– Только так и можно жить, правда, Мэри? – бормотала Куколка.
– Да, моя дорогая. Это лучшая жизнь на свете, – неизменно отвечала Мэри.
Одним из тех немногих, к кому Мэри чувствовала настоящую ненависть, был цирюльник, что жил на нижнем этаже Крысиного замка. Однажды она попросила его вырвать зуб, который причинял ей неимоверные страдания – это было в июле, – и цирюльник настоял на том, чтобы вначале она расплатилась. Без этого он отказывался даже вытаскивать свои инструменты. Мэри закрыла глаза и изо всех сил сжала его изнутри, чтобы все поскорее закончилось. Когда он попытался ее поцеловать, ее чуть не стошнило.
К августу Лондон напоминал огромную вонючую подмышку. В Сент-Джеймсском дворце королева Шарлотта родила сына.
– А ведь молодой Джорджи всего одиннадцать месяцев как начал над ней работать, – грубовато заметила Куколка.
В один из жарких душных дней Мэри увидела на Стрэнде Мистера Латы, под руку с каким-то старым толстяком, и решила, что стоит попытать счастья.
– Три шиллинга за двоих, джентльмены, – промурлыкала она.
Молодой шотландец посмотрел сквозь нее, как будто не видел никогда в жизни. Как будто не он нагибал ее над перилами моста прямо среди бела дня, пока чайки подбадривали его своими криками. Мэри захотелось расхохотаться ему в лицо. Старик обернулся. Его толстые пальцы были запачканы чернилами.
– Нет-нет, моя девочка. – Он грустно покачал своей большой головой. – Так не годится.
Мэри подошла на два шага поближе, как будто хотела сделать реверанс, и выбросила вперед руку с отставленным средним пальцем. Лицо старика исказилось от боли. Мистер Латы поспешно потянул его в сторону, и они быстро пошли дальше. Мэри почувствовала себя странно потрясенной.
Ей захотелось догнать старика и спросить его: «Что же еще мне делать? На что еще я гожусь?»
В сентябре, после Варфоломеевской ярмарки, жара начала потихоньку отступать. В один прекрасный день Мэри вдруг поняла, что больше никогда в жизни не хочет видеть мужчину со спущенными штанами.
– Пора отдохнуть, – сказала Куколка. – Давай поедем в Воксхолл.
В тот же вечер мальчишка-лодочник, лет десяти на вид, перевез их через реку на южный берег. На Мэри и Куколке были их лучшие платья-полонез из прозрачного газа. Это был первый раз, когда Мэри увидела Сады. Дорожки окаймляли аккуратные бордюры, невидимые глазу музыканты прятались где-то в деревьях, в стеклянных вазочках таял лимонный шербет. Мэри и Куколка погуляли по саду, а потом уселись в увитой жимолостью беседке и взяли по чашке чаю. Они здорово забавлялись, разглядывая уродливых лордов и леди. Среди гуляющих они узнали троих воришек-карманников из Крысиного замка – ребята бойко шныряли глазами по сторонам. Орган на высокой деревянной галерее вдруг разразился громоподобной мелодией, и в чернильно-синем небе испуганно заметались вороны.
Потом, гораздо позже, когда музыка смолкла, на улице заметно похолодало. Мэри отправилась искать подругу и обнаружила ее в компании какого-то солдата. Голова Куколки лежала у него на коленях, и она задыхалась от хохота.
– Прошу нас извинить, сэр, – сказала Мэри и потянула ее за руку. – Нам пора домой.
Куколка зевнула и улыбнулась пьяной виноватой улыбкой.
– А у тебя найдется, чем заплатить за двоих? Потому что, если честно…
– О, Долл! Опять! – Мэри выразительно посмотрела на солдата, но тот вывернул пустой карман. Из кармана посыпались крошки.
Вот тебе и отдых, подумала Мэри. Она оставила Куколку с солдатом на скамье и пошла вперед по посыпанной гравием дорожке, туда, где не горели фонари и тропинка переходила в некое подобие лабиринта. Народу было немного, и ей понадобилось целых полчаса, чтобы найти клиента. У него были длинные кружевные манжеты, доходившие до самых кончиков пальцев, и нездоровое, какое-то липкое лицо. Однако Мэри удалось выудить из него два шиллинга. Этого хватило, чтобы заплатить лодочнику за себя и Куколку. К тому же у них еще остались деньги на выпивку.
Все шутки Мэри в ту осень выходили особенно злобными. Куколка прозвала ее Мисс Краб.
– Давай, попробуй с Мисс Краб, – хохотала она, толкая Мэри к какому-нибудь клиенту. – Только берегись ее клешней! Утром можешь проснуться без чего-то важного.
