Собрав свои пожитки, я спустился с дерева и двинулся к костру, замирая на каждом шаге и напряженно прислушиваясь. Мою задачу в значительной степени облегчало то обстоятельство, что у костра не было собак. Все собаки в настоящий момент находились в десяти километрах отсюда, за Гашунскими озерами. Завтра, с первыми лучами солнца, оттуда начнет движение облава, возглавляемая старшим сыном Жукова – Сашкой. Облава подымет с лежек в камыше стадо диких свинтусов и будет неспешно гнать его до засеки, срубленной два дня назад в шестистах метрах отсюда. Когда стадо дойдет до засеки, младший Жуков заберется на дерево у прохода и займется селекцией, используя для этого многозарядную воздушку и здоровенный биц, которым можно сбить с ног человека. Свиней покрупнее Жуков пропустит через проход, и они помчатся по трем узким тропкам прямиком на засадников. Затем подоспевшие егеря с собачками завернут молодняк и маток и погонят обратно в камыш, чтобы с перепугу не откочевали куда не положено. Животину надо беречь – еще не раз предстоит охотиться на пустошах дорогим гостям.
Примерно таким вот образом все обстояло в прошлом году. В тот раз Феликс пригласил Дона на охоту, я, как обычно, увязался с ними и имел возможность понаблюдать за всеми этапами процедуры со стороны – в засаду меня не взяли по причине малозначительности ранга и недостаточной солидности возрастного плана…
Приблизившись к костру метров на десять, я лег и медленно пополз. Зачехленный карабин Феликса был прислонен к молодой сосенке в пяти шагах от кострища, рядом лежал рюкзак с охотницким припасом. Оттащив рюкзак от костра метров на десять, произвел все необходимые манипуляции, пользуясь фонарем, после чего вернул имущество Феликса на место.
Охотники спали. Какая непростительная беспечность! В летнее время по пустошам и окрестным лесам шастают самые разнообразные твари – в том числе и двуногие. Оглянуться не успеешь, как останешься без головенки! В этих местах частенько находят объеденные трупы, не поддающиеся идентификации. Я бы, например, не рискнул спать здесь без охраны, даже будь я хоть трижды старший егерь или самый авторитетный бандит Федерации. Сам по себе авторитет не может спасти от острых зубов и завидущих рук – практика так показывает. Так что спите, ребята, спите – авось чего и выспите.
…Убравшись прочь от костра, я выбрал крепкую сосну на опушке бора, на левом фланге от засеки, забрался на нее и приготовился к терпеливому длительному ожиданию.
В этот раз я попробовал разрешить заморочку с центральной братвой самостоятельно. Беспокоить Дона мне не улыбалось. В прошлый раз – после потасовки в «Тюльпане», закончившейся бегством на Оксанкином «СААБе», – я обо всем проинформировал Дона. Он быстренько все уладил, но это стоило мне долгой и нудной выволочки, длившейся около трех дней подряд. За это время шеф так заморочил мне мозги наставительными нравоучениями, что я уже на полном серьезе подумывал насчет застрелиться из табельного оружия (как референту-телохранителю, мне разрешено хранение и ношение боевого пистолета). Но, увы, пистолет мой хранился в сейфе у начальника службы безопасности фирмы и выдаче мне без разрешения шефа не подлежал. Были, знаете ли, для этого основания – по опыту прошлого. А еще после всего этого Феликс этак ненавязчиво намекнул мне, что я напрасно побеспокоил старика. Дескать, разобрались бы и сами – свои люди, сочтемся.
Так вот, сразу после рандеву с Петровичем я позвонил Дону и попросил два дня отгула – в счет грядущего отпуска. Повод для отпрашивания имелся: внезапный приезд Милкиного братца, которому, мол, надо помочь с бытоустройством и вообще… Выслушав пятиминутный разнос, основной мыслью которого было мое безалаберное отношение к исполнению должностных обязанностей, я заполучил требуемое разрешение. И тут же отправился к Феликсу, чтобы отрегулировать вчерашний конфликт на вокзале, а заодно произвести рекогносцировку на предмет нового задания ПРОФСОЮЗА.
В отличие от большинства властей предержащих Новотопчинска, имевших в пригородной зоне симпатичные особняки, глава центральной группировки обитал в скромной семикомнатной квартире, на седьмом этаже одноподъездной шестнадцатиэтажки, расположившейся в закрытой части Центрального парка культуры и отдыха. Над Феликсом, под Феликсом, справа и слева от Феликса проживали приближенные из группировки – так было удобнее для организации взаимодействия и руководства (и, как мне кажется, для круговой обороны, коль скоро в таковой возникла бы необходимость!).
В подъезде шестнадцатиэтажки располагался круглосуточный милицейский пост, а вокруг «свечки» непрерывно перемещался парный патруль ОМОНа. Оба наряда несли здесь службу «по многочисленным просьбам граждан» (Феликс в свое время звякнул начальнику УВД!) – для пресечения правонарушений со стороны малолетних хулиганов. На самом же деле малолетними хулиганами, как и хулиганами в в озрасте, в радиусе двух километров от шестнадцатиэтажки даже и не пахло. Все горожане прекрасно знали, кто «ютится» в «свечке», и почтительно блюли дистанцию.
Наличие милицейских нарядов объяснялось несколько иначе. Проработав 18 лет в уголовном розыске, Феликс в совершенстве изучил нравы и обычаи преступного мира и прекрасно знал, на что способны желающие отомстить обидчику блатные старой формации. Глава центральной группировки боялся киллеров. В свое время по неопытности и простоте душевной он сильно обидел много товарищей, которых даже пальцем трогать не стоило. Товарищи эти теперь имели вполне резонные основания желать скорой кончины главы группировки. Казалось бы – пусть себе, мало ли чего могут некоторые желать! Но увы – данные товарищи принадлежали к той категории, у которой желания такого рода чреваты как просто шилом в печень и стрельбой по площадям, так и индивидуальными снайперскими заказами.
Выходец из правоохранительных органов, Феликс по инерции не доверял свою безопасность «быкам». Он больше полагался на добросовестность сотрудников милиции, усугубляемую солидной прибавкой к жалованью, которую ежемесячно отстегивал парням в форме казначей группировки.
