Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Новое правительство заключило мирный договор с Германией, но тем временем началась Гражданская война, красные (большевики) сражались против белых, уничтожались целые города и поселки. Черновицкое пострадало не так сильно, но напуганный отец Мышонка решил увезти семью в Бразилию, тем более что там уже обосновались родственники.

Мышонок ехать не пожелал. Мое место здесь, повторял он, я хочу участвовать в революции, в построении нового общества. Таков был его долг перед Ёсей, во второй раз он не имеет права сплоховать, теперь-то он выполнит задание. С матерью случился нервный припадок, она кричала, что покончит с собой, если сын с ними не поедет. Мышонку пришлось уступить. В один прекрасный вечер семья покинула местечко, забрав с собой минимум вещей. Они переправились через реку (их вез тот же лодочник, но на этот раз он помалкивал), в Румынии сели на поезд до Гамбурга. Оттуда на старом грузовом судне отплыли в Бразилию.

Поселились Кантаровичи в Порту-Алегри. Мой дед, Исаак Кантарович, открыл маленькую швейную фабрику. Он предложил брату присоединиться, но Беньямин на это не пошел: он не мог позволить себе присваивать прибавочную стоимость, эксплуатировать наемных работников. Нашелся в городе один портной-троцкист по имени Леополду Рибейру, которому понравилось, как работает Мышонок, и он нанял его в подручные, а потом сделал компаньоном. Многие годы они ловили каждую весточку о Льве Троцком, читали и обсуждали его книги и статьи. Мышонку этого хватало: политика была для него миром идей, миром печатного слова. Леополду стремился к большему. Он жаждал действия, революционного действия, мечтал участвовать в забастовках, строить баррикады, сражаться, штурмовать правительственные здания. Когда вспыхнула гражданская война в Испании, он решил, что его час пробил. Добровольцы со всего мира, в том числе и из родного бразильского штата Риу-Гранди-ду-Сул, вступали в интербригады, чтобы воевать за республику. Леополду решил последовать их примеру. Жене и дочери, которых его идея повергла в панику, он объяснил, что это его долг, что жизнь бессмысленна, если не посвятить ее делу революции. Он уже купил билет, но за два дня до отъезда попал в больницу с аппендицитом, перешедшим в перитонит. В больнице он пролежал месяца два и, когда вышел, был слишком слаб для путешествия. К тому же скоро стало ясно, что у республиканцев шансов нет, так что он ограничился сбором средств для интербригад и распространением листовки, которую сам сочинил и озаглавил республиканским лозунгом «Но пасаран!»

Не осуществился и другой его план. Порвав со Сталиным, Троцкий отправился в изгнание в Мексику. Леополду был возмущен: Троцкий вынужден покинуть страну, за которую боролся, которой отдал лучшие годы своей жизни. В то же время портному пришло в голову, что можно навестить лидера в его доме в Мехико в районе Койоакан. Друга он позвал с собой. Мышонок думал было поехать, но он панически боялся летать самолетом, а именно этим видом транспорта Леополду намеревался добраться до далекой мексиканской столицы. Так что Беньямин от поездки отказался, но сказал другу, что у него есть к нему просьба.

— Какая просьба? — спросил Леополду.

— Хочу, чтобы ты спросил кое о чем у Троцкого, — он помолчал. — Но прежде мне надо рассказать тебе одну историю.

И он рассказал о своем путешествии в Прагу, о задании, которое так и не выполнил. Когда он закончил, Леополду расхохотался. Он хохотал до слез. Мышонок смотрел на него с удивлением и обидой.

— Извини, Беньямин, — произнес Леополду, не успев отдышаться, — но это ж прямо анекдот. Как ты все перепутал…

И снова расхохотался, чем привел Беньямина в ярость. Леополду опять извинился и наконец спросил, о чем друг хотел узнать у Троцкого.

— Спроси у него, — сказал Мышонок, — какое все-таки задание он хотел поручить Ёсе.

Вдруг посерьезнев, Леополду взглянул ему прямо в глаза:

— Я задам ему этот вопрос, Мышонок. Мне не трудно. Но подумай вот о чем: а если Троцкий мне скажет, что он не помнит никакого Ёсю? Если он уже все это позабыл? Ему через многое пришлось пройти в жизни, ты ведь знаешь. То, что кажется тебе важным, для него, возможно, просто пара слов с юношей, приехавшим к нему в Париж, как многие другие молодые люди, которых он уже наверняка не помнит.

