От царизма — до церберизма

При всех неприятностях иностранец у нас лицо привилегированное. Забавно и горько, что этой привилегиро-ианностью объединены две категории: депутаты и ино-II ранцы, как будто все депутаты — иностранцы, а все иностранцы — депутаты. Иначе чем объяснить отдельные комнаты отдыха, отдельные билетные кассы, отдельные буфеты в аэропортах для депутатов и иностранцев? Но юнетские депутатские привилегии кончаются перед мордой валютного вышибалы, монументально застывшего перед дверью, за которой наш "рупь" уже недействителен. Наш рубль можно принимать в общество "Память", ибо он настолько ультрапатриот, что врагам не продается. Ядовито-насмешлив парадокс, когда на пришвартованном теплоходе, носящем имя великого русского поэта "Александр Блок", — валютный ресторан, куда русские люди с их рублями не допускаются. Впрочем, шоколадный набор "Сказки Пушкина" уже тоже давным-давно продается только в магазине "Березка". А можно ли представить

ЕР50Ы

надпись на дверях французского ресторана "Обслуживание иностранных делегаций"? Или — американский магазин "Секвойя", где все продают только на рубли, а не на доллары? Отношение к иностранцам у нас издавна состоит из двух крайностей: из шпиономании и из валюто-мании... Недавно мне позвонила моя соседка, народная артистка ССсР, и срывающимся от волнения голосом сообщила, что всех нас, жильцов дома 2/1 по Кутузовскому проспекту, собираются выселить из квартир, потому что их решили продать за валюту под представительства иностранных фирм. Представьте мемориальную доску в честь гениального исполнителя главной роли во всемирно прославленном фильме "Чапаев" рядом с вывеской какой-нибудь прохиндейской фирмюшки "Кукишсмаслом импорт"! По легенде, один из французских королей никак не мог выселить собственного булочника. После решительного протеста жильцов Моссовет вынужден был пойти на попятный, но разве не унизительна была сама идея выселения во имя валютной наживы соотечественников, которые все стерпят!

Почему вместе с призывами к правовому государству нас то и дело унижают, преподавая нам на нашей собственной шкуре издевательские уроки бесправности?

Социализм у нас начали строить по схеме крепостничества. Насильственная коллективизация — экономическая троекуровщина. Надругательство над лучшими умами России — троекуровщина идеологическая. Крепостничество породило надсмотрщицкий слой — церберов. Цепи царизма распались, но, к сожалению, вместе с цепями, на которых сидели церберы. Стать цербером — заманчивая перспектива для любого, самого беспороднейшего пса, который согласен за кость, кинутую ему, кусать любого, на кого науськивают, а если надо — и придушить. Церберы дореволюционной формации управлялись крепостниками. Церберы новой формации управлялись лишь страхом друг друга при пирамидальной структуре церберской иерархии. Не только Берия был сталинским цербером, но и Сталин был цербером, зависевшим от других церберов. При церберизме, состоявшем из выбившихся дворняг, медали давали именно за беспородность. Времена кровавого церберизма прошли. Но церберы оказались живучими. Беспородность не вымирает. Беспородность переходит в беспородность. Не случайно "Бесы" Достоевского становятся все более и более актуальной книгой.

Иммунитет от церберизма — это воспитание нравственностью, культурой. Но церберы, как псы-людоеды, пожирали именно носителей нравственности и культуры, как иммуноносителей. Невоспитанность нашего воспитания— это питательная среда для церберизма. Мы все страдаем от ежедневного взаимного лая, ежедневных бытовых взаимоукусуов. Существует ли хотя бы один советский гражданин, ни разу не цапнутый ни одним цербером?

