VIII. Крест и полумесяц

   Отряд обоих вождей повстанцев, ведущий с собой старого заклинателя змей, проходил ночью через редкий лес, чтобы ранним утром напасть на стоящие за лесом турецкие войска. Только несколько миль разделяло врагов.   Этот отряд был просто пестрая, плохо вооруженная толпа, но во многих местах образовывались уже правильно организованные отряды, и восстание все больше и больше усиливалось.   Народ, терпевший до сих пор иго турок, поднимался и готов был скорее умереть, чем переносить и дальше угнетение.   Несмотря на бесчисленные обещания улучшить участь христиан и дать им одинаковые права с мусульманами, турецкое правительство и не думало делать что-либо для гяуров: несчастные терпели угнетение большее, чем когда-либо.   Больше, чем когда-либо, мусульмане давали почувствовать христианам свое превосходство над ними.   Неудивительно поэтому, что восстание все больше и больше разгоралось, и одно за другим поднимались угнетенные племена, доведенные до отчаяния притеснениями.   С гор и с равнин -- отовсюду собирались люди в отряды мятежников, каждый знал жестокость и зверство турок, каждый знал, что угрожает ему, если победа будет на стороне войск султана...   Тихо приближался отряд повстанцев к турецкому лагерю.   Тогда старый заклинатель, которого вели связанного двое мятежников, потребовал, чтобы его привели к предводителю отряда.   Один из предводителей тотчас подошел к старику.   -- Ты считаешь меня шпионом, -- сказал тихим голосом Абунеца. -- Я не сержусь на тебя за это, хотя я уже доказал тебе, что шпионом был не я, а Алабасса.   -- Ты -- турок!   -- Но все-таки я не хочу вашей гибели. Я не хочу кровопролития, -- отвечал старик. -- Разве может быть шпионом тот, кто советует вам вернуться, кто предупреждает вас, что ваши силы слишком слабы и что вы идете на гибель. Вы ведете меня с собой, что же, я готов следовать за вами, пока вы не убедитесь, что я был прав, предостерегая вас.   -- Когда мы это увидим, ты будешь освобожден.   -- Будет уже поздно, когда вы это увидите, -- сказал заклинатель. -- Вернитесь, пока еще есть время.   -- Вернуться было бы трусостью! Нет, никогда! -- отвечал предводитель мятежников. -- Если мы победим, ты погиб, так как это докажет, что ты хотел спасти своих. Если мы будем разбиты, ты будешь свободен. Я так решил, и мое слово неизменно.   -- Ты хочешь, чтобы было так -- хорошо! Я сделал все, возможное, чтобы отвратить кровопролитие...   Повстанцы продолжали молча продвигаться вперед, и наконец шедшие впереди отряда разведчики донесли, что на опушке леса находится лагерь турок, окруженный цепью часовых.   Тотчас же было решено немедленно напасть на турок. Старый заклинатель змей был привязан к дереву, чтобы не мог сбежать и сообщить туркам численность и намерения повстанцев.   При первом свете зари мятежники двинулись вперед.   Вдруг в лагере турок зазвучали трубы, и все пришло в движение. Повстанцы бросились вперед, чтобы не дать врагам времени построиться, но было уже поздно, и ядра полетели навстречу нападавшим.   Хотя при бледном и неверном свете зари трудно было оценить силы противника, однако предводители повстанцев поняли, что силы турок были гораздо значительнее, чем они предполагали. Старый заклинатель змей был прав!   Но было уже поздно отступать, и повстанцы бросились вперед.   Турки подпустили их почти к самому лагерю и встретили убийственным огнем.   В то же время отряд кавалерии ударил с фланга на нападавших, которые, таким образом, очутились меж двух огней.   