– Почему? – удивилась девушка. – Я люблю своё имя. Оно необычное и настоящее русское.
– Да, но Анастасия – гораздо более светское и распространённое на Западе.
– Ну и что? – упрямилась Настасья. – По-русски моё имя звучит привычнее. Почему я должна изменять своим привычкам?
– Не изменять, а исправлять как того требует этика поведения, – наставительно объяснил ей Герман. – Иногда приходится принимать то, что утверждено обществом и что не противоречит рамкам приличия.
– Вот как?! Моё имя звучит неприлично?
– Прилично, прилично, – снова пытался объяснить Герман. – Только нельзя нарушать общепринятые рамки. А по европейским канонам имя Анастасия не окажется какой-то неблагозвучностью.
– Вот как?! – возразила Настасья. – По-моему…
Веские возражения Настасьи так и осталось неуслышанными, поскольку Герману Агееву надоело впустую полемизировать молодой да ранней ученицей. Он попросту поднял правую руку ладонью наружу, подошёл к девушке и вычертил в воздухе у лица девушки какой-то знак. Потом, не отрывая от неё пронзительного взгляда, он тихо, но довольно внятно произнёс:
– Тебя всегда звали Анастасией. Это имя тебе нравится…
Герман резко опустил руку, встряхнул кистью и снова спросил:
– Как тебя зовут?
– Анастасия, – отозвалась девушка. – Это имя мне нравится…
Агеев удовлетворённо кивнул, подошёл к столу и снова налил себе виноградного сока. Анастасия же так и осталась стоять, устремив куда-то в запредельное пространство затуманенный взгляд. Герман оглянулся, и тонкая усмешка тронула его тонкие губы.
– Вот и хорошо. Сейчас мы спустимся в подвальное святилище, где ты пройдёшь мистерию посвящения.
– Я пройду мистерию посвящения, – послушно отозвалась девушка.
Агеев снова благосклонно склонил голову и взмахнул рукой в сторону двери:
– Всё хорошо. Только повторять за мной слова не надо. Мы выйдем в эту дверь и в конце коридора спустимся по винтовой лестнице.
Девушка молча направилась к двери, которую Агеев как услужливый кавалер предупредительно распахнул перед ней. Выйдя из комнаты следом, Герман догнал неофитку, взял под руку и повёл к винтовой лестнице, по которой присутствующие гости уже спускались в подземное капище. Надо сказать, что все гости успели переодеться так же как и Анастасия с Германом в храмовые сутаны.
Все спускались, деловито хмурясь, будто стремились создать впечатление всеобщей озабоченности.
Анастасия видела всех и всё, слышала мимолётные разговоры гостей, но всё происходящее не казалось ей чем-то необычным. На какое-то мгновение девушке показалось, будто бы она давно уже ходит сюда, что будущая мистерия – это священный праздник преображения человека. Если ей предназначено пройти это посвящение, то всенепременнейше в будущем она станет… нет, не суперменом, не терминатором. Это уже старо, как мир. В будущей, скорее всего, ей предстоит стать супербандершой! Слово это само нырнуло в сознанье откуда-то из-под пространства. Но оно не показалось Анастасии чем-то неприличным. Наоборот! Супербандерша – это предводитель отборных боевиков, имя которых – легион!
Да, именно так!
Полуподвальное помещение дома, где проходили масонские сборища, было оформлено под храм какой-то необыкновенной религии: на стенах во многих местах виднелись фрески пирамид, но вершину каждой пирамиды украшал треугольник с вписанным в него человеческим глазом. Это, наверное, означало, что скрыться от масонского всевидящего взора невозможно. Собственно, такая же египетская пирамида и треугольник с недремлющим оком был изображён на обратной стороне американского доллара.
Фрески с пирамидами оказались не единственными украшениями стен капища. Еще в нескольких местах были рисунки Валета из колоды карт с буквой «V» в левом верхнем углу. Но верхняя часть Валета показывала указующим перстом в небо, тогда как нижняя – вниз, в землю. А надпись под картой гласила: помни, что наверху, то и внизу!
