Смирясь с судьбой-околесицей,
Забыв, друг для друга что созданы.
Столкнёмся пустыми взглядами,
Не вспомним дорог, вместе пройденных.
Чужие мы, и не надо нам
Менять что-то в жизни устроенной.
И всё же злодейски-невинно
Сойдутся пути неуклонно.
Ведь мы с тобой – две половины.
Однажды мы встретимся. Снова…*
-Олег, там тебя верзила какой-то спрашивает. Говорит, ты ему что-то должен.
-Кому я должен – всем прощаю,- глухо буркнули в ответ.- Ну чего там? Вроде же не мухлевал, всем всё долил.
Тот, кого назвали Олегом, выбрался из-за стола, вытер о штаны руки и выполз из будки. Заправка светилась неоновыми огоньками, как на Новый год. Привычно прищурил глаза, чтоб не резало, мрачно поёжился на сыплющийся с неба снег. Опять поздно в этом году – зима уже скоро, а под ногами до сих пор листья хрустят.
-Этот?
Начальник заправки кивнул заходящему в основное здание парню, заодно кивком указывая на него тому самому недовольному клиенту.
Клиент медленно повернулся. Обжёг жуткими иссиня-чёрными глазами-дулами. И деревянным, режущим ухо, голосом выдохнул одну-единственную фразу:
-Ну здравствуй… Олег…
Словно кнутом ударил.
Гость стоял перед ним, спокойный, собранный. На губах улыбка приклеена, скулы острые, глаза злые. Год назад он был совсем другим – наглым и самовлюблённым.
-Ну и?.. Чего пятишься?- человек сделал шаг вперёд.- Неужели действительно таким страшным стал, а, Олесь?
Олесь не выдержал – развернулся и рванул из кабинета.
Никита выскочил следом.
-Стой! Стой, кому говорят?! Всё равно догоню, только хуже будет…
Олесь мчался, не разбирая дороги – кабинка дежурных, сама заправочная станция с выруливающей к заправочным бакам иномаркой, безжизненный к зиме газон. На заправку он устроился несколько месяцев назад и успел изучить её вдоль и поперёк. Вот здесь будут два куста барбариса, до того разросшихся, что почти слепившихся в один, но есть здесь маленькая щёлка, если успеть поднырнуть, то…
Не успел – подлая нога преследователя произвела классическую подсечку, выбивая из-под ног почву, и Олесь полетел на едва припорошенную снегом землю. Сильные жилистые руки рванули за плечи, разворачивая к себе лицом. Никита сел сверху.
-Ну что, поговорим?- холодные пальцы коснулись горла, явно борясь с желанием его сдавить.
-О чём?- прохрипел Олесь.
-Ммм… о том, что мы немедленно возвращаемся домой?
-Никуда я не поеду, мой дом здесь.
Хлясь!
Никита даже в лице не изменился. Ладонь всё же придавила кадык.
-Твой дом даже не в этом городе, маленькая дрянь,- тихо процедил он.- О том, какая тебя укусила муха, что ты решил удрать, мы поговорим завтра, когда я успокоюсь и не буду хотеть тебя убить. А заодно родителям расскажешь, почему их ненаглядный Лесик оказался такой скотиной. Ну и я с удовольствием послушаю.
Олесь лежал под Никитой, рассматривая его лицо. В свете вечерних фонарей, оно казалось неудачно раскрашенной маской – бледное, под глазами тени, глаза вообще мутные, синеву выело до блёкло-голубого… Равнодушные. Никита мог злиться, насмехаться, любить, ненавидеть, но только не должен был смотреть сквозь Олеся, словно механическая кукла. Он знал, что сделает Никите больно, и что тот наверняка его не простит, но не думал, что превратит его в привидение.
Снег тихо падал на плечи, лицо, волосы, делая и без того холодные прикосновения просто невозможными.
-Мне больно, отпусти меня.
-Когда это я делал то, что ты просил?
Знакомая самовлюблённость и надменность. Что-то в Никите неистребимо.
-Всё равно сбегу,- ровно предупредил Олесь.
Хлясь! Ещё одна пощёчина. Из-за опускающегося на вечерний город мороза, чувствительная.
-Всё равно догоню,- так же ровно отбрил Никита.- И выбью из тебя эту дурь – удирать.
Встал, схватил Олеся и поволок к стоянке.
-Пусти меня!
-Да тише ты – людей пугаешь.
-Да я сейчас ещё и орать начну!
-О чём? Что с любовником поссорился?
-Да хотя бы!- запальчиво выпалил Олесь. И тут же поплатился – его сдёрнули с рук, насмешливо глянули и укусили в губы. Язык знакомо протиснулся внутрь, пощекотал нёбо. Одна рука властно легла на затылок, чтоб не пытался отстраниться, вторая скользнула по пояснице вниз – к ягодицам. Облапила и вжала в Никиту!
Звонкая тишина. Шуршание снежинок. Замершее время. Первый снег…
Никита тоже был для Олеся первым снегом – эдакой детской сказкой, когда протягиваешь руку, а на ней тает самая первая, самая чудесная снежинка. Потому что ещё нет морозов, потому что вокруг всё чистое и нетронутое. А назавтра обязательно будет температура и заболит горло – первый снег ещё и коварен. Точно Никита!
-Я забираю тебя домой,- твёрдо сказал он, осторожно прикусывая замершему Олесю нижнюю губу. Краем глаза Олесь видел, как смотрят на них люди. Вечер – как раз людное время, все с работы возвращаются, заправляют автомобили. Жёсткая прохладная ладонь легла на лицо… и Олесь увидел на открывшемся под рукавом запястье тонкий белый шрам – близнец его собственного.
-Ты что наделал?!
Никита позволил полюбоваться порезом.
-Идиот!
-Я просто хотел почувствовать то же, что и ты.
Олесь во все глаза смотрел на Никиту, на своего уставшего выгоревшего Никиту.
-Ты сумасшедший…
-Да,- устало сказал Никита.- Поехали домой?
-Эй, вы там, оба!- Хрустальная сказка лопнула. Олесь очнулся в шумном человеческом мире.- Вы бы ещё на шоссе выперлись!- Мимо них прокатила серебристая королла. Сидящая за рулём девушка чуть высунулась в окно, окинула их весёлым взглядом.- Голубки.
И уехала. А остальные остались. И не все смотрели с такой же весёлостью. Правильно – нормальный мир, на то и нормальный, чтобы всяких извращенцев, вроде них, выделять и клеймить. А он не любил выделяться в толпе, предпочитая тёмный угол.
-Лесь…- осторожно позвал Никита, выдёргивая из грустных размышлений. Вот бы ему, как Никите – чтобы плевать на остальной мир было… Никита не захочет прозябать в темноте, он всему миру заявит кто он, что он и кто ему Олесь. И тогда мир от него отвернётся.
Никите всё равно, но не всё равно его родителям, не всё равно Олесю. Было бы куда проще, будь Никита таким же, как и Олесь – забитым середнячком, каких много.
Олесь зажмурился.
-Я… не…
-Что «ты не»?- напрягся Никита, а Олесь уже делал шаг назад. Он удрал из дома, он кусал подушку по ночам, он смотрел, как рассасываются ссадины и засосы на его теле, и отрешённо думал, что с последним увечьем навсегда распрощается с этим странным выматывающим, засасывающим наваждением, сольётся с толпой и спокойно проживёт жизнь, незамеченный и позабытый миром. Вот только в этом мире был зацикленный на нём Никита…
-Лесь, нет!..
На краю сознания взвыли тормоза. Он даже успел почувствовать холодный металл капота, подминающего его под себя автомобиля. А потом – любимые холодные руки с силой отталкивающие его прочь от надвигающейся беды.
Лязг металла, визг тормозов, скрип шин о запорошенный снегом асфальт.
-Никита…
Перед глазами всё расплывалось. Большое бесформенное пятно плыло красками. Олесь кое-как поднялся, мотнул головой. Стёсанная спина горела огнём.
-Никита?
Они были на подъездной дороге. В пятне автомобильных фар серебрился проклятый снег. За пеленой снежинок гудели машины. Где-то вскрикнула женщина.
-Ты цел?- спросил Никитин голос.
-Цел,- поморщился Олесь.- Местами. Зачем ты это сделал?
Тихий смешок.
-Потому что люблю. Извини.
Смутное беспокойство пробилось в затуманенный болью разум.
-Никита?
-Ммм?
Снег липнет на ресницы, мешает сфокусировать и без того непослушное зрение.
Где-то на заднем плане опять мельтешат люди. Сжимающийся до неоновых вывесок заправки, мир возбуждённо гудит, как потревоженный улей.
Фары вспыхнули ослепительно ярко. Уже зная, что не хочет смотреть, Олесь опустил взгляд.