Дежурные на этажах в наших гостиницах — метафора цербероидного общества. Много лет назад я был свидетелем того, как во время гастролей Рихтера в Иркутске его личные вещи выбросили из "люкса". "Какой там "Рих-лср"! — бушевал безграмотный директор гостиницы. — Начальник "Братекгэсстроя" Наймушин приезжает!" Нодара Думбадзе не пустили ночевать в гостиницу "Москва", когда он забыл перевинтить депутатский значок с одного пиджака на другой. В наших гостиницах царит напряженная атмосфера лагерной зоны, где у дверей стоят церберы с золотыми галунами и с вертухай-ским прошлым. Однажды, придя с одним бывшим лагерником в московский "Националь", я стал ошеломленным свидетелем его почти теплой встречи с бывшим майором-охранником, ныне перешедшим в более высокооплачиваемый ранг — ресторанного гардеробщика. Непримиримое пепущатсльство" этих ландскнехтов Интуриста на самом деле липа, ибо все рестораны и бары набиты проститут-клми, фарцовщиками, торговой мафией. Привилегия "не-пущатсльства" одновременно превращается в весьма доходную привилегию выборочного "пущательства". Самая п|юцнетающая в нашей стране республика — это страна швейцаров — наша советская Швейцария.

Как швейцары наших государственных границ, ведут себя некоторые работники ОВИРа, изображая из себя таинственную неприступность, под которой порой скрывается стремление хапнуть взятку за смягчение патриотической бдительности. А разве не так же себя ведут идеологические иепущатели, по-церберски бдя, чтобы не просочились "не ге" люди, книги, идеи, изобретения? Внешне это политическое охранительство выглядит, как пуританский фанатизм, но за дверьми, охраняемыми плечами этих идеологических вышибал, такой же бардак, как в интуристовских отелях.

ЕР50Ы

Существует кадровый церберизм. Иногда он носит национальный характер, прикрываемый болтовней об интернационализме. Году в шестьдесят третьем считавшийся прогрессивным редактор одного журнала, интернационалист-профессионал, так ответил на мою просьбу взять в штат выпускницу Литинститута — еврейку: "Старик, нас и без того заели эти гужееды-антисемиты... Пойми, у нас в редакции превышена процентовка..." "Какая процентовка? — изумился я. — Разве есть инструкция о процентном количестве евреев?" — "Такой инструкции, конечно, нет, но... Но все-таки она есть..." — "А где же она написана?" — "В воздухе, старичок, в воздухе...",— торопливо сказал редактор, спеша на заседание Советского комитета защиты мира.

Главный принцип кадрового церберизма — в непуща-тельстве так называемых "неуправляемых людей" и в выборочном пущательстве "управляемых": — то есть послушно извивающихся вместе с генеральной линией. Именно эти "управляемые" и доуправляли нашу страну почти до пропасти — нравственной и экономической. Цер-берская паника охватила сейчас некоторые райкомы, райисполкомы, избиркомы при выдвижении "неуправляемых" кандидатов. Церберы и не подумали залаять — хотя бы для приличия — на черносотенные выходки, оскорбляющие кандидатов. Но зато они проявили свою цербер-скую бдительность в сдирании объявлений о встречах с кандидатами, в выбивании залов проинструктированными выборщиками, в сомнительном подсчете голосов, в непуща-тельстве на выборы представителей прессы и общественности. Церберизированная демократия — это церберократия.

Но было бы нечестно приписывать церберизм только бюрократам, самих себя выставляя в сентиментальном образе сенбернаров-спасателей. В наших семьях, магазинах, на улицах все время слышатся церберское рычание друг на друга, церберский лязг зубов. Все мы искусаны друг другом.

Недавно, опаздывая на выступление, я безнадежно "голосовал" на улице Академика Опарина, у Центра по охране здоровья матери и ребенка, где навещал жену. Мимо промчались, может быть, штук с полсотни машин, но ни одна даже не замедлила ход. Я встал посреди улицы и сложил руки крест-накрест над головой — знак "505". Но машины, теперь уже залезая колесами на тротуар, продолжали объезжать меня. А ведь я стоял напро-I ни больницы — со мной могло случиться нечто пострашней, чем опоздание на выступление. Но в ответ на взывающие о помощи руки — только грязь из-под колес по лицу. И вдруг я подумал: а разве я сам, будучи за рулем, всегда останавливался, видя чью-то вскинутую руку?