Таким и застал его Феликс, спустившийся, чтобы привести Гальянова наверх. Увидев вошедшего, Семен Дмитриевич сжался и, насколько позволяли оковы, отодвинулся в глубь салона — Феликс молча смотрел на перекошенное страхом лицо пленника. Он готовил резкие слова, чтобы сразу дать понять мерзавцу, куда он попал и что его ожидает. Но они не понадобились. Все было ясно без слов. Взгляды их встретились. Смертельно испуганный с одной стороны и презрительно безжалостный с другой. Феликс снял наручники и коротко бросил:

— Пошли.

Гальянов, до конца осознавший гибельность своего положения, превозмогая страх и боль, вылез из автомобиля.

— Следуй за мной, — повторил Феликс команду и, не оборачиваясь, начал подниматься по лестнице. Их встретил Виктор. Он подошел вплотную к Семену Дмитриевичу.

— Так вот ты какой, босс наркомафии…

— Я могу задавать вопросы? — вдруг спросил Гальянов.

— Вопросы? Вообще-то это не в наших правилах. Обычно вопросы задаем мы. Но настоящий случай, я думаю, особый, так что спрашивай.

— Вы — «Призраки»?

— А разве призраки существуют?

— Да, конечно, я не так выразился. Я имел в виду…

— Ты правильно имел в. виду. Что еще? — перебил Виктор.

— Что с моим помощником? Он тоже здесь?

— Нет. Земин умер. Дальше?

— Умер? Но как? Вы убили его?

Ответом на последний вопрос послужило молчание.

— Хотя что за глупость я спрашиваю. Меня вы тоже убьете?

— А сам ты как думаешь?

— Действительно, я задаю глупые вопросы, — нервно вздохнул Гальянов.

— Это точно. Ну что? Думаю, вопросов к нам у тебя больше нет? А то давай спрашивай. Потом спрашивать будем мы.

— Нет, больше вопросов нет.

— Тогда садись в кресло. Феликс, закрепи его.

Напарник быстро привязал руки Семена Дмитриевича к подлокотникам кресла.

— Перед нами — Гальянов Семен Дмитриевич, — начал обвинительную речь Виктор. — Государственный чиновник. Человек, призванный решать вопросы, защищать интересы своих сограждан. Вот кто нами управляет, Феликс. Одновременно эта мразь занимается и побочным бизнесом. Очень и очень выгодным делом. Наркотиками. Ты не знаешь, Феликс, почему он это делает? Нет? Тогда я скажу. А все, друг мой, из-за денег — больших денег. Естественно, он будет «ездить нам по ушам» — дескать, его втянули, заставили, а у него не было выбора. Но разве нам это интересно, Феликс? Лично мне нет. А знаешь, для чего ему нужно так много денег? Чтобы прожить? Нет. Для того чтобы просто прожить, столько денег не требуется. Тогда для чего? А для того, чтобы власть иметь, подниматься вверх, самоутверждаться на костях простых смертных, невзирая на их беды, боль, смерть. Вот для чего ему нужно так много денег. И еще чтобы кормить себе подобных, рангом повыше. Я не прав, Семен Дмитриевич?

— Я не знаю, что ответить. Любой мой ответ вы интерпретируете против меня.

— Смотри, как замысловато, но умно. Образованный у нас клиент, не то что «отморозки», которые проходили раньше. А не знаешь ты, любезный, почему именно тебя и именно в этом городе мы взяли? Ведь таких, как ты, — до хрена и больше, к сожалению, развелось в нашей стране, вернее, на ее руинах.

— Да. Я на самом деле не понимаю, почему стал объектом охоты с вашей стороны.

— Врешь. Все ты знаешь. Вы же нас в своей стае просчитали, и просчитали давно.

Гальянов сглотнул.

— Мне известно, что один из вас — Воронов, он же бывший сотрудник секретной спецслужбы. И… что у вас сравнительно недавно погибла семья. Я сожале…

— И ты, козел, знаешь от чего погибла моя семья? — перебил Виктор.

— Знаю.

— Знаешь, — Виктор замолчал. Отошел к окну, достал выцветшую фотографию семьи. Улыбающиеся, счастливые Анюта и Татьяна. Боль сжала грудь. Виктор повернулся и подошел к Гальянову.

— Смотри! — он показал фотографию.

Лицо Гальянова изменилось, нервный тик пробежал по его щеке.

— Вы, вы были у меня дома?!

— С чего ты это взял?

— Эта фотография. Зачем она вам?

Виктор непонимающе посмотрел на друга, Феликс пожал плечами.