Повстанцы дрались с изумительным мужеством, хотя ядра вырывали у них целые ряды и перевес сил турок был слишком велик.   Но казалось, что на этот раз мужество заменяло недостаток численности.   Несмотря на страшные потери, повстанцы неудержимо продвигались вперед, проникли наконец в лагерь, и тут закипела отчаянная битва не на жизнь, а на смерть. Однако неравенство сил было все-таки велико, и после двухчасового боя повстанцы вынуждены были отступить к лесу, чтобы там под защитой деревьев продолжать битву.   Такой маневр был очень благоприятен для повстанцев. Только таким образом могли они спастись от полного истребления, которое было бы неизбежно, если бы туркам удалось отрезать их от леса. Турки поняли это, но было уже поздно.   В лесу повстанцам нечего было опасаться нападений турецкой кавалерии, а пехота не была для них страшна.   Битва продолжалась, и гром выстрелов далеко разносился по лесу. Турки прилагали все усилия, чтобы проникнуть в чащу, но повстанцы мужественно отбивали все их нападения, и каждый шаг вперед стоил туркам потоков крови.   Час проходил за часом, а бойцы полумесяца все еще не могли продвинуться вперед, и офицеры видели, что ряды их отрядов редеют от губительного огня противника.   Сам паша убедился, наконец, в безуспешности борьбы и отозвал свои войска.   Ужасный план созрел в его голове, план, в случае удачи которого повстанцы были бы истреблены или отброшены с громадными потерями.   Паша приказал кавалерии и пехоте окружить опушку леса со всех сторон, а артиллерии стрелять в ту часть леса, где скрывались повстанцы.   Земля задрожала от выстрелов, ядра посыпались на лес, дробя деревья и убивая повстанцев, искавших под ними защиты!   Началась ужасная бойня. Повстанцы, избегнувшие счастливо ядер и падающих деревьев, падали под пулями турок, окружавших опушку леса, а спасшиеся от пуль гибли под саблями кавалеристов.   Один из предводителей повстанцев был убит, но другому удалось собрать в глубине леса остатки своего отряда. Мало-помалу подтянулись все уцелевшие, и к вечеру на поляне среди леса собралась только треть отряда, остальные были или убиты, или тяжело ранены.   Несмотря на этот ужасный урон, повстанцы не пали духом и единодушно требовали от предводителя, чтобы он вел их снова против турок.   Они хотели во что бы то ни стало пробиться сквозь ряды врагов, чтобы соединиться с другими отрядами своих товарищей.   Предводитель не противился их желанию и с наступлением ночи повел их опять к лагерю турок.   Дружно бросились повстанцы на врагов, не ожидавших нападения, и ворвались в лагерь.   Кровавый бой закипел между бойцами креста и полумесяца.   Кто мог устоять против этого отчаянного мужества? Кто мог выдержать этот бешеный натиск?   Турки смешались и дрогнули.   Ничтожный отряд повстанцев проложил себе дорогу сквозь их ряды. Паша приказал кавалерии остановить наступление врага, но было слишком поздно. Повстанцы успели пробиться сквозь ряды турок, хотя и ценой огромных потерь.   Кавалерия пыталась было преследовать уходивших на соединение со своими повстанцев, но несколько залпов заставили ее отказаться от этого намерения.   Несколько повстанцев поспешили на то место, где они оставили заклинателя змей, чтобы излить на него свой гнев, хотя его слова и оправдались, -- но этому несправедливому намерению не суждено было исполниться. У подножия дерева лежали только веревки, которыми был связан старик, а самого старика не было.   Нашли ли его турки и освободили или ему удалось самому отвязаться, никто не мог этого сказать. Как бы то ни было, но заклинатель змей исчез.

