выброшу их в окно! Сейчас увидите.

Антонио. Э, поступайте, как знаете, синьор Леонидо…

Леонидо. Сейчас увидите!

Антонио. Увидим?

Леонидо (меняет тон). А во «Временах года» ты был?

Антонио. Не вышло. У них еще ваши бекасы с прошлой недели.

Леонидо. А у «Отца Сальватора»?

Антонио. Его вчера арестовали.

Леонидо. А у «Эрколя»?

Антонио. Он в больнице, жена избила.

Валерия. Ну и клиентура…

Леонидо. А у Польдо вы были?

Антонио. Он то и предлагает три тысячи четыреста лир.

Леонидо. Послушайте, молодой человек, только смотрите мне прямо в глаза.

Сколько вы кладете в свой карман?

Антонио. Ни гроша! Я с вами честен и делаю это исключительно из-за

привязанности к вашей семье.

Леонидо. Минутку! Перед нами удивительный случай психоаналитического

свойства. Вы – дурак, хотя в подсознании, возможно, несколько умнее. Так вот,

увидев меня в этой одежде в подсознании вы пришли к выводу, что я или великий

человек, или еще более дурак, чем вы. А это подтверждает, что и в подсознании

вы – полнейший тупица, хотя раньше я в этом не был уверен. Да, я не великий

человек, но я и не дурак! Я понятно сказал?

Антонио. Но, синьор Леонидо, вам бы следовало благодарить меня. Все-таки три

тысячи четыреста лир на дороге не валяются.

Леонидо. Так вы еще и оскорбляете меня?

Валерия. Он? По-моему, в течение получаса именно он не выходит у тебя из

дураков!

Леонидо. Слово «дурак» в применении к нему не может быть оскорблением,

поскольку он на самом деле дурак. (Антонио.) А вот вы меня оскорбили. Три

тысячи четыреста лир! Да простой перечень этих продуктов убедит каждого в

смехотворности такой цены. И это наглядно подтверждает, что, по-вашему, все

это я украл.

Антонио. Ну, синьор Леонидо… об этом не будем…

Леонидо. Как это не будем?! Нет, давайте разберемся! В противном случае, вы –

не только дурак, но и негодяй! Я зарабатываю потом, который выступает на лбу. А

продукты – случайная награда за мою профессию синьора из общества.

Антонио (с сомнением). Профессию…

9

Леонидо. Профессию! Да! Профессию! Вы думаете, мне легко! Надо быть

настоящим профессионалом, чтобы суметь пристроиться к брачному кортежу,

среди незнакомых, чужих людей, заставить гостей жениха считать себя гостем

невесты, убедить гостей невесты, что тебя пригласил жених, вести любезные

беседы со знатными сеньорами и при этом наполнять снедью внутренние

карманы. По правде говоря, надо быть артистом, поскольку речь идет о

профессии, требующей одновременно таланта, инициативы и непринужденности.

Но это не все! Необходимо обладать знаниями по широкому кругу проблем, в

особенности, общими фразами, не важно, о чем, то есть, речь идет о культуре. Я

должен держаться на равных с деятелями искусства, политики, науки. И не

подумайте, что так просто вести дискуссию о проблемах влияния Ближнего

Востока на американскую политику, или рассуждать о существовании

положительного нейтрона, рассовывая по карманам бутерброды с икрой и пряча в

подкладке пиджака бутылки коньяка.

Антонио. И вы считаете, что это не воровство?

Леонидо. Воровство? А кого я обокрал?

Антонио. Тех, кто вас принимает…

Леонидо. Нет, синьор. Все эти бутерброды и бутылки выставлены как раз для

гостей, и они просто обязаны не обижать хозяев.

Антонио. По-моему, не совсем прилично пользоваться гостеприимством, чтобы

уносить что-либо с собой.

