На столе стояло что-то хорошо запакованное, тщательно перевязанное бечевкой. Тронул - тяжелое. Под бечевку был засунут конверт: «Артему Ивановичу Неза-будному». Чувствуя, что произошло нечто никак не предвиденное, Артем разодрал одним тычком большого пальца тугую бумагу и сразу увидел зеленовато-матовый отлив камня-оливина, а под ним сверкающие мускулы серебряного гладиатора. Он вскрыл конверт, вытащил записку:
«Не балуй, Артем. Если уж тебе пришла такая нужда, надо сказать бы. Привык жить среди волков, а пора бы уже понять, что теперь кругом тебя люди.
Разбогатеешь - вернешь. Обедняешь - прощу.
Г. Т.»
Ничего еще толком не понимая, он опустился на стул и долго сидел, уставившись на кубок, силясь глотнуть что-то, спиравшее ему изнутри горло.
Где было ему знать, что произошло днем.
Еще накануне Галине Петровне позвонила ездившая в райцентр знакомая и сказала, что видела в магазине подходящую для Ксаны шубку из цигейки. Галина Петровна давно уже хотела сделать этот подарок внучке. Она знала, что Ксанка еще с прошлого года мечтает о шубке, «такой, как у Милки». Отец привез ее подружке такую шубку из Москвы, когда ездил туда на сессию Верховного Совета. И вот, как сообщила знакомая, в комиссионном магазине райцентра появилась именно такая. И по цене она была подходящая. Галина Петровна специально для этого копила деньги.
Все складывалось как нельзя лучше. У Галины Петровны были дела в райцентре. Так и так - ехать ей туда надо было все равно. А тут как раз и Ксанка, возвращаясь с экскурсии на Гидрострой, могла бы задержаться на обратном пути в райцентре. Значит, можно было бы и примерить на ней шубку.
Ой, дорогие вы мои девчонки! Мальчишкам этого не понять! Какая это была шубка! Легкая, как будто собранная из пушка одуванчиков, она, казалось, вот-вот взлетит на воздух, если тряхнуть ее в руках, чтобы мех расправился… Густой, шелковистый и в то же время тугой и нежный мех, темно-шоколадный, с золотистыми просветами. Словно из пчелиной шерстки была эта полосатая чудесная шубка!
Ксана, крутясь перед зеркалом в магазине, запахивалась мягкими полами, терлась подбородком об уютный воротник, поднимала его, куталась, водила щекой по пушистому плечу.
- Ох, уж извертелась вся! - ворчала добродушно бабушка. - Не юли. Стой, погоди. Тут не потерто?.. - озабоченно спрашивала она продавца.
- Да нет, бабушка! Совсем новая она! - нетерпеливо перебивала ее Ксана.
- А не чересчур она тебе свободна тут?
- Так я за лето знаешь как росту прибавлю? И продавец был симпатичный. Он поддержал.
- Вещь солидная, ценная. Лучше на рост брать, - заметил он. - А так прямо как по индивидуальному пошиву сидит. Не сомневайтесь.
Ксана еще раз повернулась одним боком к зеркалу, потом вторым, вгляделась… И вдруг застыла. Что-то заставило ее резко податься вперед. Она чуть не ударилась о зеркало. Потом поняла и порывисто обернулась. Там, на противоположном прилавке, серебряный гладиатор вздымал над головой чашу, из которой сочилось мягкое зеленоватое свечение.
Увидела кубок и бабушка. Увидела и узнала. Артем показывал ей эту свою драгоценность, когда пришел в первый раз и пожаловался на то, как его дурно поняли в исполкоме. И она еще, потом несколько раз вспоминая, всегда смеялась вместе с Богданом над этой незадачей. Сомнений не было. Та самая ваза. Вот и гладиатор, и оли-виновая плита со щитом и мечом на ней. И наклонная, как бы рушащаяся колонна с искусно укрепленной над ее капителью плоской оливиновой чашей.
Галина Петровна все-таки решила проверить. Может быть, это другой кубок? Спросила, можно ли узнать, кто это сдал вазу на комиссию. Не высокий ли приезжий человек? Продавец подтвердил.
А Ксана тянула бабушку в сторону и все что-то шептала ей на ухо. Галина Петровна не сразу разобрала, а потом поняла.
- Да что ты в самом деле? Ты в уме, что ли? Откуда у меня деньги такие?
Кеана зашептала еще горячее. Обеими руками стискивала она локоть Галины Петровны.