IX. Реция и принц

   Однажды вечером, вскоре после захода солнца, Черный гном проскользнула в развалины Кадри.   Повсюду царствовала глубокая тишина, нарушавшаяся только треском бесчисленных кузнечиков.   До сих пор Сирре не удалось еще узнать что-либо о судьбе Реции. Она перестала уже надеяться, что Реции удалось избежать преследований Мансура и Лаццаро, и снова ею овладела мысль, что несчастная находится в Чертогах Смерти.   Но, несмотря на знание всех самых потаенных углов этого ужасного места, все поиски Сирры были тщетны.   Это только усилило решимость Сирры защитить во что бы то ни стало несчастную. Она хотела своей любовью загладить все зло, которое принесла Реции ненависть Кадиджи.   Старая гадалка и не подозревала, что ее дочь нашла себе убежище так близко от нее, поэтому Сирра вышла из дома незамеченная матерью.   Добравшись до развалин, Черный гном стала внимательно осматривать их, как бы надеясь найти след Реции.   В ту же минуту она заметила, что к развалинам подходит Лаццаро вместе с каким-то человеком, с которым он горячо о чем-то разговаривал. Спрятавшись за развалившейся стеной, Сирра стала наблюдать за подходившими и узнала в спутнике грека ходжу Неджиба, того самого, который в доме софта был в числе ее стражей и которого она в последнее время часто видела у матери.   По оживленности их разговора Сирра догадалась, что дело идет о чем-то важном. Поэтому она решила следить за ними и, проникнув в середину развалин, добраться до комнаты совета и подслушать у ее дверей. Для Черного гнома, проворной и легкой, это было просто. Проскользнув, как змея, через расщелину в стене, она добралась до комнаты совета почти одновременно с греком и ходжой Неджибом.   В комнате совета уже находился Мансур-эфенди.   С того времени, как он перестал быть Шейхом-уль-Исламом, его честолюбие еще более возросло.   Ничто не останавливало его в стремлении к власти. Все средства казались ему хорошими для достижения своих планов. Он не отступал даже перед кинжалом и ядом, чтобы только избавиться от тех, кто стоял ему поперек дороги.   Сирра окаменела от ужаса, узнав из разговора Мансура с Лаццаро и Неджибом, что его ненависть простирается уже на Сади и что уже найдены убийцы, которые должны лишить его жизни вместе с великим визирем Махмудом-пашой.   -- Сади-паша уже несколько дней как уехал, -- сказал Лаццаро, -- куда и с каким поручением, этого я не мог узнать. Очевидно, тут есть какая-то тайна, к тому же паша уехал так неожиданно, что даже не успел ни разу посетить принцессу.   -- Продолжай следить! Он должен скоро вернуться! -- приказал Мансур.   -- Я принес тебе сведения о гадалке Кадидже из Галаты, могущественный Баба-Мансур, -- начал ходжа Неджиб. -- До сих пор тебе была неизвестна причина ненависти, которую питала Кадиджа к толкователю Корана Альманзору и всему его семейству. Теперь эта загадка разрешена.   -- Говори, ходжа.   -- Я следовал твоему приказанию, могущественный п мудрый Баба-Мансур, и в последнее время часто бывал у старой гадалки, -- продолжал Неджиб. -- Скоро я добился ее полного доверия, только об Альманзоре и ненависти к нему она продолжала упорно молчать. Но сегодня благодаря опиуму она выдала мне последнюю тайну, рассказала мне причину своей ненависти к Альманзору. Жадность побуждала ее к этому!   -- Жадность? -- спросил Мансур.   -- Я давно уже знал, что Кадиджа не без причины ненавидит толкователя Корана и его семейство, -- заметил Лаццаро.   -- Это открытие очень важно, мудрый Баба-Мансур, -- продолжал Неджиб. -- Оно касается важной тайны, которая до той минуты была от меня скрыта. Старая Кадиджа знает о сокровищах калифов могущественного дома Абассидов, последними потомками которых были Альманзор и его дети.   -- Сокровищах? -- спросил мрачно Мансур.   -- Да, мудрый и могущественный шейх! Сокровища, скрытые внутри одной из пирамид.   