Герман положил трубку. Он вспомнил слова Контракта. Вспомнил и то, как перед совершеннолетием учил их. Отец запер его с документом в комнате и сказал:
– Учи Контракт наизусть.
А Герман негодовал тогда. Он неплохо запоминал стихи, математические, физические и химические формулы. Но зачем нужно было заучивать документ, который всегда будет лежать у него дома в шкафу? Стоит только открыть дверцу…
Но отца Герман не мог ослушаться и учил:
«Вступая в ряды Гражданского Общества и подписывая данный Контракт Члена Гражданского Общества, индивидуум принимает на себя обязательства соблюдать Кодекс Уголовных преступлений, Кодекс Административных преступлений и нарушений, а также прочие Нормы и Правила…
За несоблюдение Контракта начисляются штрафные баллы. При наборе суммы баллов, определенной приложением к Контракту, граждане переводятся в преступники следующих категорий:
Категория «D» – преступник слабой опасности,
Категория «C» – преступник средней опасности,
Категория «B» – опасный преступник,
Категория «A» – особо опасный преступник, Контракт расторгнут…
Лица, не имеющие Контракта перемещаются на Территорию Вне Юрисдикции Гражданского Общества (Территорию ВЮГО), на которой осуществляют поддержание своей жизнедеятельности самостоятельно на свой собственный страх и риск без какой-либо поддержки или ответственности со стороны Гражданского Общества…
Контроль за соблюдением Контракта со стороны Гражданского Общества ведет Агентство Исполнения Контракта (АИК)… Финансирование деятельности АИК происходит за счет специального взноса Члена Гражданского Общества (взнос ЧГО), который граждане вносят в сроки и размеры, определенные приложением к Контракту…»
Конечно, Герман выучил тогда все, что нужно. Даже и приложение к Контракту, в котором приводилась таблица начисляемых штрафных баллов за те или иные проступки, нарушения, преступления. Он знал и то, что членом Гражданского Общества можно быть, только имея подписанный с ним Контракт, и то, сколько баллов нужно набрать, чтобы тебе сделали замечание или перевели в категорию преступников, и то, когда и в каком размере он должен делать взнос ЧГО.
Как же он мог забыть то, что отец и мать твердили ему, как молитву, как заклинание:
– Ты можешь не платить за свет, за воду, за тепло, но взнос ЧГО – прежде всего. Не забывай, сынок…
И в школе им вдалбливали учителя:
– Обязательно…
И в университете напоминали преподаватели:
– Обязательно…
Герман отчетливо слышал, узнавал эти голоса:
– Обязательно… Обязательно… Обязательно…
Он же знал, он всегда знал, что неоплата взноса ЧГО – это серьезное нарушение, а длительное промедление более, чем в шесть месяцев, – это просто преступление, которое карается в соответствии с Контрактом.
Пока тебе не исполнился двадцать один год, взнос ЧГО за тебя делают родители или органы социальной опеки. А потом ты должен перечислять деньги самостоятельно. И Герман оплачивал и взнос ЧГО, и все другие налоги исправно, пока не началась нервотрепка на работе, пока не случилась авария с родителями, пока он не уехал, не сбежал на остров…
Агентство Исполнения Контракта сработало четко. Это из него пришли письма, перечеркнутые по диагонали красной полосой.
Зачем, зачем Герман все заучивал, если все равно нарушил то, чего нельзя нарушать ни в коем случае?
Он отодвинул от себя телефон и увидел еще один нераспечатанный конверт из АИК. Вскрыл его, прочитал:
– «В связи с нарушением Контракта Вы переводитесь в категорию «А»… Контракт с Вами расторгнут… Вы не имеете права быть членом ГО… Пожалуйста, позвоните по следующему телефону и дождитесь прибытия сопровождающих для перемещения на Территорию ВЮГО…»
Герман перечитал снова:
– «Контракт с Вами расторгнут…»
И снова:
– «Вы не имеете права быть членом ГО…»
И повторил:
– Не имеете права быть членом ГО…
В это было трудно, невозможно поверить. Но Герман понимал, знал, что это не шутка. Он совершил серьезное преступление. И Контракт должен был быть расторгнутым. И он расторгнут…
Герман не сразу понял, что зазвонил телефон. Отвык от урбанистических звуков и потому долго смотрел на аппарат, соображая. Наконец понял, что от него требуется и снял трубку. Услышал шепот консьержа Бориса:
– Сынок, они приехали. Только что прошли мимо. Не знаю, как они узнали, но они поднимаются к тебе. На лифте и по лестнице…
Короткие гудки.
