Утром я обычно поднимаюсь поздно. Специфика – никуда не денешься. Ложиться приходится частенько с восходом солнца. Но, кстати, в этом я вижу некоторую прелесть. Приятно нежиться на пуховой перине, укрывшись огромным, как одеяло, турецким пледом из мягчайшей ангорской шерсти, когда под окнами стада быков и овец спешат на свои родные заводы и фабрики, боясь опоздать, чтоб, не дай Бог, не лишиться тринадцатой зарплаты – вожделенной голубой мечты плебея, которая, по сути, всего лишь слабая затычка в его дырявом бюджете. Но тут присутствует и позитивный момент – если все в одночасье превратятся в тигров и волков, то вымрут от бескормицы. Не так все просто в подлунном мире, но и не так сложно, как представляется некоторым умникам.

Основные условия для серьезных деловых людей, ведущие к успеху: а – отсутствие патологических пороков; б – отвага; в – надежно сколоченная боеспособная группа. Под надежностью, естественно, не подразумеваю, что за меня каждый из ребят пойдет под пытки, да еще и не расколется. Нет, до такой степени я не наивен. В наше беспредельное время самым преданным и своим считается уже тот, кто не выстрелит тебе в затылок. Например, по дурости решив, что целое значительнее и наваристее, чем часть. Был среди нас один такой, Контора погоняло – мой прогляд, очень уж подкупала его шкафистая комплекция боевика и прошлая «ходка» по семьдесят седьмой статье – вооруженный бандитизм. И на первой же проверке он спалился.

Сварили мы с Кисой в кастрюльке шестьдесят патронов от «Калашникова», приведя их в полную негодность. А утром я сказал, что сейчас на двенадцатом километре встреча с «деловым», который привезет валюту. А так как «счетчик» ему был включен давно, то набежало уже около тридцати тысяч баксов, и со стороны «делового» могут быть предприняты нервные эксцессы. Вручил всем им оружие. Контора получил «АК», он тут же выщелкнул магазин, убедился, что тот полон, и загоготал. Мне этот его лошадиный смех сразу не понравился, но из скромности я промолчал. У Кисы был пистолет Токарева («ТТ»), а Цыпа всегда предпочитал натуральную гаубицу – автоматический пистолет Стечкина («АПС»). Эта двадцатизарядная волына, конечно, вещь экстра-класса, не хуже «магнума», но слишком уж тяжеловата. Ну а при мне был, как всегда, «марголин», только зарядил его не черными, а желтыми патронами, усиленными.

Прикатили на заветную полянку у водонапорной башни. Там уже с деловым видом тусовался возле бежевой «Волги» мой Петрович. Потрепанный «дипломатик», якобы с «капустой», даже наручником к руке прищелкнут.

– Все баксы привез? – спросил я.

Мы вплотную подошли к «деловому». Контора чуть приотстал, а когда я услышал за спиной, как противно щелкнул затвор его автомата, окончательно убедился, какая он дешевка и мразь.

– Крылышки на голову! – враз осевшим голосом приказал Контора, нервно водя стволом по нашей группе.

Все подняли руки, и Контора облегченно выдохнул воздух, криво усмехнувшись:

– Что, лохи, не ждали такого оборота? Я, идиот, считал тебя, Монах, крутым, а ты такой же бык, как и все твои людишки. В «дипломате» у старикашки примерно шестьдесят лимонов по сегодняшнему курсу. Это моя доля. Возражения есть?

Я сделал вид, что хочу поторговаться:

– Контора, зачем тебе столько? Бери половину и рви когти. Мы даже искать тебя не будем.

– Я возьму все. – Голос у подонка охрип, и одновременно проскальзывали визгливые нотки. Вороненый ствол поднялся на уровень моей груди. – Небось бронежилетик носишь? Мой «семь шестьдесят два» продырявит его, как простую бумажку, навылет.

По его сузившимся зрачкам и по тому, как он сделал правой ногой шаг назад для упора, было очевидно, что сейчас эта сука нажмет гашетку.

– Погоди, Контора, вспомни, сколько я сделал для тебя в свое время. И здесь пристроил к себе, и в лагере. Оставь нам жизни, а «дипломатик» можешь забрать себе на память – раз там лежат твои личные вещи. Первой необходимости.

