В динамике опять шипит, потрескивает — и начинается другая песня.

А голова после вчерашнего застолья болела, ломило все кости, так что вставать не было никаких сил. Алексей Петрович выключил репродуктор, хрипевший старыми песнями, и повернулся на другой бок. Значит, приехал Сетнер, подумал он и слабо улыбнулся, воображая его возле микрофона. «Некоторые плохие слова…» Оратор! За все он тут отвечает: и за Хелипа, и за урожай, и за нетелей… Председатель колхоза, голова, первый ответчик, как в семье — отец, старший брат…

А свои заботы казались так далеки!.. К тому же они в воображении освободились от той суеты, которая отнимает половину драгоценного времени, так что Алексей Петрович почувствовал нечто вроде нежной тоски к своему заводу, к разукрашенным въездным воротам, к гулким цехам, к шумным летучкам, к прохладным широким коридорам заводоуправления, где на лестничных площадках нестерпимо пахнет табачным дымом. Он повернулся на другой бок, но и на этом боку было не лучше: отчего-то вообразилась начальник планового отдела Людмила Тимофеевна, дама молодая, с пышными формами и откровенным подобострастием в красивых лукавых глазах…

Но все эти сны наяву разрушил Дима. Оказывается, они с Лидой ждут его завтракать! Волей-неволей пришлось подниматься.

Стол был накрыт в просторной кухне. Нигде никаких следов вчерашнего застолья, все чисто, все прибрано и вымыто, как будто здесь вчера не жарили и не пекли целый день. На распахнутом окне свежий утренний воздух парусом надувает легкую тюлевую штору. Можно подумать, что в доме всю ночь работали добросовестные домработницы.

И опять надо было есть: в красивой рыбнице из цветного красивого стекла лежала аппетитная толстая селедка, в особой тарелочке — кругляш только что спахтанного масла. Масло источало удивительный тонкий запах, от которого Алексей Петрович уже и отвык. Наверное, принесла сестра, нарочно сбила масла для брата и принесла к завтраку. Бутылка сухого вина «Медвежья кровь», помидоры, такие налитые, надутые, словно вот-вот треснут и брызнут соком. А в самом свежем воздухе плавал тонкий запах пельменей и тушеного мяса.

В кухню спустился Дима — в белой рубашке с галстуком, в отутюженных брюках. Да, ведь сегодня первое сентября, первый день занятий в школе, день первого звонка, линейка — и все такое. Лида тоже успела причесаться, и Алексей Петрович видел, что стоит ей сбросить широкий красный передник с белой каймой понизу, как из заботливой хозяйки, занятой приготовлением завтрака, она превратится в строгую учительницу, перед которой будут благоговеть не только первоклашки, но и их родители. Как это у них все просто и красиво получается! И громадный дом, и ребенок, и сад-огород, а вот оделись, причесались — и не то что кухней не пахнет от них, а даже и не подумаешь, что они чем-нибудь и занимаются, помимо высших педагогических материй.

— Ну и как? — спросил Дима с той снисходительной и лукавой улыбочкой, с которой обычно спрашивают мужчины друг у друга после веселого гуляния, разумея под этим «ну, как?» ту завершающую, интимную часть вечера.

Он сразу понял вопрос племянника, но этот фривольный тон не понравился ему. К тому же Дима своим вопросом как-то сразу уронил себя с той высоты, куда его только что вознес сам Алексей Петрович. Оказывается, несмотря на отутюженные брюки, роскошный дом и хрусталь, Дима оставался все таким же простоватым, невоспитанным парнем. И, чтобы скрыть свое огорчение и отвести всякие возможные разговоры на эти темы, Алексей Петрович сказал серьезно:

— Поздравляю вас обоих с началом нового учебного года.

Но ни Дима, ни Лида не захотели принимать такого тона. С лукавыми улыбочками они ждали, как он скажет о том, что их прежде всего сейчас волновало и составляло главную прелесть нынешнего утра: Тамара Васильевна, Тамара!.. Судя по всему, они воображали бог знает что.

— Какая вкусная селедка, — сказал он, нарочно потирая руки, точно был очень голоден.

— А Тамара… — начала было Лида с огорчением.

— Тамара Васильевна тоже очень интересная женщина, — сказал Алексей Петрович. — К тому же очень умная.