Из всех изображений, хаотично разбросанных по стенам, наиболее любопытной показалась лепнина на потолке, где была изображена змея, свернувшаяся кольцом и кусающая сама себя за хвост. Эта лепнина, как и остальные фрески, рисунки, изображения вроде бы ничего особенного собой не представляла, но каждая из них таила символический смысл существующего мира. Ведь ещё древние говорили: любые используемые нами символы – это знаки запредельного мира. А символические символы здешнего капища оставляли в сознании посетителя волну безотчётного страха.
Но самую высокую степень напряжённости в полуподвале создавала статуя Бафомета. Внешне статуя ничем не напоминала что-то страшное или угнетающее. Вот только лицо его было похоже на перевёрнутую пятиконечную звезду: верх головы украшали прямые рожки, равнозначные по размеру с рогами уши статуи были покрыты редким волосяным покровом и имели несколько наколок в виде иероглифов, а завершала лик острая козлиная борода. Вдобавок к пятиконечной фурнитуре на лице статуи присутствовали тонкие искривлённые губы и нос с горбинкой. Но больше всего зрителя поражали маленькие колючие глаза Бафомета. Один раз, взглянув в эти глаза, человек чувствовал себя будто возле стенки на расстреле, а из двух чёрных стволов вот-вот должен был вырваться огонь залпа.
Бафомет сидел на троне, который возвышался перед жертвенником. Но самым любопытным Анастасии показалось, что жертвенник окружала ограда из перевёрнутых вверх ногами православных крестов с чередующимися меж ними паукообразными свастиками.
– Это точная копия Бафомета, находившегося в Парижском замке Тампль до того, как Филипп Красивый отправил на костёр Жака де Моле, – негромко пояснил Герман Агеев.
Анастасию пробрала неприятная дрожь:
– Но ведь тамплиеры поклонялись Сатане?! Значит…
– …значит перед тобой статуя Денницы, то есть проклятого аггела. Но не надо его так бояться, – Герман успокаивающе погладил девушку по спине. – Его издревле называют Князем мира сего. Выходит, мы давно живём в аду, и никто против этого возражений не имеет. Но о проклятии Денницы тоже никто ничего толком не знает. Ведь Господь попросту уничтожил бы восставшего ангела – и дело с концом. Так ведь Бог низвергнул Денницу на Землю, где он стал аггелом, то есть диаметрально противоположной ангелам силе. Он царствует здесь и по велению Вседержителя готовит человеку соблазны, рогатки, препятствия. Если человек с ранних лет не научится решать жизненные проблемы, то кому он нужен будет там, в раю? Так что нечего бояться Бафомета. В этом мире у каждого своя роль и предназначение.
– И что меня ожидает? – напряжённо спросила Анастасия. – Какая моя роль в этой мистерии жизни?
– Ты должна прислушиваться к советам сильных мира сего и выбирать то, что близко твоему ментальному состоянию, – Агеев сделал театральную паузу и продолжил. – Если человек обязан стать личностью за время, отпущенное ему в этой жизни, то всегда необходимо оглядываться на основные истины, которые послужили прекрасным толчком для взлёта не одной тысяче твоих предшественников. Человек свободен выбирать по своей воле, ибо он подобен Богу. Весь вопрос в том, сможет ли он выбрать правильный путь, чтобы в конце стать настоящим творцом?!
– Что же для этого нужно?
– В первую очередь нужно не изобретать велосипед.
– Что?!! – ахнула Анастасия. – Какой велосипед?
– Ну, тихо, тихо, – успокоил её Агеев. – Велосипед – это стандартное образное понятие бытия, а именно: не придумывай того, что давно известно людям. Поступай так, как, скажем, тот же учёный, пишущий диссертацию. Для новой диссертации нужна хорошая интересная тема. Но обязательно, даже необходимо изучить труды уже состоявшихся профессоров, собрать крупицы своей темы и развить до такого уровня, чтобы твой труд поразил всех своей проницательностью, новизной и актуальностью для нынешней жизни. Поняла?
Анастасия неуверенно кивнула и поглядела Герману в глаза. Девушка всегда так поступала, когда хотела узнать: говорит ли её собеседник правду или всё высказанное является дешёвым словоблудием. Но глаза мужчины в полумраке капища показались Анастасии бездонными провалами, на дне которых проскальзывали огненные искорки, будто мгновенные вспышки комет в густом ночном небе.
