Большей частью труженики-сочинители, выхватив две-три мысли из какого-нибудь простенького учебника философии, загоняют в их прокрустово ложе тьму разнородных проблем. Вот типичная схема: начав, скажем, с объяснения устройства Вселенной или описания внутренностей электрона (пафос изложения не оставляет обычно сомнений, что автору тут все давно уже ясно), где-нибудь на сотой странице он вдруг сообщает, что его труд открывает способ лечения рака. Помню, один, скромно заявив в начале: «Моя система отвечает на вопрос, почему существуют фотоны, атомы, звездные скопления и Вселенная», дальше писал в таком стиле: «Любые великие явления промежуточно переходят от минус бесконечности к плюс бесконечности» или «Деградирующее разрушающе-сжимающееся плюс-ядро не знает застоя в восхождении». Другой предупреждал о страшном заговоре, угрожающем нашей науке. Экспрессивные его фразы почему-то были лишены подлежащих.
Вы скажете: чокнутый. Дескать, бог с ним. Но когда такой чокнутый, раздраженный долгим молчанием уважаемого института, наведывается лично, то на вид нередко оказывается весьма респектабельным и склонным к длинным диалогам.
Замечу, что почти все подобные авторы дружно клеймят официальную науку за нерадивость и заблуждения. Особенно достается теории относительности. Не знаю уж, чем не угодила эта теория широкой общественности, но отряд ее яростных критиков неисчислим. И хотя все эти ниспровергатели не имели, по всей видимости, и отдаленного представления о современных экспериментах и путях физической теории, неистощимая их фантазия сделала свое дело. Грешным делом и я подумал: черт его знает, а вдруг?
В последнее время я писал ответы скупые и жесткие. Скорее всего потому, что вот уже месяц у меня было скверное настроение. Да, примерно месяц назад я сказал девушке по имени Аля… сказал… ну, в общем, что хотел бы видеть ее своей женой. От этих моих слов облачко набежало на ее смуглое лицо. Она сморщила слегка вздернутый носик. Я мрачно сжал зубы и ждал ответа.
— Ну что же ты молчишь? — выдавил я наконец.
— Ты так сразу огорошил. Подумать надо,
— И сколько тебе нужно думать? — Я попытался вложить в эти слова всю мыслимую иронию, но прозвучали они довольно кисло.
— Ну, неделю.
— Хорошо, пусть будет неделя, — великодушно согласился я. Прошло три недели. Аля не объявлялась. Я звонил ей трижды. И все три раза не застал. Звонить четвертый раз мне не позволила гордость. Темные думы одолели меня. Сонмы коварных конкурентов чудились повсюду. Даже в общих наших знакомых я стал вглядываться с опасением: который из них? А впрочем, что искать соперников? Не любит она меня… Все валилось из рук. Дома на захламленном столе который день пылилась незаконченная статья с условным (и несколько пышным) названием: «Диалектика любви и смерти а философии Плотина». Не знаю, может быть, выбор темы был навеян моим душевным состоянием, но меня действительно на какое-то время увлекла эта грустная философия, философия тоски и отчаяния, для которой материя — зло, а весь мир — лишь «украшенный труп».
Погружаясь в безысходный экстаз античного мыслителя, я все же заметил лукавую его попытку оправдать этот мир, поскольку зло якобы абсолютно необходимо для самоосуществления добра. Да, было бы интересно проследить за развитием этой идеи в истории, и я стал набрасывать план статейки о совершенстве мироздания. Тут вспомнился Блаженный Августин и его оправдание зла и разрушения через понятие свободы — «…свобода сотворенного Я свободна даже разрушить себя самое, без чего не была бы истинно свободной». Последнюю выписку я сделал из Плутарха: «Свет разума последовательно меркнет, углубляясь во мрак мэона — материи, которая и несет ответ за все мировое несовершенство». На этом моя работа заглохла.
Пока мои мысли углублялись во мрак мэона, неделя летела за неделей. О том, что проскочила еще одна, я узнал, случайно выглянув в институтское окно и увидев знакомую фигуру, запакованную а длинный плащ. Холодный октябрьский ветер трепал каштановую гриву. Сомнений не было. А. Макушка шел на свидание, назначенное мною. А я-то про него забыл. Я быстро отыскал в столе пегую папку и на ходу бросил ребятам:
— Тут меня сейчас будет спрашивать один. Скажите, мол, занят, будет через полчаса.
Затем я поспешил в уютный библиотечный закуток, дабы в тишине хотя бы мельком ознакомиться с Макушкиным трудом.
