– А-а-а, вон что! – с облегчением вздохнул я. – Ну так ясно для чего – ха! Ты думаешь, для чего этих баб продают?
– Чтобы трахать? – уточнил бригадир. – А что ж с настоящими – ты это, ну ни того, а?
– Понимаешь – у меня с этим проблемы, – смущенно пояснил я. – У меня из-за этого и жена-то ушла – давно это было. Вот я с тех пор как ни попробую с настоящей – ничего не получается… Ну, я и купил ее – думал, попробую, как это будет, – может, потренируюсь маленько, потом и с настоящими дело пойдет. А в городе – сам понимаешь, меня каждая собака знает. Вот я и поехал в этот долбаный поселок, чтобы никто не догадался. Знал бы – ни в жизнь сюда не сунулся, лучше бы с дунькой Кулаковой развлекался! Видишь, как оно обернулось…
– Сп…дили, говоришь? – с сомнением произнес бригадир.
– Точно, так оно и было! – искренне глядя ему в глаза, подтвердил я.
– Обзовись, – потребовал Протас, выставив на меня обличающий перст.
– Век воли не видать! – воодушевленно воскликнул я, прикусывая большой палец и чиркая им по горлу. – Бля буду! – Я видел, так делают блатные, когда от них требуют подтверждения правдивости сказанного.
– Верю, – проникновенно сообщил бригадир. – Ты настоящий мужик. Я хочу с тобой дружить. Знаешь, что будет, если мы будем дружить?
Знаю, – подтвердил я, представив, как меня на каждом углу будет отлавливать кировская братва, орать приветствие и бросаться для объятий и лобызаний.
– Ни хера ты не знаешь! – пренебрежительно махнул рукой Протас. – Если ты будешь со мной дружить, значит, все твои проблемы – мои проблемы. Ни одна падла тебя пальцем тронуть не посмеет! И эту, педерастию твою, мы ее тоже одолеем!
– Кого одолеем? – удивился я.
– Ну как там твое расстройство называется?
– Избирательная сексуальная фобия, – брякнул я первое, что в голову взбрело, и поправил бригадира: – К педерастии это не имеет никакого отношения, так что…
– Вот и хобию твою – тоже одолеем, – воодушевленно сверкнул глазами Протас. – Наведу я тебе кучу малолеток, значит, и сосать все подряд заставлю – твоя хобия и повылетает на хер – не надо будет никаких резиновых баб, значит… Но! – бригадир многозначительно поднял вверх палец, акцентируя мое внимание. – Но! Для того чтобы дружить, значит, давай сразу расставим все точки над «и» кратким… Чтобы, типа того, не было между нами недомолвок и прочих иксесов. Врубаешься?
Я отрицательно помотал головой и продолжал изображать легкую обиду за «педерастию». Этот простой до тошноты парниша с пролетарским диалектом был раз в десять хитрее, чем хотел казаться, – и это мне здорово не нравилось.
– Короче, поедем в одно местечко, ширнемся там одной дурой, – предложил бригадир. – Тута недалеко – в пригороде, при заезде. А потом разъедемся по делам. Идет?
– Чем ширнемся? – спросил я, чувствуя, как каменеет низ живота.
– Да хер ее знает! – продолжал валять дурака Протас. Пентонал-ментонал, или как там еще… короче – она не вредная, последствий не будет. У меня хороший знакомый, значит, там живет – вот я к нему иногда обращаюсь… Ну, врач он. Ширнет тебя этой штукой, и ты, значит, все как есть расскажешь. Против этой штуки уже не соврешь. Тогда мы будем с тобой без оглядки дружить. Я слышал, у тебя заморочки с центровиками – разберемся, не хер делать! Но – сначала ширнемся. Идет?
Идет, Витек, для тебя – все, что хочешь! – бодро согласился я, ощущая, как отчаянно крутятся шестеренки в моем аналитическом устройстве, которое пытается нащупать приемлемый выход из этой тупиковой ситуации.
– Вот это я люблю! – обрадовался Протас и крикнул своей гвардии: – По коням! – От удовольствия он даже прищурился, как кот, почуявший перспективу ополовинить втихаря литровую банку со сметаной. А я, усаживаясь на заднее сиденье «трехсотого», ничего, кроме острого сочувствия к самому себе, не испытывал. Потому что шестеренки в моем аналитическом устройстве уже застыли в мертвой точке – единственно верное решение проблемы было найдено. Я нарвался на ситуацию, которая в анналах ПРОФСОЮЗА именуется кодом «999». Если ты звонишь по промежуточному телефону и, назвав район своего нахождения, произносишь эти три цифры, к тебе в экстренном порядке выдвигается усиленная бригада ликвидаторов. Потому что «999» – это не просто провал или срыв акции. Это утечка информации с тенденцией к лавинообразному разрастанию. И все, кто имеет касательство к этой утекшей информации, подлежат немедленному уничтожению. А поскольку вызвать бригаду ликвидаторов у меня не было времени, мне предстояло в ближайший час заниматься делом, от которого я уже давненько отвык и привыкать не хотел бы ни под каким соусом. Мне предстояло заняться индивидуальными боевыми действиями в нетипичных условиях против преобладающего по численности и вооружению противника. Иными словами, я должен был завалить Протаса с его бандой, а также того несчастного врача, что должен был мне колоть лентонач, и всех, кто окажется в этот момент в его жилище…
Злой доктор-пентоналыцик, которому предстояло вколоть мне «сыворотку правды», проживал в том же районе частного сектора, что и ваш покорный слуга, – на соседней улице. Когда мы подъехали к его небольшому особнячку, у меня уже созрел план предстоящих действий, основанный на довольно твердом знании особенностей расположения докторского хауса. Мне доводилось неоднократно бывать здесь в отрочестве – пентональщик являлся нашим участковым терапевтом и пользовал всех подряд, кто проживал неподалеку.
– Так вот ты какой, северный олень! – пробормотал я, высаживаясь у докторской калитки. – А я и не знал, что ты такими штучками балуешься!
– Чего? – переспросил бригадир, вылезая вместе со мной и делая своей гвардии знак, чтобы подождали в машинах.
– Да так, – слегка приободрился я, обрадованный тем, что Протас значительно облегчил мне задачу, оставив войско на улице. – Знаю я этого докторишку. Это наш участковый терапевт.
– А, вон что. Ну, теперь он не ваш, – безапелляционно заявил бригадир. – Теперь он – мой терапевт. Пошли, – он хозяйским жестом предложил мне следовать впереди себя.