Блейк «раскололся». «Могу лишь сказать, что это было внутреннее побуждение. Неожиданно меня охватило негодование, и мне захотелось, чтобы те, кто меня допрашивал, и все прочие тоже знали, что я действовал по убеждению, потому что верю в коммунизм, а не по принуждению или из-за финансовой выгоды. Это желание было настолько сильным, что я, не раздумывая над тем, что делаю, выпалил: «Никто не пытал меня! Никто меня не шантажировал! Я сам, по собственной воле вышел на контакт с советскими и предложил свои услуги».
Вполне возможно, что этот взрыв был внутренним побуждением, но его вполне можно было считать и правдивым признанием. Теперь, признавшись тем, кто меня допрашивал, — а это было для них, я уверен, не менее неожиданным, чем для меня, — что я являюсь советским агентом, я в деталях объяснил причины, побудившие меня это сделать», — написал Блейк в автобиографии{282}.
«Расколов» Блейка, Шерголд начал готовиться к прибытию Пеньковского в Лондон 20 апреля 1961 года. Сдержанное сообщение об аресте Блейка появилось в британской печати 22 апреля 1961 года, то есть в тот день, когда Пеньковский отправлялся в Лидс с Гре-вилом Винном. Какая связь существовала между Пеньковским и Блейком?
Все началось в июне 1960 года, объяснил сотрудник КГБ, когда Чарльз Родерик Чисхолм, сорока пяти лет от роду, прибыл в Москву на должность второго секретаря британского посольства. «Нам было известно, что он британский шпион, еще до его прибытия в Москву. Мы это знали», — утверждал советский контрразведчик.
«В 1954—1956 годах Чисхолм работал в русском отделе разведцентра СРС в Западном Берлине. В то время он активно пытался вербовать советский военный персонал. Он пользовался фальшивыми документами: на имя то британского бизнесмена Б. Костера (или Кастора) , то британского студента X. Эриксона. Жена Чисхолма играла важную роль. Обычно мы о женах не говорим. Она была на четыре года моложе своего супруга[19]. Нам было известно, что он — шпион СИС, пользующийся фальшивыми документами. В июне 1955 года британское правительство отозвало Чисхолма из Берлина. Он допустил слишком много промахов и был разоблачен как шпион. Он был слишком активен. После того как его отозвали, он работал в центральном аппарате в Лондоне против социалистических стран. В 1960 году он появился в Москве. Можете себе представить, что могла чувствовать советская контрразведка! Вполне естественно, что мы глаз с него не спускали.
В 1961 году советская контрразведка начала вести наружное наблюдение за миссис Чисхолм. Дважды — в конце 1961 года и в 1962 году — наблюдатели видели, как миссис Чисхолм, прогуливаясь, останавливалась и входила в подъезд многоквартирного дома. Вскоре после этого они заметили поблизости незнакомца, который, видимо, сильно нервничал и озирался, пытаясь выяснить, нет ли за ним «хвоста». Дома эти не представляли собой ни исторической, ни архитектурной ценности. Незнакомцем был Пеньковский».
Тут русский прервал рассказ, чтобы показать записанный на видеопленку двадцатиминутный фильм о Пеньковском, отснятый КГБ, который включал снятые скрытой камерой встречи Пеньковского с Чисхолм в сквере на Цветном бульваре и на Арбате, которые начались 30 декабря 1961 года. Это были «Герой» и «Энн». Видеокамера зафиксировала Пеньковского в телефонной будке, проверяющего, нет ли за ним наружного наблюдения, а затем входящего в подъезд жилого дома и выходящего из него. «В декабре 1961 года мы впервые заметили, что Пеньковский или кто-то другой встречается с «Энн» Чисхолм», — он употребил кодовое имя «Энн» вместо Дженет. «К январю, когда мы вновь увидели этого человека, мы узнали в нем Пеньковского. Это, конечно, могла быть случайная встреча. Поэтому нам требовалось доказательство, что встреча не была случайной», — сказал русский Смайли. Никаких других встреч на улице у Пеньковского с иностранными дипломатами не было, добавил он, противореча утверждению, что Пеньковский без ведома ЦРУ встречался с одним британским сотрудником разведки.
