— Скорпионы на спирту, — буркнул Чатраги выпив, содрогнулся и сразу же налил еще. — Короче, я предлагаю вам войну. Такой еще никогда не было. Чертовски опасная, но орденов не ждите.

— Если это Иностранный Легион... — начал было я, но он перебил меня.

— Причем тут это, — досадливо отмахнулся он. — За кого вы меня принимаете... Да, вот еще что, — Чатраги нерешительно помолчал, — забудьте, что вы журналист. Ни слова, ни строчки. Ассистент, и все тут. Так и говорите всем. Потом когда-нибудь... Вы увидите небывалое. Чудовищное! Хуже кошмаров Апокалипсиса. Представляете: через несколько лет мемуары — «Монстры, рожденные разумом» или «Мы или они?». Вашу книгу будут рвать из рук, — он ухмыльнулся, — но это в том случае, если останетесь живы.

Слова его произвели на меня неважное впечатление. Нет, я не трус, но одно дело, скажем, отравленные стрелы, бесшумный пулемет или безоткатные орудия, и совсем другое — как это он сказал? — «Монстры, рожденные разумом», «Мы или они?» Кто — они? Тут задумаешься. А может, Чатраги безнадежный алкоголик? Хотя нет, вид у него достаточно респектабельный, врач опять же. Странно, странно...

Во мне заговорило профессиональное любопытство. Прикинув так и эдак, я пришел к выводу, что дело у беспокойного Чатраги, видимо, не шуточное. Во-первых, военные действия, во-вторых, какие-то «они», монстры, как он сказал. Опять же у какого-то профессора Моллини, человека, видимо, уважаемого, ударом о бетонную стену вышибли мозги, что само по себе ужасно. И в довершение ко всему надо еще и молчать. Все это, конечно, не сахар, но, с другой стороны, и деваться-то мне сейчас тоже некуда. Где у меня есть что-то лучшее?

— Через год вы будете обеспеченным человеком, — соблазнял меня Чатраги. — За расходами мы не стоим.

— Кто это — мы? — поинтересовался я.

Чатраги невнятно хрюкнул, блеснув очками.

— Узнаете в свое время, Рэй. Ну, как?

— Я, знаете, как-то не привык покупать кота в мешке. А тут, я вижу, такое дело, что не только кота, но и мешка может не оказаться.

— Мешок-то есть, — задумчиво отозвался Чатраги, — а вот, что касается содержимого... — Он помолчал, покусывая губы. — Хорошо, я вам покажу, чтобы вы.. — он встал и, присев на корточки, полез под диван, — чтобы вы имели некоторое представление... — он вытащил и поставил на диван потертый черный чемодан.

Отрывисто щелкнули замки. Я с некоторым интересом ждал, держа наполненный стаканчик. Чатраги откинул крышку и осторожно извлек серый сверток длиной более полуметра. Под тонкой шелковистой материей чувствовалось что-то твердое, чуть изогнутое, с выпирающими на одной стороне углами.

— Смотрите, — глухо сказал Чатраги и рывком развернул материю. Я ожидал увидеть что угодно — от автомата до свитков папируса, но только не это. Передо мной была огромная высохшая рука от локтя и ниже. Начиная от середины кисти, она была густо покрыта жесткими бурыми волосами, и из них, как из мехового рукава, выглядывали неожиданно голые, длинные глянцевитые пальцы бледно-желтого цвета. В них... Тут я наклонился, чтобы рассмотреть то, что они сжимали мертвой хваткой, и увидел «вечную» шариковую ручку марки «Павлин» с красочным изображением голой женщины на корпусе — одну из тех, что обычно покупают юнцы из старших классов гимназии и благообразные старички. Ошарашенный, я машинально одним глотком опорожнил стаканчик.

— Что это? — голос мой невольно упал до шепота.

— Это... — Чатраги прищуренными глазами рассматривал руку. — Поверьте мне, Рэй, это страшная штука. И самое ужасное, что она держит ручку... самое ужасное.

— Это имеет отношение к работе, которую вы мне предлагаете? — я никак не мог отвести глаз от пальцев руки. Они меня словно гипнотизировали, эти, не лишенные даже некоторого изящества, сухие пальцы. Казалось, голая кисть медленно, с усилием выползает из косматой шкуры, как змея, меняющая кожу.

