Он попытался остановить ее:

— Куда ты?

— Дела Цитадели.

Его сонное блаженство угасло. В Книгах Двенадцати Цитаделей, которые он читал, любовь описывалась, как прекрасное вино, которое смакуют долго-долго. Поэты пришли бы в ужас при мысли, что Директор могла покинуть своего акаси в первую брачную ночь. Разумеется, все это были фольклорные истории, но тем не менее ему не верилось, что поведение Халь не нарушает обычаев. Он притянул ее к себе.

— Но ведь не настолько они важны, чтобы ты разбиралась с ними именно теперь.

Сначала она словно окостенела в его объятиях. Но через секунду-другую расслабилась.

— Пожалуй.

— Халь, что-нибудь не так?

Некоторое время она молчала, а потом ответила:

— Ты изумительный любовник. Но… — она прикоснулась к золотому щитку у него на запястье. — Как правило, акаси в первую брачную ночь не обладают твоим… умением.

О, Господи! Она расстроилась потому, что он не был девственником!

— Но ты же знала, что я не коубеец.

Ее лицо потемнело от разочарования.

— Да, но твое поведение в Дале было безупречным.

Джеремия почувствовал искушение сказать ей то, что она хотела услышать. Однако скрыть правду значило бы безмолвно признать свою вину. Да, он вел жизнь аскета, но та единственная женщина, которая его любила, значила для него слишком много, и он не хотел унизить ложью свое прошлое.

— В Дале я был гостем, — сказал он, — и уважал обычаи хозяев. Но моя жизнь подчинялась иной культуре. Я этого не стыжусь.

— В этой твоей культуре… ты был… — она говорила с трудом. — Ты… распоряжался собой?

Он вспомнил о том, сколько раз он со своим приятелем Уэйлендом, программистом, сетовали на скудость любви в их жизни. И сказал сухо:

— Нет. Вовсе нет.

— Ты так искусен в любви! — Ее улыбка стала чуть-чуть шаловливой. — Наверное, это природный талант.

Или одиночество, подумал он. Однако уловил вопрос, крывшийся в ее комплименте. И точно — она не удержалась.

— Тебя на Земле ждет женщина? — Она вся напряглась.

— Нет.

Столько времени прошло, но воспоминания все равно отзывались болью. Миранда порвала с ним за много месяцев до того, как он отправился на Коубей. У нее не было ни малейшего желания жить с ним во всяких экзотических местах, куда его влекло, к тому же он не вписывался в круг влиятельных людей, среди которых она желала вращаться. Больше всего его язвила мысль, что, по ее мнению, он не был достаточно хорош для их общества! Что бы она подумала теперь, узнав о его женитьбе на одной из самых влиятельных женщин другой планеты?

Халь снова вглядывалась в его лицо.

— Эта женщина, которая украла твое целомудрие, она разбила тебе сердце?

Он пожалел, что не смог скрыть своих чувств.

— Что-то вроде.

— Ну так заключим договор, — сказала она мягко.

— Договор?

— Я попытаюсь смириться с твоим прошлым.

— А взамен?

— Ты попытаешься смириться с тем, что ты мой калани.

— Не могу, — он тяжело вздохнул.

— Попытайся, Джеремия. Я ведь желаю тебе счастья.

— Попробую, — сказал он.

Он не мог оставить попытки вернуться домой. Но пока он здесь, надо как-то приспосабливаться. Все-таки лучше, чем весь день пялиться в окно и морить себя голодом.

Эту ночь он провел среди шелковых подушек в объятиях своей жены — планетарного лидера, похитительницы и загадки.

Общая зала в Калании была просторной и светлой — солнечные лучи лились в нее через многочисленные стрельчатые окна. Мебель и пол были из древесины снежной ели. Цвет стен от густо-золотого внизу плавно переходил во все более светлые тона и обретал белоснежную белизну у потолка, синего, как небо над Коубей, гораздо более синего, чем земное.

Несколько человек за столом занимались Игрой. Кев провел Джеремию мимо них в альков. Там не было скамей, но пушистый ковер с успехом заменял самый удобный диван. Когда Джеремия сел среди разбросанных подушек, его ступни утонули в ворсе.

Кев расположился напротив и снял с пояса сумку с костями.

