Поражение в центре вскоре сказалось на результате сражения на правом фланге турецких войск. После подхода свежих сил австрийцам удалось около 8.00 овладеть Нусдорфом.

После перегруппировки войск герцог Лотарингский приказал продолжать наступление в направлении Хейлигенштадта, где снова дело дошло до тяжелых боев, особенно у горного потока Грюнзингбах, где турки хорошо закрепились. Поддерживаемые мощной артиллерией, янычары несколько раз бросались в контратаку. Доходило до рукопашного боя. В действие вступала также турецкая конница. Неся большие потери, имперская пехота тем не менее медленно продвигалась вперед, поминутно стреляя из мушкетов и останавливаясь, чтобы зарядить оружие. Пехоту сопровождали мелкокалиберные пушки, уничтожавшие турецкие укрепления и укрывавшихся за ними янычар. В результате упорного боя австрийцам удалось наконец около полудня форсировать поток, а затем вместе со взаимодействующими с ними саксонскими отрядами овладеть Хейлигенштадтом. Благодаря этому правый турецкий фланг был отброшен к селению Дёблинг.

Охваченные энтузиазмом солдаты имперского войска с криками «Победа! Победа!» продолжали наступать в направлении Вены. Так как левое крыло союзников слишком далеко выдвинулось вперед, а все еще продолжавшие преодолевать преграду за преградой поляки еще не пришли на поле боя, король приказал австрийцам остановиться. Он не хотел, чтобы их наступление вызвало контратаку превосходящих сил Кара-Мустафы, который считал, что главный удар войска союзников нанесут именно здесь, вдоль Дуная в направлении Вены. Турецкий главнокомандующий фактически уже начал перегруппировку своих сил, концентрируя большую их часть на правом крыле, чтобы решительной атакой оттеснить австрийцев в сторону Венского Леса. На этот план не повлияли даже действия войск немецких принцев, которые с гор Фогельзанг и Германскогель атаковали турецкие позиции и медленно продвигались в направлении населенных пунктов Зиберинг и Грюнзинг, наталкиваясь по дороге на серьезные преграды и сильный огонь неприятеля. Упорно сражаясь, немцы оттеснили турок с гор и виноградников и вышли на равнину.

Теперь все ждали поляков.

Польская конница еще утром подготовилась к бою, однако пехота не успевала прийти вовремя и с огромным трудом шла, преодолевая высокую гору. Маркграф Герман Баденский писал: «Наши генералы посчитали за лучшее сделать остановку в ожидании поляков, лагерь которых был в отдалении и они не могли прибыть раньше. Горя нетерпением, мы сидели хороших полчаса, лица всех были обращены в ту сторону (на запад), когда вдруг мы увидели маленькие флажки, которые польская кавалерия носит на своих пиках. Наши войска подняли тогда такой крик, что, казалось, даже стоявшие напротив нас турки были потрясены этим. Солдаты, которые перед этим легли отдохнуть, без команды и без барабанного боя мгновенно вскочили, пришлось даже силой возвращать тех, кого излишний пыл погнал на неприятеля»^{75}.

Все считали, что именно здесь, на правом фланге войск союзников, решится исход битвы. Поэтому в воодушевлении немецкие и имперские солдаты закричали: «Да здравствует король Ян Собеский!»

Кара-Мустафа лишь теперь понял, что главное наступление будет не по дороге вдоль Дуная, а с гор, занятых польскими войсками. Поэтому он снова начал быстро перегруппировывать свои силы, перебрасывая отряды с правого на левый фланг и прекратив контратаки под Хейлигенштадтом. Но поздно!

