оказались настолько разрушительными, что были предприняты значительные

усилия, чтобы их избежать. Эти усилия привели к эволюционированию системы

центральных банков и других механизмов, предназначенных для контроля

кредитования и регулирования экономической активности.

Чтобы понять роль регулирующих органов, необходимо ого-знать, что они также

являются участниками: их понимание по своей природе является несовершенным, а

их действия приводят к непредвиденным последствиям. Взаимоотношение между

регулирующими органами и экономикой является рефлексивным; оно также

проявляет циклические характеристики, в том смысле, что оно, как правило,

колеблется от одной крайней точки к другой.

Какова же взаимосвязь между регуляторным и кредитным циклами? Здесь мои

взгляды становятся в значительной степени пробными. Я считаю, что оба эти цикла

широко перекрываются во времени, так что минимум ограничений имеет

тенденцию совпада-ь с максимумом в расширении кредита, и наоборот. Но в

пределах этого хронологического совпадения существует постоянное

взаимодействие между этими двумя циклами, которое влияет на их форму и

длительность. Взаимодействие между этими двумя циклами идет по уникальному

пути, который не может быть подогнан ни под одну регулярную или

повторяющуюся схему.

Я пытался применить эту сложную и в значительной степени пробную схему к

интерпретации современной истории экономики и финансов. Само собой

разумеется, что здесь действует намного больше факторов; но я сосредоточился на

циклах-близнецах в кредитовании и регулировании. Основные темы, на которых я

останавливаюсь, — это трансформация банковской системы из

высокорегулируемой в менее регулируемую отрасль, подъем и спад в

международных займах, мания слияния компаний и международное движение

капитала.

До 1982 г. история довольно четко следовала модели подъем-спад, но после 1982 г.

ситуация значительно усложнилась. Если бы событиям было позволено идти своим

путем, неконтролируемый рост объемов кредитования в 1970-х гг. привел бы к

катастрофическому концу; но именно потому, что последствия могли бы стать столь

разрушительными, финансовые власти пришли на помощь и спада удалось

успешно избежать. Начиная с этого момента мы плывем в неизведанных водах.

Великий подъем уже потерял свой импульс, но его жизнь была искусственно

продлена для того, чтобы избежать великого спада.

Я пытаюсь проследить уникальный путь, по которому пошли события: сохранение

накопившегося бремени безнадежных международных долгов путем введения того,

что я назвал "коллективной системой кредитования", и принятие правительством

США на себя роли "должника последней инстанции". Оба эти события являются

беспрецедентными. Они положили начало той странной конструкции, которую я

назвал Имперским Кругом: круг процветания в центре и порочный круг на

периферии всемирной системы, основанной на сильном долларе, сильной

экономике США, растущем бюджетном дефиците, растущем торговом дефиците и

высоких реальных процентных ставках. Имперский Круг удерживал вместе

различные элементы международной финансовой экономической системы, но он

был внутренне нестабильным, поскольку сильный доллар и высокие реальные

процентные ставки должны были перевесить стимулирующий эффект бюджетного

дефицита и ослабить американскую экономику. Имперский Круг не может длиться

до бесконечности. Что же случится дальше?

Чтобы ответить на этот вопрос, я провел эксперимент, начавшийся в августе 1985 г.

На практике это выразилось в том, что я вел дневник, записывая в нем мысли,

которым я следовал при принятии своих инвестиционных решений, и делал это по

мере хода событий, т.е. в реальном времени. Поскольку я полагал, что будущее

Имперского Круга чрезвычайно важно, эксперимент служил испытанием моей

способности предсказывать будущий ход событий с использованием теоретических

рамок, разработанных в этой книге. Эксперимент имел гигантский финансовый

успех — мой фонд никогда не работал лучше. Но он привел также к неожиданному

результату: я вышел из эксперимента с весьма изменившимися взглядами на

будущее.

Я начал с предположения о том, что опасность заключается в возможности

обратного поворота в развитии круга процветания:

слабый доллар и слабая экономика могли бы совместно поддерживать процентные

ставки на более высоком уровне, чем требуется, и при отсутствии возможности

дальнейшего денежно-кредитного или финансово-бюджетного стимулирования

падение как экономики, так и доллара могло бы стать неудержимым. Но ситуация

вновь была исправлена благодаря вмешательству финансовых органов. Перейдя от

системы свободно плавающих обменных курсов к "управляемому плаванию",

удалось смягчить падение доллара, а благодаря более низким процентным ставкам

и расцвету финансовых рынков удалось предотвратить сползание экономики в

стадию депресии. Мы вступили в новую фазу, которую я, лишь с некоторой долей

иронии, описываю как "Золотой Век Капитализма."

Можно заметить, что в этой книге я стараюсь решить несколько задач сразу. Книга

предлагает не только общую теорию — теорию рефлексивности, но также и другую

весьма конкретную теорию — теорию кредитно-регуляторного цикла. Последняя

идея является настолько пробной, что ее вряд ли можно назвать теорией. Тем не

менее, я постараюсь применить ее не только для объяснения событий современной

истории, но также и для предсказания последствий, и при этом я провожу

практическую демонстрацию фундаментального различия между объяснением и

прогнозированием рефлексивных явлений. Я пытаюсь также вывести несколько

общих заключений из моего анализа. Наиболее важными являются, во-первых,

утверждение о том, что значение имеет именно кредит, а не денежная масса (иными

словами, что монетаризм является ложной идеологией), и, во-вторых, утверждение

о том, что концепция общего равновесия не имеет отношения к реальности (иными

словами, классическая экономика является пустым по содержанию упражнением).

Финансовые рынки по своей природе нестабильны; это приводит к третьему

ВЫВОДУ, который проще высказать как вопрос, а не как утверждение: какие меры

в экономической политике необходимы для того, чтобы вернуть стабильность

нашей экономической системе?

Книгу было бы легче читать, если бы в ней за один раз делалось лишь одно

утверждение. К сожалению, это невозможно, поскольку различные аспекты

являются взаимосвязанными. Если бы теория рефлексивности была широко

известной, я мог бы принять ее как данную и сконцентрироваться на исследовании

кредитного и регуляторного циклов. Точно так же, если бы тот факт, что кредитно-

финансовым рынкам внутренне присуща нестабильность, был общепризнан, мне

не потребовалось бы тратить так много времени на демонстрацию того, что

концепция равновесия в том виде, в каком она используется экономической

теорией, является абсолютно нереалистичной. Как бы там ни было, но я должен

попытаться рассматривать несколько вопросов более или менее одновременно.

Еще более усложняет положение и тот факт, что данная книга не может считаться

законченным произведением. Когда я начал писать ее, я думал, что уже имею

теорию рефлексивности, которую хочу в ней представить, и что мои трудности

относятся лишь к способу ее представления. Когда же я пытался применить эту

теорию к различным ситуациям, я понял, что в действительности не имею хорошо

сформированной теории. Идея о том, что предпочтения участников играют важную

причинную роль в исторических событиях, является и истинной, и интересной, но