Однако оказалось, что это событие не такое уж значительное в жизни полинезийцев и не оно является причиной возбуждения. Вождь племени Покатепитена, встретив нас у входа в свою хижину и, угостив прохладным кокосовым молоком, рассказал, что, по расчетам старых людей, сегодня ночью начнется роение палоло и весь поселок, от мала до велика, готовится выйти на промысел.

Эта новость взволновала нас, пожалуй, не меньше, чем полинезийцев, ибо все мы читали об этом необычном явлении в жизни океана, однако никому из нас не приходилось наблюдать его. Только из литературы мы знали, что в узких расселинах коралловых островов тропической части Тихого океана обитают удивительные черви, которых полинезийцы называют палоло.

Эти черви достигают полуметровой длиной, живут очень скрытно, не показываясь на поверхности рифов. Там, на глубине, с ними происходят не совсем обычные преобразования: у каждого червя отрастает длинный "хвост", который состоит из отдельных члеников, начиненных икрой или молоками. А дальше, по неизвестной науке причине, палоло начинает вести себя совершенно загадочно.

Ежегодно, в октябре и ноябре, во время полнолуния, в "хвостах" палоло заканчивается созревание икры и молок. Далее, по мере уменьшения луны, скрытников-палоло охватывает трепетное, все растущее "волнение", в их организме происходят еще более резкие изменения: палоло начинают подчиняться таинственному, странному призыву луны, и чем сильнее становится этот призыв, тем больший "страх" охватывает переднюю часть палоло. Тогда они забиваются поглубже в расселины, а задняя, хвостовая, их часть так же неудержимо начинает рваться из расщелины на волю, в открытое море, к лунному свету.

Дважды в год, в октябре и ноябре, но обязательно за день до наступления последней четверти луны, напряжение среди палоло достигает предела, и тела их разрываются на две части: передняя съеживается в расщелине, а задняя вырывается на волю и всплывает к поверхности. Здесь членики "хвоста" лопаются, молоки смешиваются с икрой, а чехольчики тонут. Это происходит сразу со всеми палоло и называется их роением.

Для полинезийцев палоло - настоящее лакомство; они едят их сырыми прямо во время ловли, жарят, завернув в пальмовые листья, солят, делают запасы. Заранее готовясь к этому торжественному событию, полинезийцы выпарили в огромных раковинах тридакни морскую соль и, конечно, позаботились о пальмовом вине.

Следует сказать, что палоло весьма по вкусу также и многочисленным коренным обитателям моря; поэтому мы надеялись стать свидетелями интересных сцен.

…Всю ночь на берегу атолла Тикехау полинезийцы жгли костры, и девушки в венках из белых цветов вели вокруг них свои танцы. Протяжные мелодии песен сливались с равномерным рокотом прибоя, который то усиливался, то стихал, и с шумом пальм, которые гнулись под порывами пассата.

На "Чайке" никто не спал. Мы ждали выхода полинезийцев в море. Случилось это совершенно неожиданно. Нам по крайней мере показалось, что ничего не изменилось в природе, но вот одна пирога с балансиром, а дальше вторая, третья, четвертая, бесшумно проскользнули мимо нас и вышли из лагуны в океан. А те, кому не хватило места в пирогах, с песнями и смехом направились к внешнему краю атолла, на подветренную сторону, и каждый нес в руках красивую плетеную корзиночку, украшенную цветами и устланную пальмовыми листьями.

Мы тоже торопливо спустились в шлюпку и вышли из лагуны в океан вслед за пирогами. Вскоре на востоке появилась красноватое зарево, а дальше выглянул омытый океаническими валами оранжевый край щербатой луны. Сначала он то появлялся, то исчезал в высоких волнах, но потом выкатился на темный небосвод, потеснил звезды, и желтоватый свет его залил океан. От полного диска осталось чуть больше половины, и именно такой вид луны почему-то особенно устраивал палоло.