Пролистав несколько страниц, я наткнулся на систему определений и аксиом. Они были забавны, но изложены ясно и четко. Потом пошли теоремы — о параллельных вселенных, о душе и теле и тому подобное. Просматривая их, я добрался до той, что заинтересовала меня еще в прошлый раз.
«Теорема. ВСЕ ИДЕТ ПРАВИЛЬНО В ЭТОМ ЛУЧШЕМ ИЗ МИРОВ.
Лемма 1. Поскольку прогресс человеческой мысли неограничен, будущие разумные творцы с неизбежностью откроют рано или поздно принципы путешествий во времени и создадут соответствующие устройства, давно получившие у фантастов название машины времени.
Лемма 2. Отсюда следует, что с необходимостью встанет вопрос о путешествиях в Прошлое, преследующих по меньшей мере две различные цели;
А. Изучение живой и непосредственной истории, скрупулезное исследование с помощью хроноскопа (сравните с микроскопом и телескопом) конкретных исторических событий.
В. Вмешательство в прошедшие события в нужных размерах по соображениям позитивного воздействия на них, а значит, и на последующие процессы, в конечном итоге — на собственное существование
Королларий[4] 1. Поскольку мы до сих пор не обнаружили никакого вмешательства в нашу жизнь из Будущего, можно полагать, что пункт В Леммы 2 по каким-то причинам не реализован.
Схолия[5] 1. Разумеется, можно предположить, что упомянутое вмешательство уже имело место, однако было осуществлено такими способами, которые для нас принципиально ненаблюдаемы. Если дело обстоит именно так, мы должны полагать наш мир уже в нужной степени исправленным, то есть совершенным, что и утверждает наша теорема.
Королларий 2. Рассмотрим теперь вариант, когда пункт В Леммы 2 не реализован. Это может иметь место в силу одной из двух причин:
А. Какие-либо вселенские законы (пока нам не известные) или принципиальные соображения (пока нам не доступные) запрещают представителям Будущего вмешиваться в дела Прошлого; или же.
В. Означенные представители свободны в своих действиях, однако полагают Прошлое уже настолько совершенным, что не видят никакой необходимости в него вмешиваться.
Доказательство теоремы. Очевидно, нам нужно для этого проанализировать оба пункта Короллария 2. Впрочем, пункт В не требует особого анализа, поскольку, если наши далекие потомки, которые, несомненно, будут умнее нас, сочтут наше Настоящее совершенным, нам просто ничего не остается, как присоединиться к их просвещенному мнению. Противоположная позиция была бы излишне самонадеянной и подрывала бы веру в будущие поколения.
Перейдем к менее тривиальному пункту А. Действительно, а что, если наши потомки хотели бы кое-что подправить в своем Прошлом (Схолия 2. А кто бы не хотел?), да, увы, бессильны это сделать? Заметим по этому поводу, что наличие принципиальных запретов на вмешательство в Прошлое, буде оно установлено будущими теориями и освящено будущим мировоззрением, явится в некотором смысле признанием исторической полноценности и внутренней полноты Прошлого, что одновременно будет означать признание, только в других терминах, необходимой его защищенности от внешних воздействий, причем речь идет о защищенности прямой исторической предтечи совершенного Будущего. То есть мы хотим сказать, что невозможно вмешиваться только в Совершенное Прошлое. Всякое иное Прошлое открыто для вмешательства.
Схолия 3. Таким образом, выдвинутое положение можно было бы считать окончательно доказанным, если бы не одни допустимое возражение по пункту В Короллария 2. Дело в том, что признание совершенства нашего теперешнего мира было основано в соответствии с этим пунктом на, так сказать, всеведении Будущего, которое, казалось бы, в общем случае может оказаться вовсе не всеведущим, в частности отнюдь не умеющим правильно оценить Прошлое хотя бы потому, что этому Будущему открыт путь дальнейшего совершенствования, а значит, оно само не является законченным совершенством. И вообще, возможен ли такой этап Будущего, который мы без зазрения совести наградим столь высоким качеством? Это серьезное возражение, тем не менее оно легко снимается методом перспективного взгляда в Будущее. Действительно, если Будущее, скажем, 1-й ступени не сумеет достаточно ясно и трезво оценить свое Прошлое и, ошибочно считая его совершенным, не предпримет соответствующих действий по его коррекции, оно тем самым проиграет в собственном качестве и, стало быть, рано или поздно должно испытать коррекцию со стороны более далекого Будущего 2-й ступени, несомненно, глубже разбирающегося в обстановке. Если же и этот этап будет склонен к заблуждениям и ошибкам, тогда в процесс вынуждено будет вмешаться Будущее 3-й ступени и т. д.