Мансур-эфенди был напуган словами Неджиба. Для него было очень неприятно, что о существовании сокровищ калифов знает старая гадалка и что кроме нее. об этом узнали Лаццаро и Неджиб. Однако он победил овладевшее нм волнение и принял презрительный вид.   -- Глупости! -- сказал он. -- Пирамид так много. А сказала ли тебе Кадиджа, в которой из них лежат сокровища?   -- Она искала и нашла ее. Она проникла даже внутрь ее, но не могла найти сокровищ.   -- Должно быть, благодаря опиуму она сделала все эти открытия?   -- Нет, мудрый Баба-Мансур, ты ошибаешься, -- возразил Неджиб. -- Опиум только развязал ей язык. Эти сокровища -- цель всех ее желаний, и уже целые десятки лет она прилагает все усилия, чтобы овладеть ими.   -- Значит, она еще не потеряла надежду?   -- Нисколько! Эти сокровища для нее -- все. Для того, чтобы присвоить их себе, она и хотела истребить все семейство Альманзора.   -- Присвоить их? Значит, она уже нашла их? -- спросил Мансур.   -- Она еще раз пыталась проникнуть внутрь пирамиды. Как я понял из ее слов, ей оставалось только проникнуть за одну стену, чтобы найти сокровища, но этого она не смогла сделать.   -- Этим и кончились ее попытки?   -- До сих пор -- да! Но она нисколько не потеряла надежды и ждет только удобного случая, чтобы...   -- Исполнить свое безумное намерение, -- прервал Мансур-эфенди. -- Эта гадалка, должно быть, помешалась, и на это надо обратить внимание, так как она может причинить много бед, если будет гадать не в полном разуме.   -- Она не помешана, мудрый и могущественный Баба-Мансур.   -- Очень часто случается, что сумасшествие незаметно, но тем не менее оно существует. Нам необходимо присматривать за гадалкой. Приведите ее сюда, она, не колеблясь, последует за вами, а здесь вы поручите Тагиру смотреть за ней.   Мансур хотел захватить в свои руки Кадиджу и с ее помощью попытаться найти сокровища калифов, а затем, когда не будет больше необходимости в ней, сделать ее навеки немой.   Сирра слышала весь разговор, происходивший в комнате совета, и, таким образом, тоже узнала, почему ее мать с такой ненавистью преследовала Альманзора и его детей.   Выйдя осторожно из развалин, Сирра спряталась за кустом у входа в Чертоги Смерти, откуда ей можно было видеть ведущую в глубь развалин дорогу.   Было уже совершенно темно.   Прошло не более часа, как Сирра снова услышала шаги и голоса и увидела приближавшихся Лаццаро и Неджиба в сопровождении ее матери.   Старая гадалка, очевидно, и не подозревала о грозящей ей опасности, так как она спокойно следовала за своими спутниками и, по-видимому, была в лучшем расположении духа.   Скоро все трое подошли так близко, что Сирра могла слышать их разговор.   -- Да, мой сыночек, -- говорила Кадиджа, -- там ты найдешь прекрасную Рецию, которую ты так давно ищешь.   Сирра стала жадно прислушиваться. К несчастью, она не могла расслышать названия места, где пряталась Реция.   -- Как ты это узнала? -- спросил Лаццаро.   -- Хи-хи! От меня ничего не скроется! -- засмеялась старуха. -- То, что я сказала, верно, ищи -- и ты найдешь ее там. Что это, разве мы не идем к башне?   -- Нет, мы пройдем тут, -- сказал грек.   -- Здесь я еще ни разу не была, сыночек.   В эту минуту они поравнялись с кустом, за которым сидела Черный гном, и вскоре исчезли в темных переходах развалин. Кадиджа все еще не подозревала, что через одно мгновение она уже будет заключена в тюрьму, откуда ей не суждено выйти живой. Смерть ожидала ту, которая так часто применяла ее сама как орудие для выполнения своих замыслов. Наказание постигало преступницу раньше, чем кто-либо мог предвидеть.   Сирру больше всего беспокоило, что ей не удалось расслышать названия места, где скрывалась Реция, и поэтому она решила подождать возвращения грека, так как была уверена, что он тотчас же отправится на поиски Реции. Следуя за Лаццаро, Черный гном могла бы найти пропавшую дочь Альманзора.   