– Просто дежавю. Такое бывает. – Я пожала плечами. – Мне показалось, что я уже была в этом доме. Только тогда здесь была другая мебель. – Андрей не отрывал от меня глаз, никак не комментируя мои слова. – Не смотрите на меня так. Наверно, мне просто показалось.

Так, и не сказав ни слова, он вышел, а я снова стала рассматривать гостиную. Как же тогда здесь всё располагалось?

Андрей вернулся с листком бумаги и ручкой.

– Нарисуйте план дома.

– Но как я могу? Ведь вы мне его ещё не показывали.

– Но вы же были здесь. Садитесь сюда.

Он убрал верёвку, которая была натянута, чтобы любопытные посетители не трогали вещи писателя и не сидели на стульях и диванах.

Я покачала головой, хотя и усаживаясь за стол.

– Попробуйте, прошу вас. Возьмите ручку и рисуйте. Всё, что придёт в голову.

– Но зачем?

Он серьёзно посмотрел на меня.

– Потом объясню.

Я взяла ручку и начала рисовать план этой гостиной, из неё шла другая комната, там располагался камин. Я любила сидеть у него и смотреть на огонь. Здесь же, на первом этаже рабочий кабинет. По витой лестнице мы поднимались на второй этаж. Там ещё две комнаты. Моя рука дрожала, линии получались неровными. Так, кажется всё. Я отложила ручку. Нет, не всё. Здесь ещё что-то было. Я задумалась. Андрей стоял спиной ко мне и смотрел в окно. Другой мужчина когда-то тоже стоял ко мне спиной и смотрел в окно. Кажется, мы тогда поссорились, и я ушла, чтобы помолиться за нас. В этот момент я вспомнила, что было на третьем этаже. Молельная. Комната с куполообразным потолком, как в церкви.

Андрей повернулся ко мне.

– Ну что, получилось?

Я протянула ему листок. Он побледнел и некоторое время молча смотрел на план, потом поднял глаза на меня.

– Но это же точный план дома. А что это такое? – он ткнул пальцем в камин, который я нарисовала прямоугольником.

– Камин.

– Идёмте туда.

Я вскочила со стула и побежала за ним. Тот самый камин. Я не могла ошибиться.

– Это единственная вещь в доме, которая осталась от Петушинских, – глухо сказал Андрей, избегая смотреть мне в глаза. Мне показалось, что ему стало страшно. Я тоже дрожала.

– Как это могло случиться? Сначала церковь, потом этот дом? – я чувствовала, что мой голос звучал жалобно. – Вы хотели объяснить.

– Чуть позже.

Когда мы обошли всё, сомнения исчезли. Я знала этот дом. Но здесь не жила. Здесь жил какой-то человек, который был мне близок. Я приходила сюда в гости.

– Что скажете, Лиза?

– Давайте поднимемся в молельную.

– Ах, да. – Андрей покачал головой. – Я совсем забыл. Там теперь всё изменилось.

Мы поднялись по крутой лестнице, и Андрей открыл передо мной дверь.

– Заходите первой.

Я сделала два шага и остановилась. Все иконы исчезли. Вместо них на стендах развешаны портреты семьи Петушинских. Единственное место в музее, где упоминалось о прежних владельцах. Всё остальное посвящено писателю. Я подошла ближе. Одна фотография упала к моим ногам, словно кто-то невидимый хотел напомнить о себе. Я так разволновалась, что даже не могла нагнуться, чтобы поднять её. Моё сердце выскакивало из груди.

– Что это такое? – пробормотал Андрей и нагнулся за портретом. – Почему он упал?

Я осмелилась посмотреть на фото. На меня смотрели ЕГО глаза, глаза мужчины, который снился мне по ночам. Сон был один и тот же. Он говорил «иди ко мне» и протягивал руки. Потом я просыпалась. Я думала, что он существует на самом деле, и всю жизнь подсознательно искала ЕГО. Наверно, поэтому и до сих пор не замужем. Как можно встретить мужчину, который уже умер? Только во сне.

– Смотрите, гвоздик отогнулся, – заметил Андрей. – Надо сходить за молотком. Подержите, – он протянул мне фото. – Это Степан, один из сыновей Петушинских. Единственный, кто не уехал во Францию.

Я не могла оторвать глаз от портрета. Степан. Значит, этот тот самый изменник, имя которого старались не упоминать в нашей семье. Мой дядя, посвятивший свою жизнь революции. Я вглядывалась в портрет.