Как узнали? Герман тут же вспомнил соседку, вернувшуюся при их встрече на площадке в свою квартиру. Она профукала доставшуюся ей по разводу от мужа долю пивоваренной компании и никогда не любила соседа – успешного по жизни парня.
«…Они поднимаются к тебе. На лифте и по лестнице…» И что теперь делать? «Дождитесь прибытия сопровождающих для перемещения на Территорию ВЮГО…» Дождитесь? Для перемещения? Нет, Герман был слишком полон и сил, и планов. Да, он был законопослушен. Но не до такой же степени! Он не дастся Агентству Исполнения Контракта. Не позволит переместить себя. По крайней мере, по собственному желанию.
«…Они поднимаются к тебе. На лифте и по лестнице…» Значит, за дверь нельзя. Только в окно. Но семнадцатый этаж…
И все-таки в окно. Когда Герман покупал эту квартиру – с помощью банка и родителей, – то ему больше приглянулась соседняя. Но отец, походив по свободным на тот момент квартирам в доме, посоветовал именно эту:
– Спальня выходит на Восток. И, посмотри, карниз у этого окна широкий до самой пожарной лестницы.
Совет насчет Востока Герман оценил быстро – встающее по утрам солнце будило гораздо приятнее любого будильника. А вот про карниз тогда он не понял. Думал, что ошибся отец. Какая от карниза польза? На нем только голуби все время собираются и урчат, и гадят там. Но сейчас до Германа дошло:
– Спасибо, отец.
В дверь позвонили. Он замер на месте. Еще позвонили. Затем постучали. И еще.
Герман открыл окно и спокойно шагнул на карниз. Скалы, по которым Родион заставлял его лазить на острове за яйцами птиц, были куда более серьезным испытанием. Здесь же Герман легко перешагивал через ленивых, обожравшихся доступной городской еды голубей. Те даже не взлетали. Только урчали недовольно. Но он не обращал на это никакого внимания. Знал: единственное, чего стоит здесь опасаться – это скользкий помет. Вниз, чтобы не закружилась голова, Герман привычно не смотрел. Да и незачем было туда смотреть. Те, кто прибыли по его душу, не должны были быть на этой стороне дома. Вряд ли они ожидают, что провинившийся уйдет через окно, да и вообще, что не будет послушно ждать их дома. И его мысли подтверждались, он слышал – они все еще вежливо стучат в дверь:
– Откройте, пожалуйста.
– Не дождетесь! – Герман дошел до пожарной лестницы.
Спускаться вниз на улицу, он, однако, не стал. Мог там столкнуться с кем-нибудь из прибывших за ним. Герман поднялся по пожарной лестнице наверх. Там был переход на крышу соседнего дома. Он это точно знал, ведь когда въехал в эту квартиру, то позвал Элику встретить на крыше рассвет с бутылкой вина и коробкой конфет. Ей, правда, не очень понравилось. Элика жаловалась, что сильно дует и что у нее кружится голова. Ему так и не удалось тогда полноценно насладиться открывающимся видом. Да и сейчас было недосуг.
С соседской крыши Герман попал в чужой подъезд, спустился вниз и вышел на улицу. Увидел – у его дома стоит фургон с надписью «АИК». Возле него – человек в униформе. Выжидающе смотрит на подъезд, у которого стоит, опустив голову, Борис.
Герман тут же нырнул в людской поток, который увлек его, понес по улице к центру города. Он послушно шел и никак не мог сообразить, куда же ему на самом деле нужно. И вообще что теперь делать? Что делают люди без Контракта? Если таковые, конечно, еще имеются…
Он не находил ответов и просто шел. И час, и два, пока здорово не проголодался и не вспомнил, что последний раз ел в самолете. Не очень вкусно и потому немного. Думал, что прилетит, забежит домой и потом – в ресторан. А там закажет себе салат из авокадо, который не растет на острове Родиона, а потом – огромный ростбиф, не из такой свежей дичи, конечно, к которой он привык за шесть месяцев, но все же мясо…