Не прошло и четверти часа, как Лаццаро и Неджиб показались снова, разговаривая между собой и смеясь над испугом и криками старой гадалки, слишком поздно понявшей, что она попала в западню.   У входа они расстались, и грек пошел через открытое поле по направлению к берегу Босфора.   Поле было совершенно открыто: не было ни деревца, ни кустика, за которыми можно было бы спрятаться, поэтому Сирра, несмотря на глубокий мрак, могла следовать за Лаццаро только с чрезвычайной осторожностью и на большом расстоянии.   Пройдя мимо дворца принца, Лаццаро направился к полотну железной дороги.   Вдали виднелся огонек, и к нему-то, казалось, шел грек.   Подойдя ближе, Сирра увидела, что свет виднелся в окне домика железнодорожного сторожа. Реция должна была быть тут, или, по крайней мере, обитатели домика могли указать, где найти ее.   Когда грек подошел к домику, Сирра остановилась и, припав к земле, чтобы не быть замеченной, стала наблюдать за ним.   Лаццаро подошел к окну, в котором виднелся свет, и заглянул в него. Затем он обошел дом с другой стороны и заглянул в противоположное окно.   Вслед за тем он отошел от домика и пошел по направлению к Скутари.   Подождав некоторое время и увидев, что грек не возвращается, Сирра пошла к сторожке и тогда увидела, что было причиной поспешного ухода грека. Какой-то человек, должно быть, сторож, вышел из домика и обошел вокруг него.   Не найдя ничего подозрительного, сторож вернулся в сторожку. Дверь закрылась, и свет погас.   Тогда Сирра проскользнула к окну и тихо постучала.   Обитатели домика, вероятно, крепко спали, так как внутри не слышалось никакого движения.   -- Реция! Ты здесь? -- спросила Сирра.   Внутри домика послышался шепот.   -- Реция! Милая Реция! -- продолжала, возвысив голос, Сирра. -- Скажи мне, тут ли ты? Это я, твой друг Сирра.   Окно отворилось и показалась голова Реции.   -- Слава Аллаху! Это ты! -- вскричала Сирра вне себя от радости. -- Наконец-то я снова вижу тебя, дорогая моя Реция.   -- Как ты меня нашла? -- спросила Реция, узнавая Черного гнома.   -- О! Как я рада, что нашла тебя в живых!   Обменявшись несколькими словами со старой Харрем, Реция отворила дверь и вышла из хижины.   В нескольких словах Сирра поспешно рассказала ей обо всем случившемся за последнее время и особенно предостерегла от грека, которому стало известно, где она скрывается.   Узнав, что у Реции есть ребенок, Черный гном пришла в восторг и начала прыгать, как дитя. Просьбы ее были так настоятельны, что Реция наконец сдалась и вынесла сына, видеть которого непременно хотела бедная девушка.   -- О! Это просто ангел! Маленький ангел! -- вскричала сквозь слезы Сирра, осыпая дитя поцелуями. -- Он будет так же красив, как ты и Сади.   Это имя напомнило Реции о ее горе, и она залилась слезами.   Сирра принялась утешать ее.   -- Он возвратится к тебе! -- говорила она. -- Он не может забыть тебя! Ты так добра, так хороша, так верна, так достойна его любви! Ты одна только можешь сделать его счастливым, а не та гордая принцесса. Утешься, не отчаивайся, прекрасная Реция.   -- Вот мое единственное утешение, -- сказала Реция, прижимая к сердцу дитя. -- Все прошло, Сирра, ах! Я так люблю Сади!   -- Знает ли он, где ты скрываешься? Знает ли он про ребенка? -- спросила Сирра. -- Нет? Но ведь он должен это знать.   -- Ты хочешь отыскать его, позвать сюда от моего имени? Не делай этого, Сирра. Если Сади не вернется ко мне сам, если его любовь не настолько сильна, тогда пусть лучше мое сердце разорвется от горя!   -- Сади-паша не в Стамбуле. Он уехал.   -- Откуда ты это знаешь?   -- Я узнала это от его слуг несколько дней тому назад. Он уехал надолго, но куда и зачем, неизвестно. Сам султан послал его. Как высоко, значит, ценит его султан, как много он ему доверяет!   -- Да, он высоко поднялся! -- сказала Реция. -- Лучше бы этого не было! Он осыпан почестями и наградами, но они разобьют его счастье, как и мое! Теперь я одна и покинута, Сирра!.. Но нет, это неправда! Аллах хотел дать мне утешение в моем горе!   -- Сади к тебе вернется!..   -- Пусть он будет свободен! -- прервала Реция. -- Я не хочу делить его с другой, после того как я владела им одна!   -- Ты не хочешь, чтобы он слышал о ребенке?   -- Нет! Нет!   -- Но ведь он должен знать, что ты жива, что ты его любишь. Ты не можешь запретить мне сказать ему это! Ты хочешь, чтобы он не знал ничего о ребенке? Хорошо, пусть будет по-твоему! Но я расскажу ему, когда он вернется, что ты по-прежнему верна ему. Только об одном этом. Пусть он делает, что хочет, но он должен знать это, я не могу молчать! Аллах да защитит тебя и твое дитя! -- продолжала Сирра, целуя ребенка. -- Я скоро тебя увижу. Берегись Лаццаро! Прощай!   С этими словами Черный гном оставила Рецию и исчезла во мраке...   На другой день вечером, когда Реция по своей привычке сидела далеко от хижины под тенью старых, громадных деревьев, ей вдруг послышался какой-то шорох.   Она стала прислушиваться.   Вдруг росшие вблизи кусты зашевелились, ветви раздвинулись, и среди листьев показалась голова Лаццаро.   Реция как бы онемела от ужаса, она не могла ни вскрикнуть, ни двинуться с места.   Осмотревшись кругом, грек выскочил из скрывавших его кустов и бросился к несчастной.   -- Наконец-то я тебя нашел, прекрасная Реция! -- вскричал он, злобно сверкая глазами. -- Не жди Сади! Он не придет сюда, он забыл о тебе. Тебе остается сделать выбор: или принадлежать мне, или попасть снова в развалины Кадри.   Реция бросилась бежать, но не успела сделать и несколько шагов, как грек уже был около нее и схватил ее за платье.   Кругом не видно было никого, и дом сторожа был слишком далеко, чтобы там могли услышать ее крик. Реция, казалось, была полностью во власти Лаццаро.   Собрав последние силы, она крикнула, призывая на помощь.   -- Молчать! -- крикнул Лаццаро. -- Чего ты кричишь, глупая! Будь моей, и тебе нечего будет бояться!   Реция снова крикнула, собрав все силы, чтобы вырваться из рук грека.   В эту минуту вдали показался всадник, которого не заметили ни Реция, ни Лаццаро. Услышав крик, он пришпорил лошадь и поспешил на помощь несчастной.   -- На помощь! -- вскрикнула еще раз Реция в смертельном страхе.   -- Она близка! -- послышался вдруг чей-то голос.   Реция оглянулась и, увидев приближавшегося всадника, упала на колени.   Это был принц Юссуф.   -- Что это значит? -- вскричал принц, соскакивая с лошади и подходя к Лаццаро.   Вместо ответа грек устремил на него взгляд, полный злобы и ненависти.   Таинственная сила этого взгляда была такова, что принцем невольно овладел страх, и он остановился неподвижно, казалось будучи не в состоянии произнести ни слова.   Прошла страшная, тягостная минута.   Собрав последние силы, Реция бросилась к принцу и упала к его ногам, моля о защите.   Глаза Лаццаро оставили на минуту принца, и это разрушило их чары. Юссуф опомнился и вынул из кармана револьвер.   Увидев это угрожающее движение, Лаццаро поспешил спрятаться за деревом.   Послав вслед ему пулю, принц наклонился к стоявшей перед ним на коленях Реции.   -- Ступай в мой дворец, Реция, там ты будешь в безопасности, -- сказал он. -- Не бойся ничего. Никто тебя не потревожит там. Даже я сам не войду к тебе без твоего позволения.   -- Остановись, принц! Я не могу на это согласиться! -- отвечала Реция. -- Ты слишком добр и великодушен! Я не заслуживаю этого. Будь счастлив! Ты никогда больше не увидишь меня.   В эту минуту принц и Реция были в нескольких шагах от домика сторожа.   -- Ты не должна жить в этой убогой хижине, -- сказал принц, -- умоляю тебя, Реция, следуй за мной!   -- Я не могу принадлежать тебе, принц, я должна уйти! Я больше не свободна. Прощай, ты больше меня не увидишь!   С этими словами она исчезла в дверях дома.   -- Я буду искать тебя -- и найду! -- вскричал принц.