– Завтра в город Андрея с собой возьмете, – распорядился Муромский. – А пацана… спустите с цепи. Он хороший, пацан-то.

Сел в машину и уехал.

– Ты чего с бугром сделал, Андрюха? – ехидно поинтересовался Витя Яшин.

Лузгин отмахнулся и пошел отстегивать Вовку.

Долго гладил оборотня по загривку и шептал ему на ухо, что все будет хорошо, все будет хорошо, все будет хорошо… почему тебе так горько, малыш?

– Па-па… – сказал Вовка и передал серию образов. Лузгин до боли сжал челюсти. Оборотень видел Ерёму раза три-четыре, да и то мельком. А сегодня он хорошо рассмотрел его – и вспомнил отца. Никакой внешней похожести, но совершенно тот же тип. Крепкий, сильный, колоритный русский мужик, будто задавшийся целью утопить свою неординарную личность в водке. Из-за него мальчишка старался как можно реже появляться дома и большую часть времени проводил на улицах… На улицах какого города? Что с ним случилось там? Вовка пока не мог вспомнить. Но очень хотел. Это было как-то связано с «нелюдьми».

«Уверен?»

«Убивать их. Убивать. Очень страшно. Но я могу. Я хочу».

– Быстро растешь, парень… – выдавил Лузгин сквозь зубы.

Яшины думали забросить Лузгина прямо к «Кодаку», но он не позволил.

– Незачем вам светиться. Лучше в три часа подъезжайте на автобусную станцию. Увидите меня у пивного ларька – заберете. Не увидите – значит, либо я уже в Зашишевье, либо позже сам приеду.

– Слушай, Андрюха, ты это… – сказал Юра. – Ну, понял, да?

– Опытный, справится, – буркнул Витя.

Грузовик остановился, Лузгин распахнул дверцу, встал на подножку, обернулся к братьям и сообщил:

– Летит стая напильников, вдруг один пикирует и в болото хлоп! Вожак поглядел и говорит – да хрен с ним, он все равно без ручки был.

Юра усмехнулся, а Витя сказал:

– Ты прилетай. Ручку приделаем. Раз плюнуть.

На улице было прохладно, градусов шестнадцать, дождь все собирался, но никак не мог начаться. Лузгин плотнее запахнул куртку. Вспомнил, как не любит русское лето жена, привыкшая с детства отдыхать на «югах». Лузгин сто раз предлагал ей отправиться на неделю-другую к морю, но в одиночку Марина туда не хотела. А Лузгина на юге раздражало все. Кроме самого моря… Теперь придется ехать, устроить подарок супруге. Если не шиковать, денег хватит.

Денег хватит… А нервов? Ремонт квартиры, ремонт машины, возня на подмосковной даче – опять головой в ту же задницу. И попробуй не сделай. Ничего, он справится. Просто раньше все было непонятно зачем. Без внутреннего смысла, отсутствие которого убивает целые города – как этот вот. Теперь смысл вроде бы появился. Его личный смысл жизни. Оказывается, когда существуешь только для себя, это не жизнь, а дорога к смерти. И обманываться тем, что твоя работа нужна людям, можно лишь до определенного предела. Однажды приходится выбирать: или ты служишь конкретному человеку, или ложись и помирай.

Любить надо. Детей рожать. И – жить…

В «Кодаке» сидела та же приемщица, с ней опять болтал мужик. На этот раз – плечистый грузный дядька в легком черном плаще. Бледный, одутловатый, заметно невыспавшийся блондин с круглыми водянистыми глазами.

– Привет! – бросил он Лузгину. И улыбнулся, как старому знакомому.

– Э-э… Здравствуйте.

– Я был уверен, что это именно ты. Ну, пойдем?

И зашагал на выход.

Лузгин неуверенно посмотрел на приемщицу, та отвернулась.

На улице их ждала черная «Волга», которой – Лузгин поклясться был готов – минуту назад тут не стояло. Загадочный блондин приглашающе раскрыл заднюю дверь. Лузгин покорно забрался внутрь. Блондин, ловко подобрав развевающиеся полы своего одеяния, уселся рядом и заговорщически поднес к губам палец.

– Обедать, – распорядился он.

Машина тронулась. Лузгин искоса разглядывал блондина. Потом сказал:

– Черт побери… Неужели?!

Тот протянул руку, Лузгин крепко ее пожал.

– Там поговорим.

– Угу.

