Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Между нами таковых вообще не должно быть. Полагаю, именно это ты пытаешься довести до моего сведения?

Тони Богарт в своем репертуаре: глаза отчужденные, в голосе сквозит нескрываемое раздражение и напряженность.

— Это же маленький город, — с досадой парировала она, — где некоторые жители придерживаются традиционных воззрений. Если бы не мой бизнес…

— Тогда ты, конечно, ничего не имела бы против такого партнера по сексу, как я?

Тони придвинулся ближе, и Эмили машинально отшатнулась, свернулась в клубочек, как котенок, под его скептическим взором.

— Я не то хотела сказать, — испуганно пролепетала она. — Ты не…

— Значит, не я, — мягко повторил Тони, и Эмили с удивлением увидела, как он взволнован и серьезен. Сдерживая дыхание, он тихо проговорил: — Хочу кое о чем спросить тебя, Эми… Сколько мужчин… возлюбленных было у тебя за все эти годы?

Вот оно! Так или иначе каждый, кто ухитряется проникнуть за кулисы ее личной жизни, обязательно задает подобный вопрос… И до сего дня никто не удостоился честного ответа. Но раньше Эмили в любой момент готова была отразить атаку. Сейчас — нет.

— Ни одного. Это невозможно. Я не могла…

— Эмили, Эмили…

Тони забрал у нее пустой бокал, приподнял ее, усадил к себе на колени, как ребенка. Эмили порывисто обняла его за шею, уткнулась ему в плечо и разрыдалась, вздрагивая всем телом.

Слезы, словно раскаленная лава, текли по щекам, смачивали рубашку Тони, и он чувствовал, как горячее дыхание опаляет его шею.

От молниеносного осознания происходящего рассудок Эмили на миг прояснился, и она попыталась разнять руки, вырваться из объятий, но Тони не позволил. Он принялся укачивать, убаюкивать ее, шепча ласковые, утешительные слова, говорил, что поможет ей, что избавит от боли и страданий, что ей необходимо поплакать и не надо стесняться.

И постепенно предостерегающий внутренний голос, не умолкавший в Эмили на протяжении стольких лет, затих, и долго сдерживаемые эмоции темным горьким потоком хлынули на волю.

И, может быть, не так уж странно, что рядом оказался именно этот мужчина: Тони повстречался ей в начале пути, и продолжение закономерно.

— Вот умница, девочка, — ласково приговаривал он. — Тебе больше не придется терпеть все это, ты и без того достаточно намаялась.

Он гладил Эмили по голове, сильная мужская ладонь касалась ее волос легко и бережно, принося прощение и утешение.

Казалось, дотрагиваясь до нее, он вбирал в себя ее тело и душу и сам становился частью ее существа.

Слова, перегоняя друг друга, складывались в предложения и срывались с губ Эмили неукротимым, бурным потоком. Время повернуло вспять, ей снова шестнадцать лет, но все свои горести она созерцает с высоты прожитых тридцати.

Эмили явственно видела перед собой обидчика, на этот раз не более могущественного, чем она. Ей вдруг неудержимо захотелось дать сдачи, и Тони получил весьма чувствительный удар в грудь.

Ей не приходило на ум, отчего объектом ее ярости избран не Гарри, а его старший брат, сейчас трезвые логические выводы делал за нее Тони.

Он видел жизнь Эмили как на ладони, впитывал превратности ее судьбы, будто высасывал змеиный яд из ранки, а его собственные жизнь и судьба отодвинулись на второй план.

Непростительное, преступное заблуждение — он осудил и обрек на жестокие мучения любимую женщину, а насильнику даровал помилование. Окажись на месте Эмили любая другая девушка, отнесся бы он к ней столь же предвзято? Там, где любовь шагает рука об руку с ревностью, не бывает великодушия и справедливости. Выходит, он попросту наказал Эмили за то, что она досталась не ему.

Его дорогая девочка, измученная, оскверненная, оцепенела от боли и унижения, а он сквозь призму ревнивой злости разглядел на ее застывшем лице признаки удовлетворения, молчание расценил как признание вины. Эмили нуждалась в его помощи и защите, а он отвернулся от нее. Грубая грязная похоть Гарри — и та не идет в сравнение с такой изощренной жестокостью.

