— Я не думаю, что это характерно для Англии… У нас проживает порядка трёх миллионов мусульман. Это около пяти процентов населения. По данным социологов только при десяти процентах начинает проявляться менталитет той или иной группы людей, особенно на религиозной основе…

— Извини, я тебя перебью, чтобы наш разговор не стал простым обсуждением проблемы… Это хорошо, что вы следите за научными данными. Но действительность, к сожалению, не всегда с ними совпадает… Ваша служба должна была давно сделать вывод, что к нам переселяются далеко не самые безобидные и бедные граждане… Мы прекрасно осведомлены, кто есть кто в нашей стране. У нас есть такая возможность и мы не едим зря свой хлеб… Так вот многие из них у себя в стране или под судом, или вообще вне закона. И тут не надо ждать десяти процентов. Я знаю точно, что треть британцев вообще не приемлют другие религии. У нас в стране нет всемирных организаций на религиозной основе и это хорошо. У них — есть, а значит есть управляемые потоки людей, финансов, оружия и всего, чего хочешь… Извини ещё раз за вступительную речь, но всё это ты должен знать. С этим мы будем сталкиваться каждый день.

— А почему ты сказал о двух-трёх днях?

— Давай подойдём к карте и порассуждаем, — они подошли к карте, висевшей на противоположной стене. Стивен взял в руки указку. — По нашим данным, кстати, натовцы оказывают нам здесь неплохие услуги, «Тиберия» находится приблизительно здесь, — он ткнул указкой в районе Сицилии. — Я не думаю, что Хамади играет в этой истории последнюю скрипку, но он был в Ливии. Значит, она может туда зайти?… Может! Это сутки хода… Далее…, если не заходит туда, то остаётся только Ливан. И там наш общий знакомый оставил следы… Это ещё двое суток хода…Ну, а если и туда не заходит, то остаётся только Суэцкий канал и в Хартум. Они ведь идут порожняком, если не считать эти гостинцы от третьего рейха… Если они, конечно, у них есть… Вот куда они их везут и не оставили ли они их в Испании?… К сожалению, пока мы её искали, она уже стояла там два дня. Вполне могла разгрузиться… Там ведь тоже не всё спокойно с терроризмом. Испанцы сейчас проверяют. Но время упущено… Вот отсюда и получается два-три дня. Хотя, честно говоря, я думаю, что она всё-таки пойдёт в Судан… Они ведь не металлолом везут! С таким грузом просто так в порт не зайдёшь. А в Судане война и там можно скрыть всё что угодно. Да и баз там террористических немало… Поживём — увидим! Как только она прибудет на место, мы сразу же вылетаем. Поэтому ты должен быть в эти дни в походном варианте. — Стивен улыбнулся. — Как семья реагирует на твои отъезды?

— Нормально. Да я, собственно, больше недели и не отсутствовал.

— Не знаю как в этот раз, но на всякий случай предупреди жену. Завтра мы на один день слетаем к немцам. Надо обо всём договориться и заодно узнаем, что у них новенького в этом деле… Если нет вопросов, будем считать, что рандеву состоялось…

— Можно один, нескромный?

— У нас не бывает таких. Мы должны знать друг о друге всё.

— Скажи — кабинет действительно твой?

Стивен рассмеялся.

— Как ты себе представляешь нашу службу!? Откуда взять столько кабинетов!.. Да и зачем они нам. Всё должно быть здесь! — он постучал пальцем по виску. — Конечно, нет! Просто когда ведётся разработка такой крупной операции, координатору выделяется отдельный кабинет… Так удобнее для всех. Завтра сюда может придти другой… Вот так! Ответ устраивает?

— Вполне… Просто мы у себя привыкли работать все вместе… А, вообще, мне нравится здесь.

Бейрут встретил Халеда тридцатиградусной жарой. После относительно прохладного Мюнхена, он почувствовал себя на вершине блаженства. Пройдя все формальности, вышел на привокзальную площадь. Он не был здесь, почти пять лет, но показалось, что ничего не изменилось с тех пор. Несмотря на то, что было ещё только семь утра, площадь гудела как восточный базар. Постоянно, то отъезжали, то подъезжали такси и при этом каждый старался подать сигнал, заглушая соседа. Уличные торговцы вели себя спокойнее, но их было такое количество, что казалось весь Бейрут в эти часы стоит у лотков. В самом дальнем углу площади разместились те, кто торговал блюдами восточной кухни. Сизый дымок от этих очагов, иногда пригонялся к вокзалу набежавшим ветерком и тогда пассажиры могли почувствовать всю прелесть и все ароматы этой кухни под открытым небом. Вот и Халед, выйдя на площадь, вспомнил, что почти сутки не ел досыта. Закинув сумку на плечо, направился на запах еды. Он прошёл всего несколько метров, когда из стоявшего у обочины старенького «Мерседеса», вышли двое мужчин примерно одного возраста и направились ему навстречу. Когда Халед поравнялся с ними, они встали у него на пути.

