Я знаю, что готова. Я учила этот отрывок два вечера подряд. Но сейчас все слова вылетают из моей головы, и та остается пустой. Я все забываю. Я теряюсь. Не могу пошевелиться и сделать вдох. Волна паники окутывает меня, и я начинаю бесследно тонуть в ней.

У меня много проблем. Одна из них заключается в том, что если я теряюсь, то не могу собраться. Ну, а если могу, то делаю это очень долго.

― Ты готова? ― спрашивает у меня Светлана Александровна.

Я открываю рот, чтобы ответить, но тут звенит звонок. О, этот спасительный звонок. Как никогда вовремя.

Все начинают собираться и покидать свои места. Когда учительница отворачивается и говорит классу, что будет спрашивать отрывок из «Слова о полку Игореве» на следующий урок, я закрываю глаза и накрываю ладонью лоб.

Я такое ничтожество.

***

Все, чего я хочу, это убежать как можно дальше отсюда и больше никогда не возвращаться. Но у меня еще три урока. И я просто обязана отсидеть их, чтобы не навлечь на себя гнев учителей и родителей. Они вспоминают о моем существовании только тогда, когда я делаю что-то плохое. А так… их словно не существует в моей жизни.

Сейчас химия. И я терпеть не могу этот предмет. Мои тетради по геометрии, алгебре, физике и химии, в том числе, по большей части служат альбомами, где я оттачиваю свой навык художника. Неплохо, кстати, получается. Что ж, долгие годы тренировок.

Я и химия ― понятия не совместимые. Как я и алгебра. Я и геометрия. Я и физика. Я и физкультура. У меня гуманитарный склад ума. Лучше всего мне дается русский язык, английский, литература, биология, история и обществознание. Последние два несложные предметы. Ну, а искусство вообще легкий предмет. Все, что требуется там, это хоть как-то уметь рисовать. И все. Да плюс к этому искусство преподает молодая девушка, которую все любят доводить до истерики, и сама она легко поддается провокациям. Ей не хватает выдержки и железных нервов. Но я думаю, потом она станет такой же суровой и злой, как все учителя. Кроме Светланы Александровны. Светлана Александровна хорошая учительница. Она абсолютно не похожа на остальных. И она единственная, к кому я испытываю уважение в этой школе.

На химии меня вызывают к доске, и я готова провалиться сквозь землю, лишь бы не идти. Как и всегда, меня сопровождают колкие комментарии и слова, типа, что я дура и тупица. Что ж, я не могу не согласиться с ними, потому что я действительно не понимаю химию.

Я битый час стою у доски и смотрю то на уравнение, то в учебник. Ума у меня не прибавится, если Маргарита Степановна будет кричать на меня, и если одноклассники будут смеяться и издеваться. Я все равно не пойму.

― Позор! ― пыхтит химичка. ― Как можно не знать валентность кислорода!

― Я забыла, ― тихо произношу я. Нет. На самом деле, я не знаю, какова валентность кислорода. Я не знаю, потому что мне это не интересно. Я не знаю этого, потому что в будущем мне вряд ли понадобится валентность кислорода. Я вообще не знаю, что ждет меня в будущем…

― Расставь коэффициенты, ― говорит Маргарита Степановка и кладет руки на бока.

Я вижу, как она отворачивается к классу и качает головой, что-то бормоча себе под нос. Я ненавижу химичку, потому что она злая, потому что она никогда не задумывалась над тем, что, может быть, дело не во мне, а в ней, что это она так плохо преподает свой предмет, что я не понимаю этого. Ну, или, может быть, она просто не может понять, что я не предрасположена к этому предмету. Ведь не всем суждено быть химиками!

― Я не знаю, ― вздыхаю я и закрываю учебник.

― Неудивительно, ― ядовито фыркает Маргарита Степановна и начинает сверлить меня раздраженным взглядом. ― Поставить бы тебе единицу! Но ладно, два. Садись.

Я швыряю мелок на учительский стол и иду к своему месту, стараясь не обращать внимания на взгляды одноклассников. Я смотрю вперед, мой взгляд упирается в светлую стену, и боковым зрением я замечаю, что на меня смотрит новенький. Я машинально перевожу взор на него. Он не улыбается и не смеется, как все остальные. Он просто смотрит на меня, и мне даже кажется, что я вижу сочувствие в его глазах и… понимание. С чего бы вдруг?

