А Лесник ушёл в дом и очень скоро появился в новом, незнакомо пахнущем полушубке и с рюкзаком за спиной. Джулька всё время испытывал непонятную тревогу. Лесник нагнулся к нему, потрепал легонько, погладил и стал говорить что-то грустным голосом. И Джульке тоже сделалось грустно. Он стоял тихий и присмиревший.

— Сегодня у нас вторник, — говорил Лесник, — а уж до субботы я непременно обернусь. Вот и считай: среда, четверг, пятница — три дни. Будешь тут за хозяина. Не балуй. — Он вздохнул. — А мне, брат, в город надо. Ничего не попишешь — служба.

Он хотел ещё что-то сказать, но тут появились уже знакомые Джульке сани. В них сидел тот же Незнакомец и ещё один — новый. Сани остановились, Лесник сел в них, а Джулька остался у крыльца.

— Ты давай-ка рысью, — попросил Лесник, — а то как бы пёс за нами не увязался.

Незнакомец причмокнул, взмахнул вожжами, конёк сразу побежал. У Джульки сердце сжалось, он бросился за санями, но Лесник крикнул:

— Нельзя, Джульбарс! На место! Дом стереги!

И тут сани скрылись за деревьями.

Просто удивительно, до чего быстро место без человека становится пустым. Вот уже сорока безбоязненно скачет по крыльцу, вот пошёл снежок и припорошил остывшую трубу. И дверь долго-долго не открывается. Тишина кругом, сумерки выползают из леса. И в доме ни звука, ни огонька, даже окон нет. Печально Джульке лежать в конуре, печально и страшно. А выходить и того страшнее. Нет Лесника — пусто!

На следующий день началась настоящая весна. Солнце засветило ровно и горячо, и по всему лесу началась капель, словно после дождя. Конечно, Джулька обрадовался весне вместе со всей природой, но тоска по Леснику не давала ему покоя. Джулька ходил вокруг дома, царапался в дверь, хотя вообще-то знал, что всё это зря. Он не умел помнить, как это умеем мы, не мог представить себе Лесника — высокого, голубоглазого, небритого дня два или три. Но Джулька чувствовал: у него отняли что-то самое важное — словно лапу отрубили.

Лекарство от его печали нашлось неожиданное — голод. Лесник уехал во вторник, оставив Джульке порядочное количество еды. Но Джулька не умел экономить, оставлять про запас. И в четверг вечером оказалось, что есть больше нечего. Джулька лёг спать без ужина.

В пятницу он больше думал о Леснике, чем о какой-то там еде. К тому же вокруг дома нашлось кое-что съестное. Однако в субботу голод стал донимать. Вокруг дома всё было подъедено, и Джулька направился в лес. У него не было какой-нибудь определённой цели: ведь он никогда не охотился, не умел охотиться да и вообще не знал, что охотой он может добыть себе пропитание.

Некоторое время он бесцельно блуждал меж деревьев, вынюхивая по привычке следы и поглядывая на аппетитных птиц, которых в лесу стало много. Вдруг его резко остановил запах еды. Запах был незнакомый, но Джулька знал, что это запах еды. Какое-то особое чутьё сказало ему, что не надо кидаться туда сломя голову, а, наоборот, надо тихо идти, надо красться. Ветер дул в Джулькину сторону, прямо ему в нос, и запах извивался, дразнил, словно огонёк. Так Джулька пробирался минут пять. Наконец он вышел на край небольшой поляны. И в каких-нибудь шести скачках от себя увидел лису, она жрала убитого ею зайца.

Лиса эта была молодая, довольно мелкая. После голодной зимы она ещё не успела как следует окрепнуть. Лиса долго подкарауливала добычу на перекрёстке двух троп и вот, наконец, сумела поймать этого зайца. Тащить его в нору у лисы уже не было сил, и она решила полакомиться им прямо здесь, на месте преступления.

И всё-таки лиса эта — уже взрослый зверь — была, пожалуй, сильнее Джульки. Но у страха глаза велики. Когда Джулька с грозным лаем кинулся из своей засады, лиса метнулась в ельник и потом помчалась, помчалась, не разбирай дороги. Кого лисы боятся больше всего на свете? Собак! Вот в том-то всё и дело.

