В это же самое время Станислав Крячко отправился на собеседование к Веронике Павловне, докторше здешней медчасти, которая располагалась в одноэтажном доме, метрах в полста от служебного здания посольства. Подойдя к постройке, отделанной белым сайдингом, под зеленой крышей из металлочерепицы, Стас вошел в приемную. В углу, напротив входа, он увидел шкаф с бумагами. Рядом с ним был стол, за которым восседала крупная женщина в белом халате и белой косынке.

Поздоровавшись, Крячко представился и уведомил, что хотел бы увидеть главного доктора. Та сообщила, что Вероника Павловна у себя и обязательно его примет. Постучав в дверь с табличкой «Зав. медсанчастью Рябинина В.П.» и, услышав благозвучное, чем-то очень знакомое контральто: «Да, да! Войдите!» – он толкнул застекленную дверь с белыми занавесочками изнутри и увидел… Ту самую хорошенькую особу, которую приметил в столовой.

Докторша в медицинском халате, шапочке и с фонендоскопом на шее сидела за столом и что-то писала в толстенной амбулаторной карте. Стас поприветствовал хозяйку кабинета и объявил о том, что намерен занять не меньше часа ее рабочего времени.

Жизнерадостно улыбнувшись, Рябинина пообещала уделить ему столько времени, сколько он пожелает занять. Приняв озабоченный вид, Крячко указал взглядом на уже основательно истрепанное медицинское «досье», исписанное малоразборчивой докторской скорописью.

– Кстати, хотел бы спросить – у вас амбулаторная карточка, случайно, не Карлсона? Он же – самый больной в мире человек. Вон, я гляжу, сколько записей сделано!..

С ходу поняв суть его прикола, Вероника усмехнулась.

– Вы не поверите, но этого пациента именно так у нас и прозвали – Карлсон. И именно за то, что он хронически «самый больной в мире человек». Это советник посла, Миронец Геннадий Юрьевич, товарищ и в самом деле довольно-таки крупный, к тому же очень любит лечиться. Он здесь у нас гость частый. То – давление проверь, то – температуру измерь, то – легкие послушай…

– Тогда вам тут надо держать большие запасы лучшего лекарства для Карлсонов – конфет, варенья, меда… – хмыкнул Станислав, дивясь чрезмерной заботе посольского работника о своем здоровье.

Сам он уже и не помнил, когда в последний раз был на приеме у «эскулапов».

– Этому Карлсону сладостей нельзя, – с оттенком сочувствия отметила его собеседница. – Поджелудочная у Геннадия Юрьевича ослабленная, есть риск развития инсулинозависимого диабета. Кстати, вы его видели – это он в столовой спрашивал про Москву. Ну а вы ко мне по поводу смерти Максима Горбылина, врио военного атташе?..

– Да… Именно из-за него нас и пригнали в Мехико, на другой конец света. Господи, как же тяжело привыкать к суткам наоборот! Месяца три назад мы с Львом Ивановичем летали на Дальний Восток. Тоже, скажу вам, край не ближний, и тоже пришлось привыкать к смене часовых поясов… Но здесь – вообще, полный атас! Это и понятно – другое полушарие. Вот, сейчас у нас дома вечер, тут – утро. Еще немного, и буду засыпать на ходу.

Он передернул плечами и помотал головой.

– Ну, что уж так спешить домой? – проговорила Вероника. – Погостите, посмотрите Мексику – когда еще тут доведется побывать?

Стас пообещал обязательно воспользоваться ее советом. Перейдя непосредственно к делу, он попросил рассказать о состоянии здоровья Горбылина – с чем обращался, от чего лечился, какие болезни перенес, проводила ли доктор Рябинина посмертный осмотр его тела.

Достав из шкафа медицинскую карточку врио атташе, Вероника сообщила, что за время работы в посольстве Горбылин обращался к ней раз восемь. Первый его визит в медчасть был чисто дежурным – как вновь прибывший он должен был пройти обследование и сообщить о себе всю необходимую информацию. Как явствовало из записи в карточке, Горбылин Максим Викторович, семьдесят восьмого года рождения, подполковник Российской армии, уроженец Пензы, дважды женатый и дважды разведенный, в общем и целом на день оформления карточки на состояние здоровья не жаловался.

