1863 года.
Первым и главным врагом издания был цензор, который непосредственно цензуровал журнал. За три последних года существования «Русского слова» сменилось ять таких цензоров. Это уже само по себе составляло большое неудобство для редакции и сотрудников, так как, писал Шелгунов, «у каждого цензора свой царь в голове, и каждый черкает по своему усмотрению… один пропускает то, что другой зачеркивает».
О том, с каким тщанием цензуровалось «Русское слово», можно судить хотя бы по тому, что, как свидетельствует опись журнала заседаний цензурного комитета за
1864 год, с января по ноябрь было запрещено полностью или частично семнадцать статей. Но, несмотря на неистовство цензуры и на то, что отношение Благосветлова к собственному журналу было полулегальным, этот человек незаурядной воли и силы характера продолжал вести возобновленное «Русское слово» все по тому же трудному пути.
После возобновления «Русского слова» Благосветлов завершает формирование единого по направлению коллектива журнала — задача в пору реакции нелегкая. В это время Благосветлов лишается верного своего помощника — В. Попова, который в продолжение всех 60-х годов занимался редакционными делами «Русского слова» и одновременно преподавал во Втором кадетском корпусе литературу. В ноябре 1863 года, как явствует из дела III отделения «О штабс-капитане Попове и литераторе Благосветлове», он был откомандирован военным начальством в Оренбург. Летом 1863 года с помощью матери Д. И. Писарева Благосветлов добивается разрешения для находящегося в Петропавловской крепости критика заниматься литературной работой.
Литературный и публицистический талант Писарева развернулся в полную меру именно в 1863–1866 годах. Статьи его в первую очередь определяли направление журнала, они вырабатывали в молодежи отрицательное отношение к существующему правопорядку вещей, воспитывали демократов, революционеров — новых людей времени.
Союзником Писарева в борьбе с «идейным крепостничеством» выступал молодой, талантливый публицист и критик Варфоломей Зайцев, которого Благосветлов привлек к сотрудничеству в «Русском слове» в 1863 году. «Русское слово» было так же невозможно без Зайцева, как оно невозможно без Писарева», — писал о нем Шелгунов.
Впрочем, эта оценка не точна. Николай Васильевич Шелгунов с присущей ему скромностью умалчивает о той роли, которую играл в «Русском слове» сам.
Шелгунов начал сотрудничество в «Русском слове» еще в ноябре 1859 года, но потом перешел в «Современник», где напечатал свою знаменитую статью «Положение рабочего пролетариата в Англии и Франции». В начале 1863 года он вернулся в благосветловское «Русское слово». Убежденный революционер и демократ, он был автором прокламаций «К молодому поколению» и «К солдатам». В 1862 году он с женой, Л. П. Шелгуновой, отправляется в Сибирь, чтобы организовать побег своего близкого друга М. И. Михайлова, который взял вину составления прокламации «К молодому поколению» на себя и был приговорен к каторге. В сентябре 1862 года из-за перехваченного письма Шелгунова Н. А. Серно-Соловьевичу Шелгунов был в Сибири арестован и в марте 1863 года привезен в Петербург, где с 15 апреля по 24 ноября 1864 года томился в Алексеевском равелине, а потом был выслан в Вологодскую губернию. В ссылке он провел 13 лет. Все статьи Шелгунова в «Русском слове» 1863–1866 годов, так же как и статьи Писарева, написаны в неволе — в Алексеевской равелине или в вологодской ссылке.
Активным сотрудником «Русского слова» 1863–1866 годов стал Николай Васильевич Соколов, который по рекомендации Чернышевского пришел в журнал перед приостановлением его в 1862 году.
В 1864 году Благосветлов привлекает к сотрудничеству в «Русском слове» Афанасия Прокофьевича Щапова, замечательного русского демократа-просветителя, речь которого на панихиде, устроенной студентами Казанского университета по крестьянам, убитым в Бездне, прошумела на всю Россию. В результате этой речи Щапов был арестован и приговорен к ссылке в монастырь, но благодаря энергичным протестам прогрессивной общественности был оставлен под надзором полиции в Петербурге и лишь в середине 1864 года в связи с «делом 32-х» был выслан в Иркутск, откуда и слал в «Русское слово» свои статьи.