— Почему же Пеньковскому позволили действовать в Москве после декабря 1961 года и до его ареста десять месяцев спустя, 22 октября 1962 года? Не прикрывало ли КГБ «крота», окопавшегося в американской или британской разведке, который его нащупал? Не повлек ли бы за собой арест Пеньковского разоблачение «крота»?
Советский контрразведчик улыбнулся и покачал головой. «Нет, нет. Все это игра воображения. Американцы — большие мастера сочинять подобные вещи. У ваших людей очень богатое воображение — ив этом, и во всем другом. Разве не ясно, что именно миссис Чисхолм вывела нас на Пеньковского? Ни в каком «кроте» мы не нуждались»,— сказал он.
Его младший коллега добавил: «Пеньковского раскрыли только с помощью Чисхолм».
Официальные лица КГБ уклонились от ответа на вопрос, почему именно началось наружное наблюдение за миссис Чисхолм, повторив лишь, что им было известно, что она пыталась помогать мужу вербовать советских граждан в Германии; из-за этого они оба были взяты под наблюдение с самого начала. Старший офицер КГБ сказал (неправильно), что миссис Чисхолм встречалась с Пеньковским четыре или пять раз, и подробно изложил обстоятельства первой встречи в сквере на Цветном бульваре.
— Но ведь Джордж Блейк служил в Берлине вместе с Чисхолмами — не в этом ли ключ к разгадке?
— Вы можете придумать все, что угодно, — ответил старший офицер, отказавшись отвечать на этот вопрос.
Вдруг все встало на свои места. Блейк служил в Берлине в то же время, что и Чисхолмы, и рассказал КГБ, какую роль они играли в разведке.
Как мог такой проницательный, опытный оперативный работник, как Шерголд, у которого оказалось достаточно интуиции, чтобы расколоть Блейка, не связать одно с другим и не догадаться, что Чисхолмы были засвечены в силу одного лишь факта, что они работали в Берлине вместе с Джорджем Блейком?
Для Шерголда использование Чисхолмов в Москве было оперативной необходимостью. «Под наблюдением находился каждый сотрудник британского посольства, фокус заключался в том, чтобы оторваться от „хвос-та“», — вспоминал он позднее. Работа под открытым наблюдением является одним из самых спорных вопросов оперативной разведывательной работы, и мнения экспертов расходятся по поводу того, следует ли продолжать работу в таких условиях. В Москве не оставалось иного выбора, кроме как прекратить оперативную деятельность, но Пеньковский настаивал на продолжении работы, а поэтому такой вариант отпадал. Чисхолмам было нелегко сделать выбор. Сотрудник ЦРУ в Москве, «Компас», оказался непригоден для работы, а его замена могла прибыть не раньше июля 1962 года.
Старший офицер КГБ продолжил анализ. «Рассмотрев результаты наружного наблюдения, мы пришли к выводу, что Пеньковский и «Энн» Чисхолм причастны к операциям с тайником». Оба офицера КГБ трактовали дело Пеньковского во многом так же, как оно было представлено на судебном процессе. «Мотивы Пеньковского не имели ничего общего с какими-нибудь политическими устремлениями к миру или другими гуманными идеалами. Им управляли вероломство, ущемленное самолюбие, честолюбие и его собственная безнравственность. Во всем этом он признался во время следствия и в ходе судебного процесса, — сказал русский Смайли. — Пеньковский преследовал две цели: во-первых, отомстить вышестоящим начальникам. Они очень хорошо его знали и не хотели продвигать по служебной лестнице. Во-вторых, извлечь материальную выгоду. Американцы и англичане пообещали Пеньковскому чин и оклад полковника (13 955 долларов в 1962 году с надбавками), когда он станет перебежчиком, плюс 1000 долларов за каждый месяц его шпионской работы на них».
В главе пятнадцатой мы уже говорили о том, что, когда Пеньковский начал планировать побег, беспокоясь о своем будущем, ЦРУ и МИ-6 договорились учредить доверительный фонд в размере 250 0^0 долларов, чтобы он со своей семьей смог обустроиться на Западе. Пеньковскому выплатили бы эти 250 000 долларов плюс его заработок в 1000 долларов в месяц, что с учетом всех прошлых лет шпионской деятельности составило бы 290 000 долларов{283} \