- Бабушка, ты только пойми!.. Для него ведь это… Это же последний. У них уже ничего не осталось. Он все призы свои за границей еще прожил. Все продал, мне Пьер говорил…
Галина Петровна в душе уже сама корила себя: как это она за старой, не вконец преодоленной обидой не разглядела, что человек в беде и нужде, должно быть. Вот вернулся, старый, в свои края, а она даже толком не поинтересовалась по-настоящему, как живет Артем.
- Во сколько эта вещь у вас оценена? - спросила Галина Петровна у продавца.
- Две с половиной тысячи мы поставили. Редкая вещь. Ведь это самого Незабудното, как я вам сказал. Артема Незабудного. Его лично.
- Вот слышишь, какие деньги, - сказала Галина Петровна. - Откуда мне их взять?
- Бабушка, у тебя же есть… Ты ведь на шубу мне взяла.
- Так то тебе на шубку. Тут и отпускные мои за прошлый год, когда я не ездила. Да и все равно! Слышала, какая этой вещи цена? У меня нет таких денег.
- Ну возьми еще у кого-нибудь. Ну прибавь еще. И я тебе отдам из своей копилки. Я откладывала, чтобы в Москву с тобой поехать. У меня уже тридцать два рубля есть… Бабушка, миленькая, ну купи, я прошу тебя, купи.
- Да что ты, честное слово, имей все-таки соображение!..
Ксана, как стояла перед зеркалом в шубке, так и сейчас еще оставалась в ней. Только теперь она почувствовала, что ей жарко.
Она отерла рукой тонкую влажную шею. Потом покосилась еще раз в зеркало, повернулась одним плечиком к стеклу, затем другим, вздохнула и, решительно сняв шубку, вывернула ее мехом внутрь и уложила аккурат-ненько на прилавок.
- Как хочешь, бабушка! - Она произнесла это очень твердо, очень убежденно. - Как хочешь. Только имей в виду, я все равно это ни за что не надену. Так и знай. Ни за что в жизни!
- Что это еще за фокусы такие?
- Я знаю, - у Ксаны вздулось горло, - я знаю… Ты вообще против него. Я все знаю…
- Ксения, ты где находишься?
- Да, бабушка, да! Я знаю… А он папу спасал. Он нам все…
- Не твоего ума это дело! - сердито сказала бабушка, отводя Ксану за руку к дверям магазина.
- Ну что. ж, пускай что не ума!.. Я тебе не могу объяснить, бабушка, но я это чувствую.
«Не то я сказала, - думала Галина Петровна, - плохо сказала. Поставила она меня на место. Не ума это дело. Верно. Сердца это дело. Вот она, Гринина дочка! Ах ты, сердечко мое звонкое, бьется как бубенчик, на всякую малость откликается!»
- А как же ты зиму-то будешь? - вздохнула она. - Без шубки опять останешься.
- Ну подумаешь! Я с подстежечкой похожу, с ватиновой. И ничего. Я ведь в росте отстаю.
- С дедушкой бы посоветоваться нам, - проговорила Галина Петровна. - Деньги немалые, подзанять придется.
Боясь посмотреть внучке прямо в лицо, она поглядела на нее в зеркало. На Ксане было старенькое драповое пальтишко. Оно давно стало ей тесно в груди, да и рукава были уже коротки. Но никогда еще не казалась Ксана бабушке такой прелестной, никогда так явственно не проступала во всем облике Ксанки, бледной и тоненькой девочки, эта не кажущая себя всем пригожесть. И никогда она не была так похожа на отца.
«Красивая будет, выравнивается, - подумала бабушка. - Ох, беды с ней еще будет! Не оберешься».
- Выпишите мне чек, - обратилась она к продавцу.
- На цигеечку?
- Нет, - сказала бабушка, - на вазон вот этот…
- Богатая вещь! - согласился продавец. - А на цигеечку - обождать?
Бабушка взяла выписанный чек:
- Через полчаса оплачу. Только насчет денег созвонюсь. Тогда и заберу.
- А может быть, и цигеечку за вами придержать? Не ставить пока в продажу?
- Нет. Ставь, - сказала Галина Петровна.
Потом ода позвонила на строительство Богдану, рассказала, в чем дело. И услышала его низкое: «Правильно делаешь, Галя».
Галина Петровна заехала к одним из своих старых друзей-шахтеров (знала, что деньги у них водятся), призаняла немного у них, добавила к тому, что у нее было с собой, и вернулась в магазин.