Видя, что события пока развиваются успешно, Ян III выслушал мессу, затем покинув командный пункт герцога Лотарингского, спустился с Каленберга, сел на коня и отправился к своим отрядам. Съел обед, «смешанный с пылью», построил войска к бою. На горе Росскопф позиции заняло правое крыло под командованием гетмана Яблоновского, где крайними справа были драгуны, готовые к отражению огнем возможной атаки татар, находившихся напротив и несколько правее поляков. Середина боевых порядков расположилась на горе Грюнберг. Около монарха стояли отборные гусарские хоругви самого Яна III, королевичей Якуба и Александра, а также отряды, вооруженные аркебузами. Левое крыло под командованием польного гетмана Сенявского расположилось на горе Драймаркштайн. Войска были сформированы в пять эшелонов, с пехотой впереди, разбитой на восемь бригад.

После построения отрядов перед ними появился король. Он сидел на прекрасном арабском скакуне, без доспехов, так как избыточная полнота не позволяла ему надеть панцирь. На нем был белый жупан из китайского шелка и темно-голубой кунтуш, на голове — шапка с пером цапли, приколотом бриллиантовой булавкой, в руке он держал жезл. Перед ним ехали два знаменосца. Первый держал знамя с гербом Собеских, второй — копье с соколиным пером, символом верховного главнокомандующего^{76}. Рядом с королем ехал в красивых, сверкающих доспехах королевич Якуб с шишаком (каской) на голове, шпагой на боку и саблей, притороченной под коленом. В рядах установилась глухая тишина. Минуту спустя король обратился к войскам с речью. Мощный крик, вырвавшийся из тысячи грудей, был ответом на его слова, призывающие к бою.

Вначале в атаку должна была идти пехота, потому что только она могла выбить турок из ущелий и виноградников и проложить дорогу коннице. Выносливый польский крестьянин, несмотря на трудный марш и бессонную ночь, несмотря не скудную еду из нескольких сухарей, с радостью ринулся в бой, встреченный огнем сотен турецких мушкетов. «Такое было место на тех горах, где мы бились, — писал генерал Контский, — что на земле, на которой, казалось, не было препятствий, приблизившись, мы обнаруживали или ров отвратительно глубокий, или виноградники с каменной оградой, с нее на несколько локтей надо было прыгать или перелезать. И так постоянно одна трудность за другой, аж до самых турецких шатров… Завладели мы той первой горой без особого труда и разместились на ней. Был тогда между нами и турками ров или долина очень глубокая, в которую спускались турки и татары с правого (т.е. их левого) крыла, мы же в них из легких пушек стреляли и форпосты наши на полгоры спустили. В это время конное войско выходило из леса и на той горе строем становилось, которого ордо (боевой порядок) смешался до горячего часа… однако такой была диспозиция его милости короля»^{77}. Ни турецкий огонь, ни преграды на местности не остановили пехоту. Гнали турок, немало людей полегло, но натиск солдат, которые сломя голову шли, турки выдержать никак не могли.

Огромную помощь оказывала пехоте артиллерия, которой умело руководил генерал Контский, командовавший в тот день и драгунами. Это артиллерия своим огнем уничтожала валы и каменные ограждения виноградников, за которыми укрывались янычары, а также наносила неприятелю чувствительный урон картечью. Пехота атаковала отдельные пункты сопротивления врага в развернутом строю. Взяв очередную позицию, солдаты ожидали, когда подтянутся орудия, затем атаковали следующую, и так вплоть до выхода на равнину. В огневом сражении с янычарами они очень быстро добились преимущества, как и в рукопашных схватках, в которых длинные польские бердыши достаточно легко ломали сопротивление турецких сабель.

Между 14.00 и 15.00 польская пехота завладела лежавшими на ее пути всеми четырьмя горами, господствующими над долиной, прилегающей к предместью, куда они теперь оттеснили турок. Это открыло дорогу кавалерии — до турецкого лагеря были теперь только покатые склоны, дающие возможность для кавалерийской атаки. Призрак поражения все отчетливее стал вырисовываться перед всей армией Кара-Мустафы.

В этот момент стоявшие чуть правее польского правого крыла отряды татар несмело попытались атаковать находившуюся на горе Росскопф группу войск гетмана Яблоновского. Ордынцы подошли со стороны ручья Мауэрбах, однако при виде готовых к бою драгун и гусар без боя отошли. Джебеджи-Хасан-Эсири писал: