к отбыванию гражданских повинностей и к несению в качестве
куриалов становившегося все более тяжелым финансового
бремени государства.
Если в римском обществе первых веков империи, жаждавшем новых религиозных ощущений, в числе других восточных религий и иудейская религия имела некоторый успех, преимущественно в среде женщин, то, с другой стороны, образованные круги Рима в своем большинстве относились к евреям с их религиозной замкнутостью и обособленностью не
только с недоверием, но и с открытой и при том с все возраставшей неприязнью25. Это неприязненное чувство начало проявляться уже вскоре после возникновения еврейской общины
в Риме. Цицерон высказывался против религиозной терпимости в отношении евреев, так как их религия в такой степени противоречила интересам государства и всем распространенным в языческом обществе представлениям, что внушала
ему невольные опасения26. Современник Августа Страбон не
без скрытого враждебного чувства говорит не только о повсеместном распространении евреев, но и об их повсеместном
господстве27. Если у другого современника Августа, поэта Горация, нападки на иудеев и их религию не выходят за пределы
безобидной иронии28, то отношение к ним со стороны позднейших римских сатириков проникнуто уже несомненным и открыто враждебным настроением. Особенно возмущает их и
служит главным предметом насмешек непонятный обряд обрезания29. Воздержание от мяса свиней, соблюдение постов, празднование субботнего дня, словом, все специальные обряды и
24 Vita Severi, 17; ср также мнения юристов по этому поводу: Paul.
Sent. V, 22,3,4; Dig. XLVIII, 8,11.
25 Развитие враждебной евреям литературы см. у Stahelin’b. Der Anitisemitismus des Altertums in seiner Entstehung und Entwicklung.
Basel, 1905. S. 9-31, 48 f.; Reinack. Textes, passim.
26 Cicero. Pro Flacco, 28.
27 У Jos. Flavius. Antiquit XIV, 7,2.
28 Horat. Sat. IV, 143; V, 100; IX, 70 sq.
MPers. Sat.; Martial VII, 30, 35, 82; XI, 95; cp. Petron. Arbit. Fragm.
de Judaeis.
212
установления иудейской религии, равным образом как и отсутствие изображения божества в их храме, точно так же являются предметом постоянного недоумения, нападок и насмешек30.
Само собою разумеется, однако, все эти обряды, какими странными ни казались они постороннему наблюдателю, сами по
себе не могли бы послужить непосредственным источником
враждебных отношений к евреям. То глубокое чувство неприязни, какое внушали к себе евреи во всем греко-римском мире, обусловливалось не теми или иными отдельными обрядами, но
общей религиозной обособленностью и замкнутостью еврейских
общин по отношению к внешнему миру. На эту сторону иудейской религии обращал внимание, как мы видели, еще Цицерон.
«Они закоренели в презрении римского закона,- говорит
Ювенал, - они изучают и соблюдают только свой закон, переданный им в таинственном свитке Моисея. Только своим единоверцам показывают они путь, только обрезанных ведут к
источнику, к которому стремятся жаждущие»31. Еще резче эта
обособленность евреев подчеркивается Тацитом. «Чтобы и на
будущее время упрочить власть над народом, Моисей, - говорит Тацит, - ввел среди него новые религиозные обряды, шедшие вразрез с обычаями прочих смертных. Все, что для нас
священно, у них признается богомерзким и противным закону.
Напротив, все то, что воспрещается нами, у них разрешено…
Какими бы причинами ни обусловливались, впрочем, религиозные обряды евреев, они находят свое оправдание в глубокой
своей древности. Другие противные и отвратительные учреждения сохраняют они вследствие своей испорченности и закоренелой преступности… Ко всем непринадлежащим к их вере
они питают самую злостную вражду, отделяются от других во
время еды, спят также особо, воздерживаются от сожительства
с женщинами другой веры, тогда как в своей среде считают все
дозволенным. Обрезание служит им для того, чтобы не смешиваться с другими народами и узнавать друг друга по этому
отличительному признаку. Принявшие их веру также подвергают себя обрезанию и также прежде всего начинают презирать богов, ни во что ставят отечество, перестают чтить родителей, любить детей и братьев»32.
30 Horat. Sat. IX, 70; Juven. Sat. VI, 159-160; XIV, 96-99, 105-106; cp. Tac. Hist. V, 4-5, 9.
31 Juven. Sat. XIV, 100-104.
32 Tac. Hist. V, 4-5.
213
Чем более знакомилось греко-римское общество с евреями, тем сильнее становилось в его среде и неприязненное чувство по отношению к этим последним. В свою очередь и евреи, по мере роста общей неприязни к ним, все более обособлялись и замыкались в своей среде. Задача согласования
иудейской религии с греческой философией, какую ставил себе
Филон, была последней попыткой в этом направлении. Уже
Иосифа Флавия мы застаем в резкой полемике с представителем греческой образованности Апионом. После того дальнейший разрыв пошел вперед быстрыми шагами. «Иудеи отказались от эллинской литературы, которую стали считать
оскверненной, и даже восстали против употребления греческого перевода библии; постоянно усиливавшееся очищение
религии направило свое оружие не только против греков и
римлян, но также против полуиудеев Самарии и против христианских еретиков. Противоположность между иудейством
первого столетия и иудейством третьего столетия обнаружилась в той пропасти, которая отделяет сочинение о возвышенном, осмеливающееся ставить потрясающего землю и море гомерова Посейдона рядом с создающим блестящее солнце Иеговой, от зачатков талмуда, принадлежащих к этой эпохе. Жизнь
иудеев рядом с неиудеями оказывалась все более и более невыносимой; противоположность в верованиях, в законах и в
нравах обострялась, и как обоюдное высокомерие, так и обоюдная ненависть оказывали на обе стороны губительное влияние на нравственность»33.
Глухая затаенная вражда в массах, чаще и резче проявляющаяся на востоке, нежели на западе, с одной стороны, растущее
взаимное непонимание и отдаление в высших образованных
кругах общества - с другой, таковы факты, характеризующие
собою отношение к евреям со стороны остального населения
империи. Эти факты взаимной неприязни настолько очевидны, то констатировать их не представляет особого труда.
Гораздо труднее становится наша задача, когда от фактов мы
обратимся к их причинам. Как ни определенны суждения
римских писателей о евреях, все же полагаться на них нам не
приходится. Их постоянное подчеркивание отвратительности религиозных обрядов евреев и их религиозной исключительности отмечают лишь симптом взаимной неприязни, проявляющейся, естественно, прежде всего в идеологической, то
33 Моммсен. Римская история. Т. V. С. 541-542.
214
есть религиозной форме, но не могут служить основанием при
выяснении причин этой неприязни. Не говоря уже о том, что
на том же греческом Востоке, где взаимная враждебность
проявилась в особенно острых формах, первым столкновениям предшествовали обоюдный интерес и обоюдные попытки
сближения именно на религиозной почве34, против собственно
религиозных причин враждебных отношений к евреям диаспоры свидетельствует также и факт возникновения этой вражды повсюду в местах распространения диаспоры со стороны
народов с самыми разнообразными религиозными обычаями
и представлениями. Неприязненное чувство по отношению к
евреям проявлялось с одинаковой силой в древней Персии с
ее религиозным дуализмом35, на философски образованном и
индифферентном к вопросам религии греческом Востоке, в
императорском Риме с его широкой религиозной терпимостью и гостеприимным пантеоном, в римском обществе с его
религиозными исканиями и пристрастием к восточным культам, наконец, со стороны христианства, религии, близко родственной самому иудейству. Самая религиозная исключительность евреев должна была иметь свои причины. Очевидно, причин такой исключительной и не имеющей себе, кажется, аналогий в истории вражды к евреям следует искать не столько