Тони с неимоверными предосторожностями, взвешивая каждое слово, расспрашивал Эмили, освобождая ее истерзанную память от страшных воспоминаний. И она, уже не смущаясь, раскрывала все интересующие его подробности.

Из этого сбивчивого повествования Тони понял, что ее душевная травма несоизмерима с телесной, и что не из-за Гарри, а из-за него совершился в Эмили душевный переворот.

Он задавал вопросы, слушал и утешал, а сам думал: она никогда не простит, а ему вовек не искупить своей вины. Он проклинал и презирал себя и преклонялся перед стойкостью маленькой женщины. Четырнадцать лет они провели порознь и сражались с прошлым один на один, но ей было во сто крат труднее, и совершенно не на кого опереться. Тони понимал, что должен был стать для нее этим кем-то, а теперь драгоценные годы упущены.

Самым лучшим женщинам приходится тяжелее всех. Отважная малютка, жаловаться и стенать — не в ее привычке, она только замкнулась в себе, а уж он-то знает, каково в одиночку нести бремя своей судьбы. И он, сам того не ведая, все эти годы заставлял ее молча терпеть.

Понятно, почему у нее так и не было возлюбленного, и она не изведала любви настоящего мужчины. Увы, Эмили никому не позволяла доставить ей наслаждение: в каждом, даже самом порядочном поклоннике она видела своего первого «любовника»… и его брата.

Эмили затихла в его объятиях, всхлипывания становились все реже, только плечи подрагивали. Словно ни одной косточки не осталось в ее теле, она прильнула к Тони, податливая, невесомая, обессилевшая от волнения.

Он крепче прижал ее к себе, пушистые, мягкие волосы щекотали его подбородок. У Тони щипало глаза, по щеке скатилась скупая слезинка, не из жалости к себе — он не заслужил жалости, — а от скорби за любимую.

Тони представлял, как бы это могло быть… Нет, о том, чтобы Эмили его полюбила, нечего и мечтать, но если б она полностью доверилась ему, пусть даже все ограничится дружбой и взаимопониманием… Он желал ее, но желание не было таким острым, неотступным, как испытываемая к ней любовь.

Что-что, а сдаваться он не намерен. Надо только не зевать, и счастье ему улыбнется. Он завоюет расположение Эмили настолько, что она разрешит ему доказать свои чувства на деле.

Он не выдержит больше ни секунды, желание обладать ею — уже не жалкие вспышки огня на тлеющих углях, а яркий пожар, воспламенивший его плоть и кровь.

Тони достиг зрелости, и давнишнее убеждение окрепло: эта роковая страсть неистребима. По натуре он однолюб, и суррогат ему не нужен. Он мужчина, и не собирался давать монашеских обетов, однако с тех пор, как в его сердце вселилась Эмили, все отношения с женщинами завязывались не по его инициативе и очень скоро сходили на нет. Он уступал лишь затем, чтобы не зачахнуть окончательно в одиночестве и не нанести даме смертельного оскорбления отказом.

При слабом свете сумерек Тони всмотрелся: каштановая прядь-завитушка выбилась из прически, упала Эмили на лоб.

Родная моя девочка, я сделал тебе больно, я, а не Гарри. Мое неумолимое осуждение отпечаталось в твоем сознании, медленно, но верно подтачивало твое неженское мужество.

Ее голова покоилась у Тони на груди, и в ушах Эмили гулко отдавалось его сердцебиение, вторя ритму ее сердца. Она вдыхала чистый, теплый, очень мужской запах, так быстро ставший знакомым.

Тони сказал, что она ошибалась на его счет, он ни в чем ее не упрекает, и уж тем более не презирает, и Эмили по его глазам видела, что это правда.

Сметено первое препятствие, и начинают сходиться края пропасти, которая пролегла между ней и Тони, остается лишь говорить, говорить все без утайки. Только об одном она умолчала — о нерожденном ребенке.

Сейчас она свободна, вместе со слезами выплаканы горькие, въедливые воспоминания, и появилась такая легкость, будто паришь над землей.

Эмили сидела, поджав ноги, не шевелясь, пустив чувства на самотек. А чувства сплавились воедино, обратились в инстинкт самосохранения, повелевавший ей не разлучаться с Тони.

15
{"b":"225511","o":1}