Я не замечаю на своем пути чей-то рюкзак и спотыкаюсь об него. Я лечу вперед. Время замедляет свой ход, и это позволяет мне успеть ухватиться за край парты, за которой сидят Света и Алина. Я висну на ней и секунду спустя слышу взрыв хохота.

― Смотри, куда прешь, чучело! ― возникает знакомый голос. Миша Галанов.

Я не собираюсь извиняться, потому что ненавижу его, как и всех их.

Я выпрямляюсь и стараюсь не поднимать взгляд. На глаза наворачиваются непрошеные слезы, но я не буду плакать. Только не здесь. Только не на глазах у тех, кто больше всего желает увидеть меня заплаканную, чтобы начать издеваться еще больше.

― Теперь придется покупать новый рюкзак, потому что этот ты замарала своей заразной ногой! ― ворчит Миша.

Заразной? Ох, я не слишком-то удивлена, потому что обо мне говорят всякое.

Я поджимаю губы и спешу к своему месту. Я стараюсь не смотреть по сторонам. Обхожу последнюю парту своего ряда, где сидит новичок, останавливаюсь у своего стула и падаю на него. Во мне пульсирует злость и обида, но я стараюсь вернуть невозмутимость своему лицу. В этом мне нет равных. Я хорошо, почти мастерски, умею скрывать свои эмоции, или вообще отключать их. Так проще.

Остаток урока проходит в напряжении. Для меня, во всяком случае. Как только звенит звонок, я принципиально не записываю домашнее задание и срываюсь с места, первой покидая кабинет.

Сейчас у нас обед, но я решаю пропустить его и иду в библиотеку. Там мне будет спокойно.

На геометрии, последнем уроке, я узнаю, что получила тройку за проверочную работу. Ладно, хоть не двойка. Последние минуты, продолжительность которых кажется мне равной часам, я сижу, как на иголках. Я жду, когда, наконец, прозвенит звонок, и я покину это место. Я уйду от этих лиц, голосов, которые раздражают до тошноты. Я уйду и не услышу до завтрашнего утра глупые шутки, над которыми, как по мне, просто невозможно смеяться.

И все-таки, как же сильно я отличаюсь от них.

Я дожидаюсь своего спасения и чуть ли не вылетаю из класса. Я бегу к выходу из школы, я бегу от неприятностей, с которыми мне пришлось столкнуться сегодня. Этот день такой длинный. Я покидаю пределы школы и несусь домой. Я знаю, что сделаю, когда приду. Знаю, куда пойду дальше. Я знаю, что скоро смогу освободить себя от всех тягостей. Я так жду этого.

***

Я чувствую, как во мне начинает бурлить отголосок радости, когда я закрываю за собой входную дверь. Я снимаю кроссовки, прохожу через узкую прихожую, заглядываю в крохотную гостиную, обставленную недавно купленной мебелью. Летом родители решились на ремонт, и теперь все в нашей квартире изменилось. Кроме моей комнаты. Я сразу предупредила, что не дам менять свое убежище. А комната была для меня именно местом, где я могу прятаться, когда у меня нет возможности выбраться туда, где мне действительно становится легче.

Я захожу на кухню, включаю чайник, достаю масло и остатки батона. Затем иду к себе в комнату, бросаю там рюкзак и переодеваюсь в джинсы, футболку и черную толстовку на замке. Затем следую на балкон и вытаскиваю оттуда скоростной велосипед «Форвард». Поднимаю его (он не такой уж и тяжелый) и несу в прихожую. Затем возвращаюсь на кухню, делаю бутерброды и быстро съедаю их.

Уроки я всегда делаю вечером, а остаток дня у меня всегда занят ничего-не-деланием.

Я снова надеваю кроссовки, выкатываю велосипед на лестничную площадку и закрываю квартиру. Я живу на шестом этаже, и хорошо, что есть просторный лифт, иначе бы я в один прекрасный день загубила себе спину, спуская и поднимая семнадцатикилограммовый «Форвард».

Когда я оказываюсь на улице, мне в лицо дует приятный прохладный ветерок. Я сажусь на велосипед, поправляю волосы и еду.