— Да, имеет, — сказал Чатраги, заворачивая руку в серую материю. — Я еду туда, где таких рук, только живых, много, очень много. Больше пока я ничего сказать не могу. Согласны вы ехать со мной, Рэй?

— Да, — совершенно неожиданно для себя сказал я. — Я еду с вами, Ник.

— Не сомневайтесь, Рэй, — с неожиданной душевностью сказал Чатраги, держа в одной руке уже наполненный стаканчик, а другой касаясь моего колена. — Все это очень серьезно, надувать вас никто не собирается. Работы примерно на год, если... — он запнулся. — Если все будет хорошо. А потом получаете деньги, едете куда-нибудь в деревню или Швейцарию — что вам больше по вкусу, — тихо, не торопясь пишете себе мемуары, дожидаетесь благоприятного времени, публикуете их, и... — он взглянул на меня блестящими глазами и взмахнул рукой. — И всемирная слава! Вас переиздают двойными и тройными тиражами, и все мало. Читатели требуют еще, вас осаждают продюсеры и репортеры... — Чатраги неожиданно подмигнул и забавно сморщил нос. Я невольно улыбнулся.

Здоровье у Чатраги, несмотря на худобу и интеллигентские очки, оказалось завидное. Хотя мы закончили бутылку и принялись за следующую, к Вианте он выглядел превосходно. Таща меня за рукав, трезвый и решительный, он выскочил на привокзальную площадь, крича во все горло: «Такси! Такси!»

Отель «Сабина», куда меня привез Чатраги, оказался весьма респектабельным и лишенным крикливой помпезности, что было странным для курортного города. Подтянутый и деловитый портье с меловой чертой пробора на лакированной голове, сдержанные, вышколенные горничные. «Это оттого, что хозяин отеля англичанин, — мимоходом заметил Чатраги. — Самый приличный вертеп во всей Вианте, будь она неладна».

Номера у нас оказались смежными. Я. как зашел к себе, сразу же почувствовал неодолимую тягу ко сну: сказывалось обильное поездное возлияние. Чатраги же, на минутку заглянув ко мне, исчез куда-то по своим делам.

Проснулся я поздно, где-то ближе к полуночи. В комнате стоял полумрак. По стенам метались и подмигивали разноцветные блики уличных реклам, где-то взвизгивали тормоза, где-то вкрадчиво мурлыкало радио.

Я поднялся, ощущая сильнейший голод. Это было не удивительно, если учесть, что весь минувший день мы с Чатраги не столько ели, сколько закусывали.

Можно было поужинать тут же в ресторане отеля, но я решил немного пройтись по воздуху и вышел на улицу. Веселье в знаменитом курортном городе, видимо, было в разгаре. То и дело проносились открытые машины, набитые визжащими и хохочущими людьми, раза два проскочили впереди мигалки полицейских автомобилей, из огромных раскрытых окон и из темных глубин парков доносились хриплые выкрики певцов и рев саксофонов, поодиночке, парами и группами шатались шумные развеселые личности.

На углу под неоновым изображением розового поросенка, смешно дергающего хвостом и ушами, меня остановили две девицы, плотно облитые короткими водянисто поблескивающими платьями.

— Портсигар не хотите? — спросила одна низким, шершавым голосом.

— Любой, — добавила другая, обдав меня винным запахом и взмахнув неестественно длинными ресницами.

— Портсигар? — растерянно спросил я, делая шаг назад. — Простите, но я никогда не пользовался портсигаром. И не собираюсь.

Девицы захохотали так, что полицейский патруль за полквартала от нас остановился и стал глядеть в нашу сторону.

— Пошли, ну его, — сказала вторая, толкая подругу в бок. — Не видишь что ли — это же типичный про.

И они, обнявшись, медленно удалились в полутемную боковую улицу.

Шагов через десять я был остановлен снова, на этот раз широкоплечим пошатывающимся мужчиной в пестрой рубашке.

— Майк! — радостно заорал он, расставив руки почти на всю ширину дорожки. — Майк, с-сколько лет! У меня тут за углом авто, поедем к Джулии, вс-спомним с-старое.

— Извините, — пробормотал я, стараясь проскочить, прижимаясь к витрине.

— З-зазнался, пес?! — зарычал мужчина, тщетно пытаясь вытащить что-то из заднего кармана. Глаза у него были остекляневшие и неподвижные. Предмет из кармана не лез. Мужчина выругался, что-то затрещало, и он, потеряв равновесие, ткнулся лбом в стену