– У вас где-нибудь есть телефон?
– Да, пожалуйста, у меня в комнате – услужливо ответил комендант и наконец решился спросить: – А вы мне не скажете, что все-таки случилось? – И поспешил добавить: – Можете быть уверены, что я никому ни слова…
– Красильников убит сегодня ночью, – сказал Изотов.
– Что вы говорите?! – ужаснулся комендант, останавливаясь и качая головой. – И неизвестно кто?..
– Да, ищем, – ответил Изотов. – Я вас вот о чем попрошу: я сейчас выпишу повестки, вы их передайте тем двоим в комнате – Тихомирову и Гайдулину, пусть завтра зайдут ко мне в управление.
Пока Изотов писал, комендант ходил по комнате; от тяжелых шагов его дребезжал стакан, придвинутый к графину.
– Вот ведь чертовщина какая, – заговорил комендант, не заботясь, слушает его Изотов или нет, – случится с человеком что-нибудь этакое, начинаешь задним числом копаться в памяти и вспоминаешь о нем всякую ерунду. Я не знаю вашу работу, может, вам это совсем и не нужно, но я вспомнил, что на днях Красильникову все время звонила какая-то женщина…
При слове «женщина» Изотов перестал писать и взглянул на коменданта:
– Откуда вы знаете?
– Да я сам разговаривал с ней, по этому телефону.
– Вот как? – заинтересовался Изотов, отставляя стакан. – Ну и что?..
Комендант остановился, широко расставив руки, медленно произнес:
– Да нет, ничего, вы там, наверху, спрашивали о женщинах, а мне как-то невдомек, только сейчас, придя сюда, вспомнил.
– А раньше ему звонили женщины?
– В том-то и дело, что никто никогда… Мы вообще проживающим здесь не разрешаем давать этот телефон, служебный он. Так вот, в тот день, во вторник это было, два дня назад…
– То есть десятого?..
– Ага, десятого. Я полдня на заводе был, в АХО, потом пообедал и приехал сюда. Что-нибудь в шесть – начале седьмого звонит она, просит позвать Красильникова. Я отвечаю, что мы к телефону не зовем. Ведь дай всем волю, каждому трезвонить начнут, только знай бегай по этажам, работать некогда будет. Хотел уже положить трубку, а баба настырная такая, извиняется, говорит, что у нее какое-то очень важное дело и срочное, ну просто умоляет меня, чуть не плачет. А тут как раз уборщица сидела, Мелентьева. Я ее и послал в шестьдесят девятую. Мелентьева-то как услышала, что Красильникова спрашивают, говорит: «Да она целый день сегодня звонит, могла бы уж сама сто раз приехать, не барыня…»
– А какой голос был у женщины, вы запомнили?
– Какой голос? – озадаченно переспросил комендант. – Обыкновенный. Голос как голос…
– Низкий, высокий, звонкий, глухой, молодой женщины или пожилой… Разные же бывают голоса, – настаивал Изотов.
– Чистый голос, не сиплый, молодой, может быть, немного резковатый, – ответил комендант, подумав.
– Ну и что потом? Пришел Красильников?
– Пришел, и они стали разговаривать.
– Он называл ее имя?
– По-моему, нет.
– А о чем он говорил?
Комендант виновато развел руками, вздохнул.
– Кабы знать, я бы, конечно, прислушался. А у нас ведь как: один зашел, другой, этому что-то нужно, тому тоже… Разве будешь слушать, что там болтают по телефону?
– Ну о чем хоть речь-то шла? Долго они разговаривали?
– Нет, совсем немного. Мне кажется, договаривались о чем-то. О свидании, наверно. Потому что Красильников сказал: «Ладно, приду». Это я запомнил. Еще подумал: «Вот ведь молодежь нынешняя – баба на свидание зовет, целый день добивается». В наше время не так было… А впрочем, кто знает, может, больна она, может, и правда дело важное. Разве в чужую душу влезешь?
– Все может быть, – согласился Изотов. – Все может быть…
Он вынул из портфеля листы бумаги, записал все, о чем говорил комендант, прочел ему и попросил подписать. Потом выяснил в управлении, что Чупреев еще на заводе, и позвонил туда.
– Сережа, ты не уходи, дождись меня и задержи кадровиков, дело есть… Я сейчас выезжаю.
