко, Гэри! Ты вяло протягиваешь руку, и в нее падают деньги. И поэтому изображаешь вечно обиженного. Тебе никогда не приходилось драться! Никогда! А я сама себя защищаю, с самого детства.
— Бедная девочка!
— Именно так: бедная девочка! И тем горжусь!
— Ну так продолжай кусаться! Это у тебя лучше всего получается!
— Ты жалкий тип!
— Ты о чем?
— Ненавижу тебя!
— А я тебя даже не ненавижу! Полно таких, как ты. Все улицы запружены. Знаешь, как их называют?
— Презираю тебя!
— Вы чересчур быстро переходите от обожания к ненависти, дорогая! — ответил он с тонкой улыбкой, язвительно изогнувшей губы. — Чувства в вас не задерживаются, не успевают укорениться! Это искусственные цветы, которые уносит дуновением ветра… Стоит позвонить какой-нибудь мисс Фарланд, и пф-ф… Никаких тебе больше цветочков, сплошной перегной, дурно пахнущий перегной.
Раскосые зеленые глаза Гортензии опасно потемнели. Она швырнула в него содержимое сумки, которую только что собрала.
Он засмеялся. Она набросилась на него. Ударила, попыталась укусить. Он со смехом ее оттолкнул; она рухнула на пол. Осознавая свое унижение — валяется вот так, на спине, как перевернутый жук, она закричала, устремив на него указующий перст:
— Гэри Уорд, никогда, никогда больше не пытайся меня увидеть!
— Да, но… Ты ничем не рискуешь, Гортензия, мне теперь очень долго будет противно!
Он натянул джинсы с майкой и вышел из комнаты, даже не взглянув на распростертую на полу Гортензию.