— Начнем с простейшей партии.

— Хорошо.

Джеремия не слишком понимал Кева. Казалось, тому не нравилось общество новичка, тем не менее он предложил познакомить Джеремию с остальными калани. А теперь усадил его за Игру.

«Ну что же, — подумал Джеремия, — сыграем».

Пока он не разобрался в подводных течениях этой Калании, разумнее всего было прислушиваться к Кеву.

Он отвязал собственную сумку и высыпал многоцветный набор шариков, кубов, брусочков, конусов, пластинок, многогранников, дисков и всяких других «фигур». Старинные фишки были либо стеклянными, либо деревянными, раскрашенными. Однако кости Калании, которыми снабдила его Халь, были только из благородных металлов и драгоценных камней — полный набор, а сверх того новые очень необычные формы, каких он никогда не видел Снаружи. Однако старые кости он сохранил. Он научился дорожить ими.

— На что играем? — спросил гость. Насколько он мог судить, денег здесь не было.

— Мы не играем на что-то, — холодно ответил Кев. — Это уловка, изобретенная снаружниками, чтобы подогревать интерес к Игре.

В альков вошел мальчик лет четырнадцати и сел на ковер рядом с Кевом.

Он спросил Джеремию с изящными интонациями вьясского высокорожденного:

— Почему ты хочешь что-то поставить?

Кев обернулся к нему:

— Неприлично вмешиваться в процесс обучения, Хевтар. — А когда мальчик смутился, став похожим на норовистого жеребенка, Кев улыбнулся. — Не желаешь ли присоединиться?

— Был бы рад, — смущение мальчика мгновенно исчезло.

— Мой сын, — Кев посмотрел на Джеремию.

Джеремия кивнул мальчику. Хевтар походил на отца темными волосами и правильными чертами лица, но глаза у него были серыми, а не черными. Видимо, он унаследовал и талант Кева к Игре. Джеремия никак не предполагал, что отец и сын могут оказаться вместе в одной Калании.

Если бы он мог написать о Капаниях! Ознакомив чужака с обетом молчания, коубейцы забрали все его записи и уже готовую диссертацию. Когда Джеремия понял, что возвращать они ничего не собираются, у него начался редчайший для него приступ ярости, да такой, какого он еще ни разу в жизни не испытывал. Трудиться так долго и с такой любовью для того лишь, чтобы у него отняли завершенные плоды его труда!..

Кев следил за лицом партнера.

— Если ты против того, чтобы Хевтар играл с нами, он может просто посидеть рядом.

— Я вовсе не против. — Джеремия кивнул Хевтару. — Прошу, присоединяйся к нам.

Хевтар достал свой набор костей, потом сдвинул браслеты калани повыше к плечам. Браслетов у него было два. Потоньше, чем у Джеремии, и с более скромной гравировкой. Кев носил их по три на каждой руке — пара таких же, как у Джеремии, остальные попроще. Джеремии хотелось расспросить их об этом, но что-то его остановило. Хевтар вызывал у него странное чувство; казалось, мальчик испытывал недоверие к нему.

Кев положил на ковер рубиновый шарик.

— Начнем без ухищрений, — он прикоснулся к шарику. — Вьяса.

Хевтар положил рядом с шариком миниатюрную арку, из темного дерева.

— Дал.

Для Джеремии это было новшеством, и он спросил:

— Мы даем названия нашим костям?

— Конечно, — презрительно ответил Хевтар.

Кев укоризненно посмотрел на сына и сказал Джеремии:

— В каком-то смысле ты и сам это уже делал, — он кивнул на кости Джеремии. — Давно они у тебя?

— Некоторые уже много лет, — он взял деревянный брусочек. — Директор Дала подарила мне набор почти сразу, как я прибыл в Дал. — Он коснулся сапфирового кольца. — Некоторые мне подарили те, кого я знал… — Как тяжелы ему были восторг и радость, которые его друзья выражали по поводу его «небывалого счастья», когда для него это было катастрофой.

— Видно, ты им очень нравился, — сказал Кев, и в его тоне проскользнула непонятная нота, словно он не хотел верить собственным словам. — Расскажи мне о твоих костях. Ты связываешь их с какими-то людьми, местами, предметами, мыслями, понятиями?