Дженнингс. Тогда почему он спросил об этом?

Линкольн. По правде сказать, понятия не имею. Знаю только, что он хотел срочно поговорить со мной и его впустили.

Дженнингс (озабоченно). Понимаю.

Линкольн. Что с вами, Дженнингс? Вы побледнели!

Дженнингс. Очень уж странный вопрос, господин президент.

Линкольн. Не спорю, но как я нашелся?! С лету, в десятку.

Дженнингс. Что правда, то правда, мистер Линкольн.

Линкольн. Наповал. То есть я вам говорю: все попадали.

Дженнингс. А что тот человек?

Линкольн. Ничего, сказал спасибо и ушел.

Дженнингс. И вас не интересует, зачем он спрашивал?

Линкольн. Сказать по правде, меня больше занимал мой ответ. Я в самом деле был очень доволен. «Чтоб доставали до земли». С лету. Как по писаному.

Дженнингс. Да-да, конечно. Просто все это… ну… меня встревожило.

Мэри. Ложись, Ава. Что стряслось?

Линкольн. Да тот человек. Сегодня утром. Этот вопрос. Не могу понять… Дженнингс завел меня.

Мэри. Бог с ними, Ава. Выброси из головы.

Линкольн. Я хотел бы, Мэри. Господи, неужели ты думаешь, я не хочу? Но передо мной все время его глаза. В них была такая мольба! Чего он хотел?.. Надо выпить.

Мэри. Не надо, Ава.

Линкольн. Надо, Мэри.

Мэри. Не надо, я сказала!.. Ты стал такой дерганый. Проклятая гражданская война.

Линкольн. При чем тут война? Человек нуждался в сочувствии — а я думал только о том, как потешить публику. Передо мной стояла сложнейшая проблема — а я знай старался рассмешить сослуживцев. Все равно они меня ненавидят.

Мэри. Поверь, они все любят тебя, Ава.

Линкольн. Я тщеславное ничтожество. Нет, но нашелся правда моментально.

Мэри. Вот видишь. Ты замечательно ответил. «Чтоб доставали до пуза».

Линкольн. До земли.

Мэри. Нет, ты как-то иначе сказал.

Линкольн. «До земли». Иначе что смешного-то?

Мэри. А по-моему, так смешнее.

Линкольн. Ты считаешь?

Мэри. Конечно.

Линкольн. Мэри, господи, ну что ты в этом понимаешь?

Мэри. Очень смешной образ. Ноги, которые поднимаются к пузу…

Линкольн. Перестань. Ну все, правда хватит. Давай сменим тему. Где у нас бурбон?

Мэри (удерживая бутылку). Не надо, Ава. Давай сегодня ты не будешь пить. Я просто запрещаю тебе.

Линкольн. Мэри, что с нами случилось? Ведь когда-то нам было так хорошо вдвоем.

Мэри (с нежностью). Подойди сюда, Ава. Смотри, сегодня полная луна. Как в ту ночь, когда мы встретились.

Линкольн. Нет, Мэри. В ту ночь было новолуние.

Мэри. Полнолуние.

Линкольн. Новолуние.

Мэри. Полнолуние.

Линкольн. Я посмотрю в календаре.

Мэри. Ах, Ава, да бог с ним, честное слово!

Линкольн. Прости меня.

Мэри. Это все из-за того вопроса, да? Про ноги? Да?

Линкольн. Что он все-таки имел в виду?

Алиса. Ну что? Попросил? Что он ответил? Он помилует Эндрю?

Билл (обреченно). Алиса, я сделал такую ужасную глупость.

Алиса. Что? Ты хочешь сказать — не помилует?

Билл. Я не попросил.

Алиса. То есть как? Ты не попросил президента помиловать сына?

