Безоблачное небо сплошь усеяли звезды, и Денис замер. Какой-то неведомый ранее страх тайной жизни, правда, всего лишь на мгновение, разлился в его душе; он тряхнул головой, повернулся к речке над обрывом и, поднеся ладони ко рту, сложив их рупором, прокричал по-сычиному, протяжно и гулко, прислушался и вновь замер в неожиданном предчувствии еще неведомой опасности. Он тут же забыл о своем ощущении; миг упал и прошел бесследно, и уже вновь все переменилось.
На другой день в сером костюме спортивного покроя, сшитом на заказ долгими настояниями Таисии Прохоровны, в галстуке, еще резче подчеркивавшем детскую неопределенность подбородка, он был одним из самых видных парней среди своих сверстников, пожалуй, даже самый видный.
Он держался рядом с одним из давних своих друзей с Левкой Куницыным, чуть ли не со второго класса решившего стать выдающимся строителем мостов, соединить Сахалин с материком и Азию с Америкой; близорукий Левка носил сильные очки, его уважали за определенность, за необычную целеустремленность, за какие-то непонятные в общем-то для остальных идеи о мостах и дорогах, соединяющих не только земные материки, но, ни много ни мало, будущие цивилизации разных планет. Левка и сейчас, занятый только своим, пришел на вечер в тех же затертых джинсах и не первой свежести пуловере; едва увидев Дениса, с ходу объявил, что по его расчетам при современных материалах и совершенной технике через некоторые большие реки лучше всего не перекидывать дорогостоящие мосты, а лучше всего проходить под ними.
– Смотри, я рассчитал один километр такого тоннеля… Хочу приложить к заявлению о приеме в институт…
– Недооцениваешь сам себя, – остановил его Денис. – Тебя и без расчетов любой институт оторвет.
– Я знаю, – спокойно согласился Левка Куницын, и тут Денис впервые заметил у него сильно отросшие темные, редкие усики, придававшие лицу диковатое выражение.
– Почему ты не побрился? – спросил он, переводя разговор на другое, и Левка удивленно, даже непонимающе вскинул глаза.
– Считаешь, мне уже нужно бриться?
– Погляди в зеркало, пора, пора, даже перезрел. День какой удивительный! Какие девчонки-то… а?
Внимательно оглядевшись, Лева пожал плечами.
– Напрасная трата интеллектуальной энергии еще никого не обогатила, не сделала лучше, – неожиданно сказал он. – И тебя тоже, кстати!
– Постой, постой! – перебил его Денис, не скрывая изумления. – Так устроена жизнь… Неужели ты и здесь предполагаешь открыть универсальную замену? Темный ты человек, Левка! Постой! – опять остановил он товарища, уже угадывая по его поджатым губам ответ и тут же забывая и о Левке, и о только что случившемся разговоре. Настроенный на одну волну, все с большим напряжением ожидавший, он тотчас почувствовал приход Кати и, едва взглянув в ее сторону, увидел ее всю в бледно-розовом удлиненном платье с голыми руками и плечами, как-то по-взрослому, чужому причесанную, и также сразу увидел, что пришла она не одна, а в сопровождении парня лет двадцати пяти, смуглого, чуть полноватого. Денис сразу безоговорочно его возненавидел. Не медля ни секунды, он подошел к Кате и к ее спутнику, и у Кати при его приближении дрогнули губы.
– Я тебя ждал, – признался он, еле заметно кивая. – Скоро начинается.
– Познакомьтесь, – предложила Катя, представляя своего спутника, со спокойной приветливостью смотревшего на Дениса. – Мой школьный товарищ Денис, а это Костя Пустовойт… просто Костя – тоже мой давний друг. Настроение у тебя прекрасное, выглядишь отлично. Как твой знаменитый дед, рад? – спросила она с невинным простодушием.
– Дед у меня как всегда – молодец! – широко улыбнулся Денис в ответ, в то же время боковым зрением не упуская из виду лица своего соперника; обострившимся до предела чувством он заставил себя сдержаться, не сорваться, не наделать глупостей и даже, в общем-то, как ему казалось, ничем не выдал себя, своего состояния.
Оставшись с Катей наедине в гуще танцующих, Денис слегка сжал ей руку и, не позволяя себе пьянеть от ее дыхания и близости ее маленькой груди, слегка отстранился, и она сразу почувствовала перемену – он танцевал с нею сейчас как чужой, хорошо вышколенный партнер в платной танцевальной школе; вопрошающе взглянув ему в лицо, отыскивая ответный, всегда точно обжигающий, а теперь не замечающий, ускользающий взгляд, она, хорошо понимая причину, спросила осторожно:
– Что-нибудь случилось?
– Конечно, сама ведь знаешь.
– Может быть, ты и меня просветишь?
– Ничего особенного, пожалуй, один потерял, второй нашел.
– Ты, конечно, нашел…
– Понимай, как тебе хочется. Каждый делает свой выбор…
Он небрежно взглянул на нее и увидел закушенные с досадой губы.
– Какой выбор? О чем ты, Денис? Не понимаю…
– Все ты понимаешь. Ничего… вполне соответствует…твой Пустовойт из преданных, энергичных мужей, поздравляю, ты не ошиблась.
– Костя – конструктор, – сказала, вспыхнув, Катя. – Просто наши семьи очень давно дружат. Зачем ты меня обижаешь, за что? У него отец недавно привез из Канады видеомагнитофон – подарил Косте на день рождения. Можно сходить что-нибудь посмотреть… Хочешь?
– Отчего же, можно и посмотреть! Привет!
– Денис! Куда ты?
Она положила ему руки на плечи, прижалась, и он почувствовал едва сдерживаемое прерывистое дыхание.
– Молчи, – прошептала она. – Не надо, ничего не говори… ничего умного ты не скажешь…
– А как же он? – спросил Денис, кивая на отчужденно и одиноко стоящего в стороне у стены Пустовойта.
– Он уйдет…
– Уйдет? – переспросил Денис.
– Да, уйдет, – сказала она с неосознанной жестокостью, и Денис на какое-то время растерялся; она поняла его растерянность как решение ответить отказом, снова рывком прижалась к нему и, подняв голову, почти касаясь его губ своими, прошептала: – Пожалуйста, не глупи, я же просила, ты все испортишь…
Он помедлил, его вспыхнувшие глаза словно омыли ее светлой, легкой волной, и она, еще больше хорошея и преображаясь под его настороженным взглядом, соглашаясь, слегка наклонила голову.
– Что?
– Жди меня на нашем месте… возле школьных каштанов… Не глупи, слышишь? Я сейчас…