О своих былых болезнях и травмах сообщил, что в детстве перенес токсический энтерит в спортивно-оздоровительном лагере по причине того, что неумеха повар вместо каши с мясом сварил сущую отраву. Во время прохождения службы в качестве командира взвода мотострелков в две тысячи третьем он лечился в госпитале по поводу сотрясения мозга, полученного во время войсковых учений. По словам Горбылина, это произошло в момент десантирования из БМП. Когда он первым покидал отсек боевого расчета, рядом рванул учебный фугас, и его взрывной волной отбросило назад, ударив головой об одну из створок бронедвери машины.

При клиническом обследовании в медчасти было обнаружено, что у Горбылина М.В. предположительно может иметь место дисфункция печени и начальная стадия артрита левого коленного сустава. Кроме того, на основании косвенных признаков предполагалось наличие бессимптомного простатита.

Второй визит врио атташе произошел через пару дней, как считала Вероника, по надуманному предлогу, имевшему единственную цель – установить с ней более близкие отношения. Но, что особо подчеркнула докторша, какого-либо запредельного впечатления он на нее не произвел.

– Смазливенькие барышни в штанах – не в моем вкусе… – отметила она. – Почти полная копия моего бывшего.

– А Горбылин был «барышней в штанах»? – с интересом уточнил Станислав.

Поморщившись, Вероника в знак согласия кивнула.

– Знаете, меня сразу же очень впечатлили два его развода. Если мужчина не смог ужиться с двумя женами, то он или вообще не разбирается в людях, или сам являет собой такое «счастье», от которого все бегут, как от чумы. Ну, он, скорее всего, был вторым вариантом. Это можно было понять из того, как он сам себя нахваливал и превозносил, – констатировала она.

Как пациент Горбылин дважды обращался в медчасть с симптомами «высотной болезни» – сильным головокружением и расстройством пищеварения. Будучи латентным ипохондриком, склонным в любом пустяке видеть нечто смертельное и неизлечимое, врио атташе еще раза два приходил с заурядной мигренью, считая ее патологически возросшим внутричерепным давлением. Он подозревал, что из-за этого может развиться что-то наподобие инсульта.

– Пришел ко мне, стонет и охает. Вижу – никакие слова его не убеждают, – задумчиво рассказывала Вероника. – Ну и ладно! Даю обычные назначения от мигрени, ввожу ему физраствор, при этом как бы про себя рассуждая о том, что приходится тратить на ерунду высокоэффективные лекарства. Минуты не прошло, он уже объявляет, что у него все уже хорошо, что уже отпустило… Что было еще? Небольшой конъюнктивит по причине излишнего пребывания на солнце, небольшая невралгия тройничного нерва. Ну, это – мелочи, которые привести к смерти никак не могли.

Как явствовало из дальнейшего повествования Вероники, о смерти Горбылина она узнала вечером, когда уже была у себя дома и смотрела по телевизору местную развлекательную передачу. Ей позвонили и сказали, что атташе Горбылин найден у себя в квартире без признаков жизни. Она быстро собралась и со своего четвертого этажа спустилась на третий, где и проживал врио атташе. Когда она вошла, Горбылин лежал у входной двери лицом вниз. Проверив пульс, Вероника констатировала наступление смерти и начало трупного окоченения в области жевательных мышц. Каких-либо признаков насильственной смерти заметно не было.

По поручению главы посольства комендант вызвал местную полицию и машину из морга. Прибывшие полицейские и судмедэксперты также констатировали, что смерть Горбылина, скорее всего, имеет ненасильственный характер. По просьбе главы посольства местные правоохранители пообещали провести вскрытие и провести токсикологический анализ. Но, судя по результатам осмотра квартиры, в ней не было даже намека на наличие ядов или наркотиков.

– …Вот, теперь ждем результатов токсикологической экспертизы, – сказала Рябинина в заключение своего рассказа.

– Как я понял из того, что уже удалось услышать, этот гражданин был охоч до женского общества, – выслушав ее, констатировал Крячко. – А в гости к нему дамы часто заходили? У него в квартире бывали какие-то гулянки, пирушки?