Ресторан был небольшой, уютный. Блондина встретили с подчеркнутой любезностью. Под плащом у него оказался строгий деловой костюм. Камуфляжную армейскую куртку Лузгина на плечики вешали, будто изделие «от кутюр». И улыбались.

Холодные закуски и ледяная водка на столе возникли мгновенно. Блондин поднял рюмку:

– Ну, за встречу. Сколько лет? Пятнадцать?

– Около того. За встречу.

С минуту они жевали, потом Лузгин сказал:

– Прости, Игорь, что сразу не узнал. Мы же не за одной партой сидели.

– Через одну. Да все нормально.

– Гляжу, ты стал большим человеком на исторической родине?

Блондин протянул визитку. «Игорь Долинский», и ничего больше. Лузгин повертел карточку, потер между пальцами.

– Дорогая игрушка.

– Положение обязывает, я же местный полиграфический бог.

– Типографию, что ли, под себя подмял?

– Подмял! Возвысил. То есть сначала подмял, конечно… Ну, дружище, рассказывай.

– Да я чего, – засмущался Лузгин, потупившись. – Так, журналистика всякая. Живу себе, никого не трогаю…

Долинский насмешливо прищурился, и Лузгин почувствовал – кровь прилила к лицу. Бывший одноклассник изучал его, сканировал, примерно как Вовка.

«Он не то, что Вовка считает «нелюдью», – мелькнуло в голове. – Он человек, но измененный. Другой».

– Слышь, ты, экстрасенс, – сказал Лузгин неприязненно и потянулся за графином. – Давай ближе к делу. Какие у тебя полномочия?

– Широкие. И мне налей, пожалуйста. Ага. Полномочия у меня разные. Тебе документик показать, что ли?

– А покажи.

Долинский отвернулся, посмотрел в окно. А на Лузгина будто навалилось что-то, упало сверху, обволокло.

– Вот какие у нас докуме-ен-ты… – донеслось еле слышно.

Лузгин встряхнулся. Посмотрел на рюмку с водкой и отодвинул ее подальше.

– По второй-то можно, – сказал Долинский, ласково глядя на Лузгина.

– Не хочу.

– А я выпью, если не возражаешь.

– Хм… Одного не понимаю! Ты же серьезный человек, бизнесмен, и вдруг такие интересы… Что с тобой случилось? Это личное?

– Да. Я с ними столкнулся по собственной дурости. Потерял близкого человека и сам чуть не пропал, – сказал Долинский просто. – У меня личные счеты к ним. Тут у всех, кто этим занимается, – личные счеты. Иначе трудно привлечь человека к ночной работе, он либо не поверит, либо перепугается.

– Но ты с ними… и сотрудничаешь тоже.

– Я наблюдатель и посредник. Понимаешь, они без поддержки со стороны людей – обречены. Но и люди без некоторой помощи, хотя бы консультативной, не справятся с их… выродками и отбросами. И наши, человеческие структуры, без взаимной координации тоже… наломают дров по отдельности. Замкнутый круг. Вот я и обеспечиваю связность всего этого в районных масштабах.

– Хорошо, но Вовка-то зачем тебе?

– Вовка… Дай посмотреть, а то я маловато знаю о твоем питомце.

Лузгин прикрыл глаза и постарался расслабиться. Опять пришло ощущение мягкого одеяла, упавшего сверху.

– Теперь понятно, – сказал Долинский. – Спасибо. Ну что же. Твой Вовка очень волнует их. Беспокоит. Это какая-то редкая мутация, и ее появление здорово их пугает. А все, что пугает их, закономерно интересует нас.

– Потому что в конечном счете мы были бы счастливы от них избавиться, – уверенно закончил Лузгин.

– Это, знаешь, вопрос философский. Сам подумай, у нас под носом с незапамятных времен живет альтернативная цивилизация. По всем признакам – тупиковое, нежизнеспособное, уже заметно деградирующее ответвление рода людского. Но вот способности, которыми обладают его представители… Там есть чему учиться и что распространить на всех. Было бы обидно потерять этот шанс.

Лузгин снова придвинул к себе рюмку.

– Вампиры, блядь, – произнес он без выражения.

«Волга» подъезжала к Зашишевью, когда Лузгин ощутил смутное беспокойство. И тут же Долинский передернулся.

– Что там справа, в лесу? – спросил он.

– Метров через сто поворот на лесопилку. Эй! – Лузгин хлопнул ладонью по спинке водительского сиденья. – Сейчас направо уходим.