Продолжает сотрудничество в журнале французский революционер Эли Реклю, который вел под псевдонимом Жак Лефрен иностранное политическое обозрение («Политика»). В 1864 году Благосветлов привлекает к сотрудничеству известного русского революционера, сражавшегося под знаменем Гарибальди, эмигранта Льва Мечникова, напечатавшего под псевдонимом Леона Бранди ряд статей, и другого революционера-эмигранта, участника Польского восстания доктора П. И. Якоби. Эпизодическое участие в «Русском слове» принимают известный революционер-шестидесятник Н. А. Серно-Соловьевич, автор арестованной в 1865 году книги «Критические этюды» П. А. Бибиков и др. В конце 1865 года в журнал приходит П. Ткачев, в будущем знаменитый революционер-народник, заменивший Зайцева в роли составителя «Библиографического листка».
На страницах «Русского слова» 1863–1866 годов систематически продолжал выступать и сам Г. Е. Благосветлов. Его перу принадлежит большинство внутренних обозрений журнала, которые шли под рубрикой «Домашняя летопись». Выступал он и в других отделах журнала, писал в «Библиографический листок», в отдел «Политика» и т. д. Им были опубликованы, в частности, такие статьи, как «Историческая школа Бокля» (№ 1–3, 1863 г.), «Москва и Новгород. Северно-русские народоправства, соч. Н. Костомарова» (№ 5, 1863 г.), «Дж. Ст. Милль. Размышления о представительном правлении» (№ 9, 1863 г.), «Ученое самообольщение» (№ 3, 1864 г.), «Воспитание человеческого характера» (№ 11, 1865 г.). Это огромный массив публицистических материалов, почти не исследованных. А между тем именно на эти статьи ссылаются в споре о Благосветлове те, кому революционность руководителя «Русского слова» кажется сомнительной. Так, Л. Варустин, автор главы о «Русском слове» во втором томе «Очерков по истории русской журналистики и критики» (Л., 1965), полемизируя с моей статьей «Журнальный эксплуататор» или революционный демократ?» («Русская литература», 1960, № 3), бросает упрек в том, что факты революционной биографии Благосветлова не сопоставлены в этой статье «с его публицистическим наследием». Ссылаясь далее на статьи Благосветлова 1863–1866 годов, Л. Варустин утверждает, что революционность Благосветлова в статье «искусственно преувеличена», что «Благосветлов не противник революции, но и не активный ее сторонник», что «осуществить право труда Благосветлов рассчитывает мирными средствами, путем распространения среди трудовых масс просвещения, знаний, в том числе и естественнонаучных». По мнению Л. Варустина, Благосветлов являл собой уникальный психологический гибрид: с одной стороны, рисковал жизнью и свободой, активно работая в подпольной революционной организации, являясь одним из ее руководителей, а с другой — если иметь в виду его общественные убеждения — был, по существу, мирным просветителем, «не понимавшим, что для осуществления… демократических преобразований необходимо изменить существующий режим, положить конец господству семьи Романовых и класса дворянства». Феноменальное, исключительное в своем роде явление, противоречащее всем законам психологии. Можно представить себе человека (и мы знаем таких немало), исповедующего революционность на словах, но остерегающегося проводить ее на деле. Трудно представить обратное, когда сторонник мирных просветительских действий, да еще с таким трезвым характером, каким обладал Благосветлов, вопреки своим убеждениям, невзирая на самые опасные последствия, уходил в подполье и становился руководителем организации революционеров.
Мы убедились уже, что публицистика Благосветлова 1861–1862 годов, прежде всего «Современная летопись» журнала и статья «Невольничество в Южно-Американских штатах», всем своим содержанием опровергает предположение Варустина. Но, может быть, руководитель «Русского слова» превратился в «мирного просветителя» в трудную для революционной демократии пору 1863–1866 годов? Время это было не просто трудным — оно было трагическим для крестьянских революционеров шестидесятых годов.