Джулька пробежал немного и остановился. По глубокому снегу ему за лисой было не угнаться. Он вернулся на поляну и обнюхал убитого зайца. Шерсть сама собою встала дыбом у него на загривке. Впервые Джулька ел сырое мясо. С глухим урчанием отрывал куски побольше и жадно их глотал. Пожалуй, ни один зверь не решился бы сейчас отнять у Джульки его добычу.

Наконец пир был окончен. И тут на Джульку свалилась вдруг страшная усталость. Джулька обвёл поляну пустыми глазами и по собственному следу тронулся в обратный путь. Идти было очень трудно, набитый мясом живот приходилось тащить по снегу, словно мешок, и дрёма запутывала Джульке лапы. Но Джулька упорно шёл домой: а вдруг Лесник уже вернулся?!

Джулька проспал почти целые сутки. Когда он проснулся на следующий день, солнце было уже высоко и слепило до черноты, а кругом бушевала вышедшая из берегов весна — всё таяло прямо на глазах, и птицы едва могли перекричать капель.

Счастливый Джулька потянулся до дрожи и зевнул так, что, наверное, мог бы проглотить свою собственную будку. Он встал и тут же почувствовал, какие у него пружинистые лапы, какое ловкое тело, и крепкие зубы, и чуткие уши, и острые глаза. Джулька почувствовал себя взрослым: он победил вчера лису и ел сырое мясо, теперь он воин и охотник!

Охотник должен идти в лес — за добычей. Но у Джульки нашлись дела поважнее, к тому же он был сыт. Джулька обошёл вокруг дома, ещё раз осмотрел закрытые ставнями окна и молчащую дверь. Нет, Лесника не было. Джулька вышел на дорогу, глянул в ту сторону, куда уехали когда-то сани. Пусто, ничего там нет, солнце и тени лежат большими пятнами, как обычно, как везде кругом.

Но где же тогда Лесник? Там, за поворотом дороги? Джулька сделал шаг, ещё один, ещё... Ему было очень страшно. И он ни за что не решился бы идти, если б не вчерашнее. Теперь он был куда уверенней. Лапы легко и пружинисто несли его — скачок за скачком. Джулька бежал всё быстрей, всё ловчее с каждым шагом, бежал на поиски хозяина, навстречу неведомым опасностям, бежал, не разбирая следов. А снег разлетался под его лапами тяжёлыми белыми брызгами.

Вдруг деревья перестали скакать слева и справа от дороги — лес кончился. Джулька невольно остановился. Ещё никогда он не видел так много всего сразу. Он стоял на высоком холме. Внизу разлёгся широкий деревянный мост. К нему из-под Джулькиных лап тянулась дорога, которая потом, змеясь, взбегала чёрной полосой на другой холм, где была рассыпана горстка домов. А внизу, под мостом, дорогу пересекала крест-накрест другая тёмная лента. Это была река, ещё покрытая льдом. Но льдом ненадёжным, рыхлым, весенним.

От всего увиденного, от необыкновенной огромности простора Джулькина решительность сразу исчезла. Ему казалось, что он заметен со всех сторон, и от этого было очень неуютно. Всё-таки Джулька спустился к мосту. Ведь Лесника надо искать! По пути ему встретилось удивительное. В нескольких местах из-под снега вылезла живая чёрная земля. У неё был какой-то особенный, незнакомый и очень хорошим запах.

Но вот и мост. Джулька опасливо ступил на мокрые тёмные брёвна, лапам его показалось, что они идут по полу или по крыльцу Лесникового дома. И Джулька решил, что раз так — Лесник должен быть где-то рядом. Ободрённый этим, он, не раздумывая особенно, легко взбежал на гору и оказался в деревне. Пахнул ветер, и сейчас же к Джульке сбежалась целая орава запахов: дыма, скотного двора, собак. Но зато было тихо. Только иногда редкими птицами пролетали одинокие звуки — почти всегда незнакомые. Джулька стоял в нерешительности у самого входа в деревню. Раза два или три он видел, как по улице шагают куда-то незнакомцы. Здесь, наверное, было много незнакомцев. Но никто из них не обратил на Джульку внимания и даже не заметил его. Это было хорошо.

Так он стоял неизвестно сколько. Но вдруг, откуда ни возьмись, в нос ему ударил запах еды. Джулька принюхался: еда была где-то недалеко — с каждым шагом запах усиливался. Это был хорошо знакомый запах овсянки, какую он не раз получал от Лесника. Значит, Лесник всё-таки был здесь!