Мышонок долго молчал, опустив голову. Наконец поднял глаза:

— Ты прав, — пробормотал он. — Ничего не спрашивай.

Поездка в Мексику не состоялась. Будучи лицом подозрительным (а это было время диктатуры Жетулиу Варгаса), Леополду с большим трудом добился, чтобы ему выдали паспорт. Когда он в конце концов получил долгожданный документ, было поздно: Троцкий пал от руки убийцы в своем собственном кабинете.

Леополду и Мышонок, разумеется, были не единственными троцкистами в Порту-Алегри. Но другие троцкисты их недолюбливали. Леополду казался им зазнайкой, а Мышонок — размазней. Друзья оказались в изоляции. Их это мало волновало: авангард всегда немногочислен, с гордостью повторял Леополду. Так что они продолжали вдвоем читать и обсуждать за работой труды Троцкого.

— В «Истории русской революции», — говорил Леополду, выкраивая полу пиджака, — Троцкий говорит о великой загадке революции. В чем эта загадка?

Сидя за швейной машинкой, Мышонок без колебаний отчеканивал:

— В том, что первой поставила у власти пролетариат отсталая страна. А где надо искать разгадку этой загадки?

— В своеобразии этой отсталой страны, — с надменной улыбкой парировал Леополду.

Это дружеское соревнование, однако, в конце концов переросло в горячие дискуссии. Друзья на многое смотрели по-разному, будто члены разных фракций. Однажды после особенно горячего спора о диктатуре пролетариата они поссорились и долго не разговаривали друг с другом. Помирились только незадолго до смерти Леополду, в 1944 году, успев еще пару раз обменяться мнениями по несущественным вопросам (врач Леополду не велел ему волноваться). После смерти друга у Мышонка не осталось единомышленников. И работать вместе стало не с кем. Он теперь сидел в ателье один. Тем временем Исаак расширил свое предприятие, женился, у него родились дети, потом появились внуки.

А Мышонок не мог забыть Берту — единственную великую любовь всей своей жизни. Многие годы он разыскивал ее. Ему удалось добыть адрес ювелирного магазина, он отправил туда письмо, которое вернулось с пометкой, что фирма прекратила свою деятельность. Он хотел было ехать разыскивать ее в Европу, брат даже предложил ему денег на дорогу, но Мышонок гордо отказался. Когда он наконец скопил нужную сумму, стало не до поездок: Вторая мировая война была в разгаре. В 1946 году с помощью одной организации, помогавшей беженцам, он наконец выяснил, что стало с Бертой: она попала в концентрационный лагерь Треблинка и умерла там незадолго до освобождения.

Единственной памятью о пражской эпопее оставался текст Кафки. Он стал для Мышонка чем-то вроде реликвии: Мышонок перечитывал его столько раз, что зазубрил наизусть. Он прочел и другие произведения Кафки в оригинале, для чего специально брал уроки немецкого языка.

По правде сказать, такой странной литературы он не понимал. Человек, превратившийся в насекомое — где это видано? А тот тип — главный герой «Процесса», арестованный за провинность, о которой не имел ни малейшего представления? А рассказ «В исправительной колонии», где невиданный аппарат делает татуировки на теле заключенных? Прогрессивный это автор или реакционный? Не умея составить собственного мнения, Мышонок разделял настороженность коммунистов по отношению к творческому наследию Кафки.

Но речь шла не столько о литературе, сколько о драматическом эпизоде его собственной биографии, хранимом в строжайшей тайне. Один журналист из Порту-Алегри каким-то образом дознался, что местный портной Бенжамин Кантарович был знаком с великим Францем Кафкой. Уж как он только не пытался добиться интервью! Но тщетно. Мышонок твердил, что это сугубо личное дело, которое он не намерен ни с кем обсуждать. Журналист настаивал; у него был мощный аргумент: за пару дней до того на аукционе в Лондоне письмо, подписанное Кафкой, было продано за восемь тысяч пятьсот долларов. По цене можно было судить о значительности автора. Один коллекционер из Сан-Паулу предлагал за любой документ, подписанный Кафкой, такую же или даже большую сумму.

16
{"b":"227096","o":1}