— И ты еще спрашиваешь: зачем мне эта фотография? — повысил голос Виктор. — Это моя семья, которую ты, гад, вместе со своей швалью уничтожил. Понял ты, ублюдок?

— Господи! Татьяна, Анюта! Господи!

— Эй, что ты там причитаешь?

Но Гальянов не обращал внимания на вопросы Виктора. Лицо его перекосила гримаса боли. Сейчас он узнал то, что никогда не пожелал бы узнать. Его дочь, его кровинушку, постигла страшная участь. И эту участь ей приготовил он сам.

— Виктор, ты что-нибудь понимаешь? Его словно столбняк хватил при виде фотографии?

— Кажется, понимаю, Феликс.

Виктор поднял за подбородок опущенную голову Гальянова.

— Так, значит, ты родной отец Анюты? Первый муж Тани?

— Да, — еле проговорил Семен Дмитриевич.

Феликс, стоявший рядом, удивленно присвистнул:

— Вот так дела!

Виктор отпустил подбородок, и голова Гальянова вновь низко опустилась, из его глаз текли слезы.

— Боже мой, боже мой! — повторял он.

Виктор закурил. Открывшаяся новость поразила его. Он ожидал чего угодно, только не этого. Конечно, он знал, что первый муж его Танюши — какая-то «шишка», живет в Городе, что ради карьеры бросил их, но представить в такой роли Гальянова он никак не мог. А видно — любил этот ублюдок свою первую семью. По слезам искренним видно. — Ну что ж, тем хуже для него. Мучительней будет то, что приготовил ему Виктор.

— А ну смотри в глаза! — приказал он.

— Что вы от меня хотите? Да, я занимал руководящую ступень в наркоторговле. Я получал за это деньги. Все? Кончайте этот спектакль. Делайте свое дело. Так будет лучше и для вас и для меня.

— Кончать с тобой? Легкой и быстрой смерти захотел? Ну уж нет, любезный. Другой тебе вынесен приговор, мразь, другой. Ты обречен на жизнь.

Феликс с нескрываемым удивлением смотрел на Виктора — что еще за кренделя?

— На жизнь, — продолжал Виктор, — которая покажется тебе адом. На ту жизнь, на которую ты обрекал свои жертвы. Ты пройдешь весь путь наркомана — от начала до конца. Переживешь все то, что пережила твоя дочь. Ты будешь жить и просить смерти как избавления. Вот твоя участь.

— Что вы хотите сделать?

— Ты еще не понял? Намерен превратить тебя из здорового человека в наркошника. С дикой ломкой, глюками, со всем, на что ты обрекал детей.

— Вы можете меня убить, зачем издеваться? То, что вы сообщили мне о смерти Татьяны и Анюты, — самое страшное для меня наказание, и я сам, понимаете, сам, не хочу больше жить.

— Не смей, подонок, произносить эти имена, не смей! Феликс, там у меня в лохмотьях — шприцы, принеси один.

Феликс посмотрел на Виктора, выслушал просьбу, но не спешил ее исполнять — такого поворота событий он не ожидал.

— Феликс, поторопись. Наш клиент изнывает от нетерпения получить неописуемое удовольствие. Или мне взять самому?

Феликс нашел три заправленных шприца. Взял один и передал Виктору.

— Как у нас с венами, господин Гальянов, жгут не понадобится?

— Не делайте этого, не смейте.

Но Виктор уже задрал рукав рубашки и, как ни пытался извернуться Гальянов, ввел в нить вены иглу с героином. Затем отбросил шприц в угол. С иглы медленно стекала на пол капля алой крови.

— Ну вот. Теперь балдей.

Он развернул кресло, пододвинул его в угол и поставил так, чтобы лица Гальянова не было видно.

— Витя, что за дела? Почему я не знал о твоих намерениях?

— Тебе это надо, Феликс? Извини, друг, но Гальянов — моя добыча, как сказано у Киплинга.

— Ты его отпустишь?

— Я? Да. Только вот он? Сможет ли он уйти? Это вопрос.

Три дня продолжалась своеобразная экзекуция. Как только Гальянов приходил в себя, ему тут же вводилась новая доза, и он вновь погружался в мир наркотических иллюзий.

Удовольствия от такой массированной наркотической интервенции Гальянов не получал. Наркотик не приносил наслаждения, а минуя эту заманивающую, привлекательную для начинающих фазу, интенсивно разрушал организм, в первую очередь нервную систему, активно и губительно воздействуя на головной мозг, меняя его структуру. Другими словами, путь обычного среднестатистического наркомана Семен Дмитриевич преодолевал в сжатые сроки, неминуемо превращаясь в жалкое, больное существо.