— Видела. Когда была маленькой, мы там с ребятами карасей ловили.
— Почему же раньше вы мне о нем не сказали?
— Вы же не спрашивали...
— Ну хорошо, об этом поговорим потом. А сейчас прошу подготовить мне материалы для доклада начальнику главка.
2
Всю ночь бушевала метель. Казалось, снежной кутерьме не будет конца. Но к утру ветер растрепал тучи и успокоился. Солнечные лучи изрубили на рассвете остатки туч, коснулись снега и заискрились на нем. Загляденье! Ростислав Лисяк остановился и любуется.
За спиной взвизгнули тормоза.
— Чего рот разинул? — крикнул кто-то.
«Так можно и под машину попасть, — подумал Ростислав.— Что это со мной?» Он повернул голову. Сзади стоял новенький «ЗИЛ». Чужой. На комбинате «ЗИЛов» нет. Здесь в основном большие машины, тяжеловозы.
Водитель весь подался вперед, к смотровому стеклу. И вдруг распахнул дверцу:
— Ростислав!.. Ты?!
Лисяк с недоумением посмотрел на водителя. Самохвал!.. Было как-то непривычно видеть его за баранкой. Правда, Лисяк хорошо помнит его «философию» — настоящий человек должен брать от жизни все...
— Не узнаешь? — Самохвал выскочил из кабины. Подал руку.
Ростислав, конечно, его узнал. Да и как не узнать. Самохвал ушел с комбината всего полгода назад.
— Вот, новенькую получил. Как видишь, переквалифицировался: колеса крутятся — деньжата водятся. И как это я тебя раньше не встречал? Я уже месяц на машине.
— К нам зачем прикатил?
— Гранотсева нагрузить. По наряду коммунхоза. Дорогу посыпать надо.
Самохвал полез в карман, достал пачку папирос, протянул ее Ростиславу. Они закурили.
— Где вкалываешь? В начальство еще не пробился? — оскалил зубы Самохвал.
— Нет, а работаю я на строительстве.
— Что, другой работы не нашлось? Переходи к нам, на Нефтехимстрой.
— Мне и здесь неплохо.
— Ну, будь здоров и не кашляй. Я поехал.
Самохвал плюнул на окурок и забрался в кабину.
«Странно, рабочий день еще не начался, а его уже пропустили, — подумал Ростислав. — Это, наверное, потому что раньше работал на комбинате».
Лисяку с пригорка все видно. Вот Самохвал подъехал под бункер, вылез, нажал кнопку. Но что же он так мало грузит? Да и ехал вроде не от проходной, а от дизельной. Нет, тут что-то не так!
Когда Самохвал ехал обратно, Лисяк вышел на дорогу, поднял руку.
— Послушай, присыпь здесь. Понимаешь, подъем тут, машины буксуют.
— Не могу, времени нет.
— Да на это минут пять уйдет, не больше.
— Что у вас, своих машин нет, дорогу посыпать? — обозлился Самохвал.
— Давай, давай, сыпь!.. — повысил голос Лисяк.
Самохвал рывком нажал на рычаг. Кузов стал подниматься, и вместе с гранотсевом на дорогу соскользнули два рулона металлической сетки.
— На, подавись!.. — процедил сквозь зубы Самохвал, затем резко развернулся и поехал снова под бункер — загружаться.
3
Зазвенел звонок. Оксана Васильевна подошла к телефону.
— Ну что, муженек твой теперь Любашу в Москву вызвал, — услышала она чей-то ехидный женский голос.— Хи-хи!..
— Кто это?!
Но в ответ лишь частые гудки. Трубку положили...
В груди Оксаны словно что-то оборвалось.
«Когда она уехала? Когда? Если сегодня, то Сергей уже домой возвращается. Он так и сказал вчера по телефону: «Выезжаю завтра».