Леонидо. Совершенно с вами согласен. Когда приглашают – да! Но меня никто не

приглашает. Так, что обвинять в бесчестии надо не меня, а этого троглодита,

который дает какие-то три тысячи четыреста лир за два сеанса безупречной

работы: на свадьбе и на крестинах. Добавьте к этому общие издержки и

представительские расходы.

Антонио. Общие расходы?.. Вы что, компания по сбыту пылесосов?

Леонидо. Ну, знаете! А прокат костюма?! Вы ведь за него не платите! А ордена!

Что я их, от правительства получил? На все требуются деньги!

Матильда. Вырученные от продажи будильника!

Леонидо. Не надо путать. Ты касаешься экономической организации моей

внутренней политики. Не буду же я принимать подачки от иностранных держав. К

черту шантаж!

Антонио. Так что же будем делать, синьор Леонидо?

Леонидо. О! Сейчас же несите эти несчастные три тысячи четыреста лир!

Антонио. Слушаюсь, синьор Леонидо.

Леонидо. Ну, я пошел на работу. Фьорелла, трость и перчатки!

Фьорелла. Перчатки белые?

Леонидо. Естественно. Иду на свадьбу. Роденгонди и Плонера. Вернусь к

одиннадцати.

Антонио. Да, но, синьор Леонидо, вы знаете, который час теперь? Одиннадцать

будет до того, как вы наденете перчатки!

Леонидо (ошеломленный). Как?! Уже одиннадцать? (Смотрит на Матильду.)

Бракосочетание состоялось в десять.

Матильда. Что ты на меня смотришь! Что ты на меня смотришь! Можно подумать,

будильник спустила я!

Леонидо (с горечью). Свадьба, по меньшей мере, на три кило! Ладно…

Несомненно, боги хотели избавить меня от беспокойства в этот решающий день!

Валерия. Вы только послушайте. Сегодня - решающий день! Его избавили боги!

Леонидо. Молчи, мещанка! Ты все узнаешь в должное время. Придется внести

некоторые коррективы в мой светский вид.

10

Поднимается по лестнице и входит в комнату наверху. Фьорелла снова ставит

пластинку, которую мы уже слышали.

Антонио. Ну, ладно. Я вас покидаю.

Валерия. И поживее! И без того потеряла уйму времени на болтовню.

Антонио. Я не хочу вмешиваться в ваши дела, синьора Валерия. Но в связи с

чулками позволю себе заметить: если вы не получите их в подарок, то, учитывая

честные доходы вашего супруга, боюсь, вам придется и дальше обходиться без

чулок.

Валерия. Не ваше дело! Я со своими ногами обойдусь и без чулок.

Антонио (направляясь к выходу). Кому вы рассказываете, синьора Валерия, кому

вы рассказываете! (Выходит.)

Валерия (с раздражением). Ах, хватит! Фьорелла, выключи, наконец,

проигрыватель.

Фьорелла повинуется.

Сцена шестая

Матильда. Ох уж этот Антонио!. Слишком развязно себя ведет.

Валерия. С кем?

Матильда. Со всеми. И с тобой тоже. Леонидо совершенно прав, он от нас почти

не выходит. Ты только посмотри, что он себе позволяет с медсестрой с третьего

этажа.

Валерия. При чем Антонио, если она сама за ним бегает? «Антонио здесь,

Антонио там…» Без конца. И все норовит затащить к себе.

Матильда. Согласна. Но он тоже хорош.

Валерия. Неужели ты думаешь, что ему нужна эта старая перечница?

Матильда. Старая перечница? А сколько ей лет?

Валерия. Не знаю. Такая как ты.

Матильда возмущена, но в то же время, когда Валерия отвечала, дверь

открылась, и в комнату вкатилось кресло-каталка с дедом Симеоном, впавшим

в детство стариком. Одет он бедно, на голове берсальерская шляпа с пером.

Каталку толкает Веллуто, вор пятидесяти лет, оставивший свое ремесло и

ушедший на покой.

Веллуто. Привет честной кампании! Вот – дедушка!