4
Шумский раскрыл потрепанную записную книжку. Красильников, как видно, не был аккуратен, и сокращенные строчки, записанные наспех, то карандашом, то чернилами, сцеплялись, перемешивались одна с другой, точно хозяин книжки сам не знал, пригодятся они ему или нет. Почерк его был мелким, непонятным. Все это затрудняло чтение, и Шумский то и дело подносил к записям лупу.
На одном листке между математическими формулами записано: «бел. 11 р. 25. об. 8 р., пар. 3 р. 20, пон – внеоч. лекц. м-лен», а следом значилось: «Назар. В-5—81–32 16/III».
Своим заостренным почерком Шумский выписал на чистый лист бумаги номер телефона. Перевернул страницу книжки, прочитал: «Ольга Николаевна». Ни фамилии, ни адреса не было. Затем намного ниже следовало: «от гл р. – 2 дв.». Было непонятно, относится эта странная строчка к Ольге Николаевне или она самостоятельна. На всякий случай Шумский соединил их, переписал и поставил большой вопросительный знак.
Далее были записаны, по-видимому, какие-то хозяйственные расчеты; Шумский пролистал страницы без интереса и натолкнулся на еще одно имя: Валерий Семенович. Оно было обведено в кружок, но тем не менее фамилия опять-таки отсутствовала. Шумский снова поставил вопросительный знак.
На последней странице Красильников записал: «А.И. – 21 р., 18 р., 11 р., 32 р.». Первые две цифры были написаны карандашом, третья – чернилами, последняя – карандашом. «Получал он эти деньги от А. И.? Или давал взаймы? – думал Шумский, перенося запись в свой список. – И кто скрывается под А. И.?»
Изотов приоткрыл дверь. Шумский сидел неподвижно за столом, подперев голову руками.
– Смотри, как работает, – громким шепотом сказал Изотов нажимавшему на него сзади Чупрееву. – Не видит, не слышит…
– О, давненько я вас не видел, – поднялся Шумский. – Заходите, не стесняйтесь. Выкладывайте новости.
Чупреев бросил на стол личное дело Красильникова, взятое с завода, Изотов положил перед Шумским запись показаний коменданта.
– Пока все идет как надо, – довольно сказал Изотов, когда Шумский прочитал бумагу.
– Угу, – отозвался Шумский. – Судя по всему, мы на правильном пути.
Тогда Изотов, улыбнувшись, выложил фотографии.
– Ничего… – сказал Шумский, разглядывая лица. – У парня был недурственный вкус.
– Алексей, – предостерегающе проговорил Изотов. – Не то смотришь.
– То есть как «не то»?
– Не туда… – улыбнулся Чупреев.
– Ну ладно, давайте серьезно. Кто они, установили?
– Знаешь, мне сегодня немного повезло, – пододвигая стул и садясь на него верхом, сказал Изотов. – Представляешь, фотографии. А кто на них – неизвестно. Ищи-ка по городу… В старину хорошо было: фото наклеено на картон, внизу – адрес фотографии, негативы сохраняются… Теперь же снимают на каждом углу. Ну поэтому первое, что пришло в голову, – ехать на завод. Может быть, кто-нибудь из заводских? Подняли мы с Сережей на ноги отдел кадров. И что ты думаешь? Докопались.
– Обе на заводе работают?
– Нет, одна… Поэтому-то я тебе и сказал, что мне немного повезло. Но и то хлеб… Вот эта девочка – Орлова Галина Петровна, чертежница конструкторского бюро.
– Как она работает, в какую смену? – спросил Шумский.
– Все дни одинаково – с девяти до пяти.
– То есть вечерами свободна и могла встретиться с Красильниковым в саду?
– Вполне. Я уже послал ей повестку с курьером, завтра Орлова будет у нас. А что у тебя?
Шумский поморщился:
– Не бередите мои раны. Сплошная головоломка. Тут нужен не следователь, а дешифровщик. – Шумский протянул Изотову листок с выписками. Чупреев подошел к Изотову.
– Я вижу одни вопросительные знаки, – весело сказал Изотов.
– А ты хочешь восклицательные? – Шумский порывисто вскочил, выхватил из рук Изотова листок. – Что это, по-твоему: «от гл р. – 2 дв.»? Отдел главного… главного… р. Что такое «р.»?
– Района, – подсказал Изотов. – Отделение главного района? Что бы это могло означать? Или ремонта? Какая-нибудь ремонтная контора.