— Девушка, — поправила Лида и вспыхнула. — Ведь мы с ней вместе учились на одном курсе и жили в одной комнате, — пустилась она в объяснения. — Мы с ней и сейчас дружим…

— Ну что ж, очень хорошо, я рад за вас, — сухо сказал Алексей Петрович, и Лида, кажется, надулась, замолчала. Видимо, и Дима понял наконец-то всю неуместность таких разговоров с Алексеем Петровичем и смущенно молчал.

Так и ели молча.

Может быть, молчание бы и продолжалось, но явился гость — Сетнер Осипович. Вошел он без стука, как обычно и входят в деревне гости, чуть постоял у двери, осматриваясь и оценивая по привычке ситуацию.

— Богатым вам быть, к завтраку пришли, садитесь! — засуетилась Лида. Все-таки она была здесь хозяйка.

— Ну, а вас с праздником, — сказал Сетнер Осипович, пожимая руки Лиде и Диме, а сам косил глазом на Алексея Петровича. — В школу нынче не смогу прийти, Геронтий придет к вам, речь он приготовил, речь хорошая, так что не волнуйтесь. — И тут уж к Алексею Петровичу — Ну, здравствуй, гость дорогой! — Они обнялись с каким-то искренним радостным и легким чувством, как братья, встретившиеся после долгой разлуки. — Честное слово, не ожидал, что все же соберешься приехать, не ожидал! А за цемент да за железо спасибо, но об этом потом, потом! Давай, хозяин, угощай! — распорядился он, а лицо его радостно сияло. А когда Дима потянулся к бутылке, остановил — Оставь на вечер. В Шигалях говорят: с утра пьет только Хелип Яндараев. Вот вечером мы с Алексеем поможем тебе опорожнить ее. Пельмени — вот это дело!..

Но его распирали новости, заботы, он желал поделиться всем этим с Алексеем Петровичем, так что за разговорами о своей поездке в подмосковный колхоз забывал и о своих любимых пельменях.

— Нет, все-таки ездить надо! — как будто споря с кем-то, говорил он. — Хорошее, плохое — все надо видеть. Когда видишь то и другое и понимаешь что тут и к чему, легче жить, легче находить свой путь!..

Как всегда, он был уверен в правоте своих слов. Удивительное, счастливое свойство, если оно дано умному и чуткому человеку. Если же уверенность такая дана человеку недалекому, ограниченному, то ничего, кроме беды, от него не дождешься.

— Космонавты живут в космосе по полугоду, технический прогресс так шагнул, что и сравнить не с чем, но свинина, к сожалению, получается все тем же способом, что и тысячу лет назад: способом выращивания из маленького поросенка десятипудовой свиньи! Отсюда получается — что, ну-ко, товарищи педагоги, скажите?

Дима снисходительно улыбался.

— Вот то и получается: в космос летаем, все науки превзошли, а путного навозохранилища или чего-нибудь в этом роде построить не умеем!

— К месту оказано, — заметил Дима с тонкой усмешкой.

Впрочем, пора было и закругляться.

Но судя по всему, у Сетнера Осиповича на сегодняшний день были серьезные намерения относительно своего шефа — он взял Алексея Петровича под руку, и так вместе они вышли на улицу.

— Я с этим делом голову сломал, Лексей, — признался он, и в его голосе прозвучала искренняя растерянность. — Ума не применю своего, что делать?.. В навозе тонем и ничего лучше, кроме пушки, не можем придумать!..

— Да, видел я твои свинофермы…

— Вот, вот, они сидят у меня в печенках!

— Впрочем, стоят они весьма удобно — на склоне.

— Вот то-то и оно — склон-то к Цивилю! Запоганить речку нашу не хочется, вот что!

— Разумеется, — сказал Алексей Петрович. — Это само собой. Но на склоне можно удобно расположить отстойники, вот и все. Гляди сюда. — Он сломил прутик ветлы и стал чертить на дорожной пыли, объясняя — Вот склон, километра два, а то и больше, расстояние хорошее. Вот первая траншея, вторая, понял?

— В этом что-то есть, — согласился Сетнер Осипович.

— Но нужно, чтобы все это рассчитали специалисты.

— В этом что-то есть, — повторил он, словно бы и не слыша Алексея Петровича. — Что-то есть…