Теперь они уже не прогуливались вдоль реки просто ради удовольствия. Вместо этого Мэри и Куколка нашли укромное место, где они частенько встречались среди дня, передохнуть, обменяться новостями и пропустить по глотку, – тупик за Крысиным замком, где кто-то припрятал кучу кирпичей и щебня, да так и забыл забрать. Там, на куче, они обычно и сидели. В этом же тупике они прятались от ищеек «Общества исправления нравов».
Уличные девицы не боялись констеблей, потому что тем и без них было чем заняться – в городе было полно воров и убийц. Девушка, занятая честным трудом, редко привлекала их внимание. Но «Общество исправления нравов» нанимало крепких парней, единственным занятием которых было клеймить порок, как они это называли. Однажды, в начале октября, Мэри тоже попалась в их лапы. Когда по Севен-Дайлз разнеслась тревога – «Исправители! Чертовы исправители идут!» – она как раз заканчивала «ручную работу» с одним пуговичным мастером, в подворотне на Нилз-Ярд. Мэри попыталась убежать, но ищейки перехватили ее в глубине двора, отрезав путь. У них были палки с металлическими наконечниками, и они очень быстро бегали. Ищейки всячески обличали клиентов, обзывали их грешниками и развратниками, но арестовывали только девушек. Мэри оказалась одной из двадцати мисс, угодивших в ловушку. Опасаясь палок, она решила не сопротивляться и вести себя тихо.
Куколки в толпе на Севен-Дайлз не было. Мэри радовалась, что подруге удалось сбежать, но в то же время сейчас она не отказалась бы от компании. Среди шлюх быстро пронесся слух, что их собираются отправить в тюрьму, и она почувствовала, как горло сжимает спазм паники. Некоторые из девушек, те, что были попьянее, уже начали рыдать.
Куколку она услышала еще до того, как увидела.
– Уберите от меня свои поганые лапы, вы, подлые ублюдки!
Трое констеблей-«исправителей» тащили упиравшуюся Долл Хиггинс по Мерсер-стрит. Ее тело в их крепких руках трепыхалось, как парус на ветру. Корсаж платья был разорван, из него выглядывала одна сливочно-белая грудь, а на подбородке у Куколки красовался свежий кровоподтек, но она вовсю наслаждалась происходящим.
– И вы еще называете себя христианами?! – вопила она. – Да не смешите меня!
Мэри всерьез испугалась. Для собственной безопасности Куколке следовало остановиться, но она уже разошлась на полную катушку.
– Здесь есть девочки, кому еще и тринадцати нет! – Она показала пальцем на Мэри и незаметно подмигнула ей. – Вот эта худышка – да ей всего двенадцать! И она едва ли неделю как вышла на улицу, бедняга. Неужели вы и ее потащите в Брайдуэлл, вы, грязные псы!
Главный «исправитель» медленно, вроде как с почтением, подошел к Куколке и ударил ее в лицо. Мэри услышала, как хрустнули костяшки его кулака. Куколка замолчала и выплюнула на ладонь кусочек зуба.
Однако ночевала Мэри все же дома. Молоденьких девушек отпустили, но тех, кого в «Обществе исправления нравов» называли «тяжелый случай», заковали в кандалы и повели в тюрьму Брайдуэлл в Блэкфрайарс.
Два дня Мэри не выходила на улицу, разве что спросить, не слышно ли чего нового. Она сидела в комнатушке на чердаке, грызла ногти и ждала. Говорили, что иногда девушки возвращаются из Брайдуэлла с разрезанным надвое носом – чтобы на лице навсегда осталась отметка об их преступлениях.
На третье утро Куколка Хиггинс ввалилась в комнату. Ее спина была исполосована плетью, но нос был так же нахально вздернут, как и всегда.
– Ты пропустила настоящее приключение, детка, – сказала она.
Мэри промыла ее раны джином.
В эти дни Куколка много пила и, по всем признакам, уже начинала сдавать. Шрам, дерзко рассекавший ее щеку в те времена, когда юная Мэри Сондерс исподтишка искала глазами красивую шлюху с Севен-Дайлз, теперь глубоко впивался в ее кожу, словно унылая дорожная колея. Мэри пыталась заставить подругу плотно есть хотя бы раз в день, но у Куколки не было аппетита; ее тянуло только к старой доброй «голубой смерти». Мэри боялась, что она закончит как та женщина, которую они видели однажды на Флит-Дитч. Спотыкаясь, она плелась по улице и искала своих детей. Потом она поскользнулась на требухе, что обронили торговцы, и упала. Прошлой зимой Куколка, словно стена, стояла между Мэри и всеми бедами мира, но теперь скорее Мэри присматривала за старшей подругой и по мере сил ограждала ее от злоключений. Теперь уже она помогала Куколке взобраться на верхний этаж Крысиного замка в четыре часа утра. Ступеньки под ними кряхтели и стонали, словно готовы были развалиться в любую секунду.