Билл. Не знаю, не понимаю, как это случилось. Он стоял прямо передо мной — Президент Соединенных Штатов в окружении всяких важных господ. Министры, помощники, соратники. Потом ему доложили: так и так, мол, человек скакал целый день, чтобы о чем-то вас спросить. А я всю дорогу повторял в уме: «Мистер Линкольн, господин президент, наш мальчик, наш сын Эндрю совершил оплошность. Я понимаю, какой это серьезный проступок — заснуть в карауле, но мне кажется, что казнить совсем еще молодого человека — чересчур жестоко. Господин президент, пожалуйста, прошу вас: не могли бы вы отменить приговор?»

Алиса. Все верно. Так и надо было сказать.

Билл. Не знаю, что на меня нашло. Все повернулись ко мне, и президент говорит: «Слушаю вас. О чем вы хотели спросить?» И я ляпнул: «Скажите, пожалуйста, господин президент, какой длины должны быть у человека ноги?»

Алиса. Что?

Билл. Ничего. Я так сказал. Пожалуйста, не спрашивай почему. Какой длины, по его мнению, должны быть у человека ноги.

Алиса. Но при чем тут ноги?

Билл. Говорю тебе, я сам не понимаю.

Алиса. Чьи ноги? Его?

Билл. Пожалуйста, Алиса, прости меня.

Алиса. Какой длины должны быть ноги? В жизни не слышала более идиотского вопроса.

Билл. Я знаю, я знаю! Прошу тебя, не мучай меня.

Алиса. Но почему ноги? Тебя никогда особенно не интересовали ноги!

Билл. Я просто не знал, что сказать. Вдруг все вылетело из головы, понимаешь? Забыл, зачем пришел. Только слышал, как тикают ходики. Мне не хотелось, чтобы он подумал, что я робею.

Алиса. Ну и что президент? Он ответил тебе?

Билл. Да. Он сказал: чтоб доставали до земли.

Алиса. Чтоб доставали до земли? Черт побери, в каком смысле?

Билл. Не знаю. Но он всех здорово рассмешил. Хотя им, конечно, только пальчик покажи.

Алиса (вдруг отвернувшись). Ты просто не хотел, чтобы Эндрю помиловали.

Билл. Что ты сказала?

Алиса. В глубине души ты не хотел, чтобы приговор отменили. Я думаю, ты ревнуешь Эндрю.

Билл. Ты сошла с ума, Алиса. Один — один. Я ревную?

Алиса. А что тут странного? Эндрю сильнее тебя. Он лучше управляется с киркой, мотыгой и топором. Он чувствует землю как никто.

Билл. Алиса, остановись!

Алиса. Давай посмотрим правде в глаза, Билл: ну какой ты фермер?

Билл (в панике, дрожащим голосом). Ну да, ну да, я признаю. Я ненавижу сельское хозяйство. Все семена для меня на одно лицо. Я никогда не мог отличить чернозема от грязи. Я смешон, да? Конечно, ты ведь выросла на Западе. Школы домоводства и все такое прочее… Что ж, смейся. Я сажаю турнепс, а всходит кукуруза… А ты не думала, как это больно для мужчины?

Алиса. Если б ты просто надписал пакетики, то знал бы, что сеешь.

Билл. Я не хочу больше жить. Все кончено.

Линкольн. Мистер Хейнс?

Билл. Господин президент…

Линкольн. Тот вопрос…

Билл. Я знаю, знаю — такая глупость! Первое, что пришло в голову. Я очень волновался. (Заплакав, Билл опускается на колени. Линкольн тоже плачет.)

Линкольн. Значит, я прав. Это было типичное non sequitur.[53]

Билл. Ну да, конечно. Простите меня…

Линкольн (плача навзрыд). Я прощаю, прощаю. Встаньте. Поднимитесь с колен, Хейнс. Сегодня же ваш сын будет помилован. И да будут помилованы все сыновья, совершившие проступки. (Заключает Алису и Билла в объятья.) Ваш нелепый вопрос заставил меня по-новому взглянуть на свою жизнь. Позвольте мне выразить вам признательность и любовь.