Звонок не давал Оксане Васильевне покоя. Она, конечно, понимала, что звонила недоброжелательница, но острая боль не оставляла ее сердца. «Зачем он вызвал Любу в Москву? А может, та сама напросилась? Что, если Сергей не приедет ни завтра, ни послезавтра? — Она представила их там вместе. — Вот взять бы сейчас да и поехать туда. Зачем? Проверить!.. Фу, что за мысли! Мать ведь больна. Как можно бросить детей, больную свекровь. Да и что скажет Сергей? Что скажут люди? Люди и без того много болтают... Дать телеграмму, чтобы немедленно возвращался: мать, мол, в постели, больна... Ну, он поехал, — понятно, вызвали. А зачем в Москву ехать Любе? Зачем? Подумаешь, специалист! С грехом пополам диплом получила. Опыта никакого. Но он не кого-нибудь, ее назначил экономистом. Странно... А я-то, дуреха, радовалась, считала себя победительницей... Какой стыд, как теперь людям в глаза смотреть...»
Нервы Оксаны Васильевны были напряжены до предела. Раньше Григоренко казался ей защитником и опорой, умным, сильным. Теперь же...
«И ведь, уезжая, ни словом не обмолвился о Любе. Побоялся. Решил скрыть. Жена, дескать, на другом карьере работает, не дознается. Конечно, и не узнала бы, если б не звонок...»
Ей вдруг припомнилось, как на торжественном собрании, когда читали приказ о премиях и была названа фамилия Любы, Сергей Сергеевич весь как-то просиял и во взгляде его появилось даже нежное выражение. О, она, Оксана, не забудет того взгляда! Припомнилось ей и еще кое-что, чем она сможет упрекнуть его. «Нет, я ему прямо скажу: или — или...»
Оксана подошла к свекрови. Та не спала.
— Ложись, доченька, мне полегчало, — проговорила тихим голосом Елизавета Максимовна.
Если бы свекровь не болела, Оксана поделилась бы с нею своими мыслями. Но сейчас ее волновать нельзя.
«А может, я все это просто выдумала? Может, Сергей сейчас спит себе спокойно в доме на Калошином, а Люба еще только едет в поезде. И ничего, ровным счетом ничего не произошло. Да и сестра его сейчас в Москве... Ну, а если он в гостинице остановился?..»
Лишь под утро сон сморил наконец Оксану.
4
На дворе март. Погода прескверная: слякоть, пронизывающий ветер, а с неба сыплется то ли дождь, то ли снег, не понять.
Сабит шел по участку не спеша, уверенно, как хороший хозяин по своему двору. Вот остановился возле Егора Конопли, придирчиво осмотрел швы кладки.
— Твой глаза как видят?
— Пока что без очков...
— Сходи к доктору. Мало-мало на два сантиметра шов гонишь! Неладно получается. А с половинками, по-твоему, кто-то другой работай?!
Подсобный рабочий стал подавать половинки и четвертушки. Конопля начал класть их на раствор, продолжая с напускной важностью бурчать:
— Что теперь — лето?.. Швы ему велики... Половинки... Лучше бы за разгрузкой кирпича следил...
Сабит подошел к Лисяку:
— Мало-мало освоился? Сам уже кладешь?
— Не боги горшки обжигают.
Там, где закладывали фундамент, какой-то парень, дурачась, обнимал девушку. Девушка отбивалась, стараясь высвободиться. Сабит поспешил туда.
— Вам что, никакой дела нет?! Ишь какой петух!
Парень тут же взял мастерок, а девушка, подхватив носилки, пошла к своей напарнице.
Возле электропечки кто-то спал. А может, не спал, просто притворялся. Сабит тронул спящего за плечо: сначала легко, спокойно. Не помогло. Тогда он взял его за нос.
— Ты что это, в рабочий время спишь? Или заболел?
Парень посмотрел на Сабита мутными, бессмысленными глазами.
«Пьяный, — понял Сабит. — Вот подлец! Ввели бесплатные обеды, заказывай на завтра что хочешь. Как в санатории. Но ему и этого недостаточно. Видимо, еще до обеда на Хорольской улице причастился».
Сабиту вдруг стало нечем дышать. От нахлынувшего гнева он начал задыхаться. Сабит шагнул к парню. У него появилось желание ударить этого пьянчугу. Он схватил парня за ворот, рывком поднял перед собой. Но тут же отпустил.
— Чтоб тебя, мало-мало, не было в моей бригаде! Понял?
— Не грозись. Видали мы таких. Сам гляди не споткнись, карьер тут! — крикнул парень вслед Сабиту и грязно выругался.
Сабит подошел к группе ребят, которые стояли и молча курили.
— Что, загораем? Работать надо, а не загорать!