— Халед Надир? — спросил один из них.

Халед посмотрел по сторонам и, чуть отступив назад, ответил:

— Да.

Заметив его настороженность, они улыбнулись.

— Господин Хамади просил встретить вас и отвести домой.

— Но у меня нет дома в Бейруте!

— Господин Хамади сказал, что дом Абдель-Карима и это ваш дом. Нам приказано отвести вас туда.

— Да, конечно! Только я куплю что-нибудь поесть. Почти сутки ничего не ел.

— Через час мы будем на месте. Там для вас всё приготовлено.

Один из них снял сумку с плеча Халеда и небрежно кинул её в багажник. Второй открыл дверь салона, приглашая его в машину.

Пока ехали по улицам, Халед не переставал удивляться красоте этого южного города. После серого от камня, бетона и стали Мюнхена, Бейрут выглядел нежно-розовым цветком, брошенным чьей-то безжалостной рукой на серое полотно асфальта. За время его отсутствия здесь мало что изменилось. Всё также ослепительно блестели витрины в лучах утреннего солнца, отражая в себе зелень деревьев, растущих вдоль тротуаров. Всё те же пёстрые ручейки машин, вытекающее из переулков и сливающееся на магистралях в мощные потоки, выбраться из которых, казалось, было невозможно. Всё это было и в Мюнхене, но колорит самих машин, не шёл ни в какое сравнение. Иногда они обгоняли что-то пёстрое, грохочущее, источающее сизые клубы, но управляемое таким же смешным и что-то кричащим за рулём, водителем. Всё это начинало уже с самого утра превращаться в какую-то сумасшедшую, кем-то закручиваемую, карусель.

Подъезжая к окраине, Халед стал замечать скрывающиеся за кронами разросшихся деревьев, развалины домов. Они остались ещё после той гражданской войны. Люди не хотели возвращаться на места своего горя и слёз. И только мальчишки всё также прыгали по развалинам, размахивая самодельными автоматами, и что-то крича друг на друга.

Вскоре машина остановилась возле высоко забора, выложенного из розового туфа. Халед узнал этот дом. Здесь жил человек, который когда-то направил его на учёбу и который, вероятно, ждал его сейчас. Водитель посигналил, и створки ворот медленно раскрылись. Машина въехала во двор и, обогнув небольшой фонтанчик в середине двора, остановилась под широким навесом.

Здесь также почти ничего не изменилось. Разве только кроны деревьев стали шире и гуще. Всё те же кусты роз вдоль дорожек. Тот же опьяняющий запах жасмина, вьющегося вдоль стен дома.

Огромный «афганец», почуяв чужого человека, с лаем бросился с веранды к машине. Халед в испуге захлопнул открытую уже дверь. Вышедший из машины водитель прикрикнул на пса и, взяв его за ошейник, отвёл в сторону. На лай собаки из дома вышел высокий, худощавый старик в длиннополом, белом одеянии. Его загорелое красивое лицо было обрамлено аккуратно подстриженной, чёрной с проседью, бородой. Халед узнал его. Это был шейх Субхи Абдель-Карим. За эти пять лет он почти не изменился, разве только борода стала белее, да на носу засверкали очки в красивой, дорогой оправе. Халед поспешил ему на встречу.

После обеденной молитвы, которую они совершили в расположенной неподалёку мечети, шейх пригласил Халеда на свою половину дома. Ещё в мечети Халед обратил внимание на группу молодых ребят примерно своего возраста, которые постоянно находились около шейха. Они словно пытались оттеснить его от остальной толпы верующих. Их странная одежда, состоящая из чёрных брюк и тёмно-зелёных рубашек, ещё больше подчёркивала их обособленность от остальных обитателей этого района. Халед вспомнил, что и встречавшие его в аэропорту парни были одеты в точно такую же одежду. «Вероятно это его охрана, — подумал он, — но раньше её не было». И сейчас, когда он вошёл в комнату к Абдель-Кариму, они полукругом сидели возле него, и что-то негромко шептали с закрытыми глазами. Перед каждым из них лежал Коран в красивом тёмно-зелёном переплёте. Халед уже хотел сделать шаг назад и выйти, но шейх заметил его и взглядом показал на свободное место.