– Схожу за молотком, – сказал мне Андрей.

Оставшись одна, я снова подошла к стенду и стала рассматривать другие фотографии. Здесь оказался портрет моего прадеда и моего деда с первой женой. Я с трепетом вглядывалась в лица, больше знакомые мне по фотографиям в семейном альбоме. Мой дед Фёдор умер, когда моему отцу было всего десять лет, поэтому я его не знала. В моей жизни так сложилось, что я вообще была лишена бабушек и дедушек. Мой отец не любил, когда мама ездила в Москву к своим родным и, в конце концов, она смирилась. Смирилась и через несколько лет ушла из жизни, потому что не видела в ней больше смысла.

Мой взгляд снова упал на портрет Степана, и у меня появилась мысль, что я его знаю не только по моим снам. Я видела разрозненные картины, суть которых никак не могла уловить. Я опустилась на стул и закрыла глаза. Нужно всё вспомнить. Воспоминания мелькали слишком быстро. Андрей остановился на пороге. Наверно, я выглядела странно, потому что он снова спросил:

– Вы в порядке?

– Да, вполне.

– Хорошо, давайте мне портрет, я повешу его на место.

Мне бы хотелось оставить его у себя, чтобы попытаться вспомнить это проклятое прошлое, вторгнувшееся в мою такую спокойную и размеренную жизнь. Идея возникла, пока я наблюдала за широкой спиной Андрея, возящегося у стенда.

– Можно я сфотографирую портрет? – спросила я, когда фото Степана висело на месте.

– Конечно, – Андрей улыбнулся. – Нет, подождите. Насколько я помню, фотосъёмка стоит сто рублей.

– Да, пожалуйста.

Я полезла за кошельком. Подумаешь сто рублей? Да я бы и сто долларов заплатила.

– Шутка. Я просто хотел немного отвлечь вас. Вы выглядите очень серьёзной.

– Глупая шутка. – Я всё ещё держала в одной руке фотоаппарат, а в другой сторублёвую купюру.

Андрей зажёг ещё одну лампу.

– Уберите деньги и фотографируйте.

Я бросила сто рублей обратно в сумку. Остряк. Знал бы он, что я чувствую. Какое отношение могла иметь я, родная дочь моего отца, к этому человеку, которого вся наша семья заклеймила, как предателя?

– Давайте уйдём отсюда. Этот дом водит меня с ума.

– Не вас одну. – Андрей взял меня за руку. – Если вы когда-нибудь надумаете поделиться своими мыслями, пусть они даже будут казаться вам бредовыми, я вас выслушаю.

Его тёплая ладонь согревала мою. Мне вообще хотелось, чтобы он меня обнял. Обнял и увёл из этого прошлого. Андрей не был призраком, он был реальным человеком, человеком, которому можно рассказать всё. Он всё поймёт. Я видела его душу насквозь, и она была прекрасна. И всё же моё воспитание и природная замкнутость не позволяли откровенничать с незнакомыми людьми.

– Спасибо вам за экскурсию. Мне уже пора.

– Вы торопитесь?

На его лице появилось разочарование.

– На самом деле нет. Но вас там ждёт этот… сторож.

– У меня есть идея. Рюмка водки не повредит вам. Мы посидим с ним полчасика, а потом пойдём гулять или я провожу вас в гостиницу. Где вы остановились?

– В «Марко Поло», – с неохотой сказала я. – Мне не хотелось подчёркивать разницу в нашем материальном положении, я боялась испугать его. Но на Андрея это не произвело никакого впечатления. Позже я поняла: он не делал разницы между богатыми и бедными, если ему кто-то был интересен, он с ним общался. Мы же, чёртовы капиталисты, видим в человеке прежде всего банковский счёт. Сколько ты зарабатываешь? Какой у тебя дом и в каком округе он расположен? В какую школу ходят твои дети?

– «Марко Поло» рядом. У нас ещё будет время пройтись по бульварам и сходить на старый Арбат? Хотите?

– Да.

Мы вернулись в помещение сторожа. К счастью, оно не будило во мне никаких воспоминаний. Пахло колбасой и водкой. Уже изрядно захмелевший Александр Петрович шумно обрадовался нашему появлению.

– Ну, наконец-то. А то я уже было подумал, что вас там этот призрак съел.

– Ну, что ты болтаешь, дядя Саша. Сколько раз я тебе говорил, что никаких призраков здесь нет.