– Монах, ты же сам свидетелей и врагов за спиной никогда не оставишь. А что в прошлом кентовались? Отвечу так: кто старое помянет – тому глаз вон. Обещаю, что сейчас ты глазки свои потеряешь, твой черепок разлетится, как арбуз. Менты, если и найдут твои сердитые буркалы, то где-нибудь на деревьях. А ты, старый попугай, отстегивай наручники от моего чемодана. Если не желаешь, чтоб кисть тебе обрезал, хоть и с трупа.

Петрович махом отстегнул от чемодана браслеты и сел на пенек, закурив:

– Сейчас уже ваши разборки, я свою миссию выполнил, вправе отдохнуть, полюбоваться восходом солнца. Ты только прикинь, Контора, для кого-то ведь он самый что ни на есть последний...

– Вот это ты в точку попал, старик, – ощерился стальными коронками Контора и, вдавив курок, освободил боевую пружину автомата.

Но выстрелов не последовало. Решив, что это случайная осечка, он передернул затвор и вновь нажал на курок. Тот же результат.

– Косишь, что самый продуманный, да?! – сорвался на истеричный визг бывший член нашей группы.

Он выдернул из-за спины запасной рожок и молниеносно заменил негодный – сразу видна афганская выучка. Второй рожок набивал Киса, и я суетиться не стал, только цынканул ребятам, чтобы блокировали на всякий случай пути отхода изменника.

Наконец, врубившись, что «калашников» бесполезен, Контора хлобыстнул его о дерево, разбив на две части – металлическую и деревянную.

– Педерасты! Что вы со мной сделаете? – Он чуть не выл от злости и явно намеревался пасть перед нами на колени.

Слюнтяй.

Я щелкнул замком чемоданчика и пинком туфли вытряхнул его содержимое на землю. Там оказались плетеный нейлоновый шнур с петлей на конце, саперная лопатка и тряпка, похожая на мокрое полотенце.

– Предупреждаю, – я вынул из плечевой кобуры «братишку», – начнешь сопротивляться, я разобью обе твои коленные чашечки, а затем посадим на кол. Благо мелких сосенок тут навалом.

Контора сидел на земле, безвольно обхватив голову руками.

– Душегубы! – услышал я его шепот.

– Контора, помнишь, когда ты пытал или убивал, то любил приговаривать: «Мне чувство жалости неизвестно»? Будь логичным до конца – и себя не жалей. Прими как должное. Прокололся – плати. А в таких случаях плата одна – очком на кол. Но мой гуманизм известен...

Я подал Цыпе условный знак, и он, подобрав мокрое полотенце, подошел к Конторе.

– На, вытрись. Смотреть на такую размазню противно.

Контора отнял подрагивающие ладони от мокрого лица, что и требовалось. Цыпа профессионально захлестнул полотенце вокруг шеи клиента и чуток потянул концы в разные стороны. Эффект многократно испытан – Контора на какое-то время отключился, так как была пережата сонная артерия. Главное же – мокрое полотенце следов на шее не оставляет.

Киса тоже времени не терял. Он уже закинул веревку на осиновый сук и закрепил ее, опустив петлю вниз.

– Цыпа, ну-ка раздень этого козла и вдень башкой в петлю. Поясняю для желторотых – голый повешенный в девяносто девяти случаях для ментов железное доказательство самоубийства на сексуальной почве. Криминалистику и судебную медицину надо хоть изредка почитывать – в нашей работе это необходимость. Одежду аккуратно сложите под деревом. Киса, за твоим «ТТ» уже, кажись, четыре клиента?

– Пять.

– Кинь его угро, как кость собаке. Сваргань на нем отпечатки Конторы, пока не остыл, и сунь к нему в куртку. Без патронов, а то какой-нибудь въедливый мент начнет удивляться, почему это он просто не застрелился. Вечером другой получишь.

Когда шли к машинам, Киса подобрал сломанный «Калашников».

– Смотри, Монах, он из него просто десантный вариант сделал, обломив приклад.

– Ишь ты, оказывается, в Конторе явно погиб великий изобретатель...

Петрович все также сидел на пыльном пеньке и философски сосал сигаретку за сигареткой.

– Евгений Михалыч, ослобонил бы ты меня от таких представлений. Нервишки уже давно не те. Сегодня, нутром чувствую, в запой уйду, чтоб смыть из мозгов этот маятник, – он ткнул крючковатым прокуренным пальцем на мерно покачивающееся между осин голое тело в одних желтых носках.