Полинезийцы поставили паруса, и пироги, словно легкокрылые бабочки, понеслись по темному океану, оставляя за собой зеленоватый фосфоресцирующий след. Чтобы не отстать, мы включили мотор, но шум его как-то не гармонировал с праздничной тишиной ночи, с зеленоватыми искрами в черной морской глубине, с низко нависшим над океаном созвездием Южного Креста, с величественной, хоть и ущербной луной…

Я приказал остановить мотор. Крепчал ветер, и поэтому море светилось все сильнее: это вспыхивали потревоженные волнением микроскопические организмы-светлячки.

Отстав от полинезийских пирог и не стараясь их догнать, мы обсушили весла и спустили в воду фонарь. Вода была прозрачная, чистая, и ничто не указывало на присутствие палоло. В душу мне закралось сомнение. "А не выдумка ли все это? - подумал я и, помню, как сегодня, недоверчиво посмотрел на бестрепетную, равнодушную к земным делам луну. - Ведь невозможно, чтобы эти палоло все вместе заполнили целый океан!"

А сомневался я зря. Властный призыв луны уже был услышан в глубине коралловых рифов, и в освещенном фонарем пространстве показалась короткая, сантиметров в пятнадцать длиной, извилистая лента, за ней появилась вторая, третья, четвертая, пятая, а дальше мы сбились со счета: произошло почти невероятное - началось массовое роение палоло, и море вокруг нас буквально загустело. Нам показалось, что даже волны стали ниже, хотя, может, это действительно только показалось.

Океан забурлил. Вспыхнули факелы на пирогах - это полинезийцы сачками ловили палоло. С берега доносились восторженные возгласы, которые, наконец, стихли: ловцы, видимо, не устояли и принялись дегустировать пераую партию лакомства. Зеленые струи то там, то здесь прочеркивали океан - это какие-то большие рыбы или морские животные всплыли на поверхность, чтобы отведать палоло… А "цепочки" палоло на наших глазах распадались на отдельные членики, и становилось их все больше.

Мы с трудом верили своим глазам. Нам казалось, что здесь из ничего творится жизнь, что мы являемся свидетелями ее таинственного обновления. И мы снова и снова мысленно спрашивали себя, чем же объяснить, что все палоло в одну и ту же ночь, подчиняясь призыву луны, покидают свои уютные жилища… Однако, хотя мы и не могли объяснить, как доходит этот призыв до палоло, и почему они откликаются на него именно за день до наступления последней четверти луны, биологическая целесообразность того, что здесь происходило, не вызвала у нас никакого сомнения: роение палоло обеспечивало продолжение их рода и широкое расселение.

И, будто осознавая, что на наших глазах происходит что-то необычайное, грандиозное, мы все молчали, словно боялись неуместным словом помешать природе.

Пальцы Румянцева с неожиданной силой впились в мое плечо. Я оглянулся. Метров за семьдесяти-восемьдесяти от нас, прямо на поверхности океана, плыло огромное животное. Над водой был виден только высокий спинной плавник и часть спины. Животное неторопливо плыло, но не по прямой линии, а по кругу, все приближаясь к нам. На мгновение из воды показался вертикально поставленный хвост, а затем в призрачном зеленоватом освещении мы увидели длинное торпедообразное тело и морду с вытянутым клювом. Чудовище, видно, лакомилось палоло. Тот же фосфоресцирующий свет морских организмов, который давал нам возможность рассмотреть общие очертания животного, мешал рассмотреть его в подробностях. Румянцев быстро нацелился фотоаппаратом с очень чувствительной пленкой и несколько раз щелкнул…

А чудовище медленно плыло себе дальше, описывая широкую дугу. И вдруг его не стало. Все это было бы очень похоже на галлюцинацию, если бы еще долго не виднелся в воде оставленный животным зеленоватый след исчезавший в глубине.

И снова мое сознание обожгла мысль: "Ихтиозавр!"

Однако я не решался произнести это слово вслух и ждал, что скажет опытный ихтиолог Румянцев. Но и он молчал, недоуменно пожимая плечами.